Откровение - Никитин Юрий Александрович - Страница 77

Томас застонал, у него тоже это тягостное ощущение, что ничего не получится, не удастся, но помалкивал, не говорил сэру калике.

Над головой снова пронеслось нечто сверкающее.

– Это кто?

– Разные, – огрызнулся Олег. – Шагай быстрее! Можем не успеть.

Томас ощутил, как затрясло, даже тяжелые доспехи зазвенели гаденько и пискляво.

– Опаздываем?

– Еще не знаю. Вдруг эти помешают?

Томас проследил взглядом хвостатые звезды, что сыпались уже, как спелые груши в августе. Земля вздрагивала, часто вздымались светящиеся облачка, грохот не умолкал.

– Не прибьют? – спросил Томас, стараясь, чтобы голос звучал беспечно.

– Не знаю, – огрызнулся Олег. – Может, кто сослепу и влупит со всей дури. Тогда все, отыскались… Но как бы вообще не было поздно.

Томас вспомнил бледное лицо с высоко вздернутыми бровями, печальные глаза, длинные волосы. Теперь облик падавшего в огненном шаре показался смутно знакомым. Даже его хилая бородка, синяя хламида, скорченные босые ступни…

– Кто они?

– Разные, – повторил Олег. – Пророки, риши, бодисатвы… Словом, спасатели. Кто раз в год, кто чаще отправляются в ад, бродят, выспрашивают, кого-то освобождают, берут либо с собой, либо переводят в места, где терзают меньше. Кого-то вовсе в чистилище.

Томас сказал чуть веселее:

– Вот видишь! Есть на свете справедливость. Наказания пересматриваются.

Калика раздраженно отмахнулся:

– Отдельные случаи! Надо систему менять.

Прошли плато, Томас оглянулся. Отсюда видно было, как темное страшное небо расцвечивают огненные капли. Их было так много, что казалось, будто идет огненный дождь. В оранжевых сполохах мрачно выступали скалы, мертвые камни, но от ударов с неба лопались, обращались в пыль.

Томас покачал головой:

– Пусть даже отдельные. Но когда их так много, то… это уже, можно сказать, целый полк. А что среди них есть и узкоглазые риши, чернокожие каки, желтомордые сарты – так это ж просто люди бьются плечо к плечу с нелюдством! Не дожидаясь, пока явится кто-то шибко умный и заменит всю систему, как ты говоришь!

Олег морщился, в словах рыцаря своя правда, но, с другой стороны, эти спасатели замедляют приход нового учения. Так бы сразу стало видно все дыры, глупость, нелепость, несовременность порядков потустороннего мира.

Воздух стал намного суше, теплее, в душе шевельнулось недоброе предчувствие. Как бы впереди не оказалось то самое огненное озеро…

Томас тоже ощутил нарастающую сухость, запах серы. Ветер стал горячим, как самум пустыни. Всюду торчали голые камни с округленными краями, будто уже сотни лет ветер дует только в одну сторону.

Олег шел, слегка наклонившись вперед, одолевая встречный напор. Томас тоже чувствовал, что продавливается сквозь горячую стену воздуха, но в железе шагать легче… или тяжелее?.. Олег не успевал взмокнуть от жара, как ветер высушивал кожу, а тут под доспехами вязаную рубашку хоть выжимай.

Глаза щипало, сквозь мутную пелену видел, как Олег взобрался на гребень, упал среди камней. На подгибающихся ногах Томас доковылял, рухнул рядом. Горячий воздух бросался в лицо не только спереди, но и как бы снизу…

Голова его почти свисала над краем пропасти. Другой край угадывался в дрожащем от жары воздухе не ближе чем за милю. Это было похоже на гигантский котел, вырубленный в горах. Далеко внизу кипела и клокотала багровая лава. Коричневая корка лопалась, выстреливали оранжевые струи огня, заливали лаву, быстро желтея, превращаясь в пурпур, остывая до багрового, но оранжевые языки раскаленного металла выплескивались повсюду. Темные комочки шлака плавали редкими островками. Вся поверхность бурлила, кипела, взрывалась фонтанчиками раскаленного почти добела тяжелого огня.

– Что это? – спросил Олег.

Томас подумал, порылся в памяти, рассказах прелата, забавных случаях, что рассказывали воины на привалах, ответил уверенно:

– Геенна.

– Это здесь… ваши души греются?

Томас ответил с достоинством:

– Только нагрешившие.

– Ну-ну… Только что-то пусто. Здесь же должно быть все крестоносное войско, вся Британия, да и весь христианский мир…

Томас прервал:

– Что-то ты недопонимаешь в нашем мире, сэр язычник! Не может же душа разорваться сразу в сто мест? Ежели кто-то больше лжесвидетельствовал, чем воровал, то он сейчас в другом месте лижет раскаленную сковороду, а ежели подкалывал праведного христианина нечестивыми шуточками, то возле дворца самого Сатаны корчится на колу…

Олег буркнул:

– Все понятно, можешь не продолжать. Все равно не пойму, почему здесь ни одного?

Томас улыбнулся с чувством полнейшего превосходства над язычником, который всю дорогу тыкал его носом в то, что считал очевидным, а здесь не понимает простейших вещей, известных ребенку.

– Вчера был страстной четверг!

Он вытер пот, чтобы лучше видеть непонимающее лицо всезнающего отшельника. Тот сердито подвигал бровями.

– Да плевать на ваши календари. Ну и что?

– Как что? – сказал Томас с расстановкой. – Ты еще не понимаешь?

– Нет, – ответил Олег раздраженно.

Томас сказал сожалеюще:

– Что дикость с людьми делает… Так с виду вполне человек, хоть зарос и на ушах висит. А такого не знает! Да, пора тебя крестить, сэр калика. Конечно, епитимию сперва за грехи накладут, но ты не тревожься особенно, я похлопочу, чтобы полегче. Так, лет сто в каменоломне камни тесать на храм Божий, зубочисткой лес валить или поклоны бить Николаю Угоднику… А потом будешь знать все, как и то, что от страстного четверга по самую Троицу все грешники в аду освобождаются от мук.

Олег, который в продолжение торжествующей речи рыцаря едва сдерживался, чтобы не дать ему по шее, чтобы рухнул в геенну, и тем самым проверить, в самом ли деле не сгорит от четверга до Троицы, сейчас спросил с непониманием:

– Почему?

– Не знаешь? Эх ты, а еще в пещерах сидел! Наша премилосердная Пречистая Дева упросила Господа, чтобы хоть на это время грешники освобождались от мук.

В зеленых глазах калики все еще стояло недоумение.

– А зачем?

Томас подумал, двинул железными плечами:

– Чтобы отвыкли. А то притерпятся! Человек ко всему привыкает. А после Троицы опять в огонь, тогда-то и начнутся вопли…