Скифы - Никитин Юрий Александрович - Страница 68

Да и будут неприятности с работой: если там станет известно, то шеф может потребовать, чтобы он каждый день являлся на службу от и до. Словно это уберегло бы!

В больницу за ним заехал Замполит. С ним явились Ласьков и Бабай-ага, все трое помогли одеться, Крылов не хотел появляться дома в халате. Он чувствовал, что в состоянии идти сам, но друзья почти что отнесли на руках, усадили на заднее сиденье, даже укрыли, как паралитику, ноги старым пледом, больше похожим на вытертую половую тряпку из погребального кургана скифов.

– От моего Рекса остался, – объяснил Замполит скорбно. – Он так его любил… Когда стал старым, помню, даже ходил под себя только на этом пледе…

Крылов не дрогнул лицом, он не кошатник, у него самого совсем недавно умер пес от старости, проглотил таблетку анальгина, но плед брезгливо отодвинул.

– Поехали. Мог бы и вчера!

– Вчера было нельзя, – ответил Замполит.

Машина с преувеличенной осторожностью развернулась.

– Можно, – возразил Крылов. – Никаких процедур больше не было. Только температуру три раза в день измеряли, но это я и дома умею…

– Да при чем ты, – удивился Замполит. – Я брызговики вчера менял.

Дверь по звонку открыла Лилия. А дед, явно услышав звонок в прихожей, тоже поднялся, вышел. Когда Крылова перенесли через порог, дед прошаркал навстречу, молча обнял.

– Дед, – сказал Крылов, скрывая неловкость. – Вот теперь можешь мной гордиться. Морда побита, ребра сломаны!.. Даже очки, сволочи, разбили.

Дед осторожно похлопал по спине.

– Ты крепок, – ободрил он. – Моя кость! Иди ложись, теперь я за тобой поухаживаю…

Замполит рассмеялся, Лилия властно увела деда в его комнату и едва не приковала к постели наручниками. Минут пять звонила, переносила свои дела, сбегала вниз, через десять минут привела, к великому изумлению Крылова… Яну!

– Вот, – сказала она, запыхавшись, – добрая самаритянка, она посмотрит за вами двумя. Что глаза таращишь? Мир тесен, кое-что о тебе слышали. Черт, почему у вас так часто лифт не работает? Хотя бы не десятый этаж… Все, я пошла, у меня машина припаркована под «кирпичом».

Яна с улыбкой поглядела ей вслед:

– Как будто она хоть раз в жизни платила штрафы! Любому гаишнику только улыбнется, тот сам готов отдать ей и жезл, и кобуру, и патрульную машину… Костя, мне Лиля наговорила столько всяких страстей, а ты выглядишь просто молодцом!

Из комнаты послышалось шарканье. Снова появился дед. Мохнатые брови сдвинулись, несколько мгновений придирчиво изучал гостью. Яна стояла скромненькая и пышущая здоровьем, как доярка, прожившая на свежем воздухе и парном молоке. На ней была маечка до самого горла, прежняя микроюбочка, но выглядела Яна скорее как здоровая спортсменка, не стесняющаяся своего здорового сильного тела, чем развратная… э-э… бикса.

– Моя порода, – ответил дед с суровой гордостью. – Другой бы вовсе коньки откинул. А Костя на второй день уже дома. Или на третий? Проходи… как тебя зовут, говоришь?.. Да ладно, все равно забуду…

Костя взял Яну и увел на кухню. Дед потащился обратно в свою комнату.

Яна сказала шепотом:

– А он у тебя еще ничего!.. Здоровый дед.

– Сдает быстро, – ответил Крылов нехотя. – Еще год назад он пробежки делал. Хоть трусцой, но все-таки… А теперь едва по квартире ходит. Полгода тому еще в булочную ходил, но однажды мне пришлось его даже разыскивать. Нет, не заблудился, но дважды отдыхал по дороге, устал так, что в самом деле мог забыть, куда идет. Я вспомнил, что лифт здесь ломается часто, а если дед пойдет пешком, то умрет на ступеньках второго этажа…

Она покосилась на закрытую дверь:

– Он хороший. Мне хочется ему понравиться! Как думаешь, он еще может?.. У многих мужчин климакс не наступает вовсе, а просто все постепенно затухает до самой смерти. Я могла бы попробовать, ему может понравиться…

Крылов подумал, покачал головой:

– Не знаю, он после смерти бабушки на других женщин даже не смотрел.

– Рискнуть?

– Не надо, – сказал Крылов. – Он из другого века. Тогда были другие моральные нормы, а современные он не принял. Для него и то, что ты со мной и Алексеем, – уже аморалка.

Яна быстро и умело навела порядок на кухне. Крылову показалось, что она всего лишь по-своему переставила посуду: за время его лежки в больнице здесь готовила обеды и кормила деда Лилия, но все равно сладко и счастливо, что она возится на кухне, напевает, чистая и солнечная, пытается кормить чуть ли не из ложечки.

Яна исчезла, деловито приведя его гормональный тонус в норму. Крылов убедился, что остался жив после такого взрыва, выполз на кухню. Дед сидел в своем любимом кресле с листками бумаги в руках. На внука покосился, но смолчал, хотя явно слышал все, что происходило в соседней комнате.

Крылов сказал, скрывая неловкость:

– Дед, ты опять читаешь этот… манифест?

Дед поднял глаза, веки красные, воспаленные, в уголке слеза. Аккуратно убрал суставом указательного пальца, лист бумаги вздрагивает в такт ударов сердца. Крылов задержал дыхание. Взгляд деда, обычно как будто слегка виноватый, сейчас тверд, даже слегка насмешлив. Дряблые складки у рта не то чтобы разгладились, а словно бы окаменели, стали жестче.

– Читаю, – подтвердил дед. – Молодцы. Хорошо сказали. Сама по себе жизнь в самом деле ничего не значит! Цена зависит от употребления. И еще вот это: молодые могут умереть, старые – должны.

Крылов воскликнул в ужасе:

– Дед!.. Это пока что теория. Глупая, неверная, мальчишечья!.. Ты же сам понимаешь, что такое могло быть только в самых примитивных обществах. Еще до перехода к рабовладельческому строю… Черт, что я несу! Дед, это все игра, понимаешь? Наша игра, эрпэгэшная игра. Мы придумали себе мир, разобрали роли, теперь в нем разыгрываем такой вот спектакль…

Разволновался так, что заныло в груди, а в области ребер больно кольнуло, словно сломанные концы выскользнули из тугой повязки. Дед рассматривал его с любовью и ласковой насмешкой. Поднял руку, Крылов нагнулся, кончики слабых пальцев легонько коснулись его все еще распухшего и в черных кровоподтеках лица.