Откровение - Никитин Юрий Александрович - Страница 67

Он говорил беспечно, но в голосе угадывалось страшное напряжение. Олег отвел взор. Рыцарь чувствует, что он недоговаривает что-то важное. Но пусть пока не догадывается, насколько важное. И насколько важно то странное превращение, которое успели прервать!

Они прошли всего несколько шагов, когда Томас внезапно метнулся в темноту. Олег услышал жалобный крик. Вскоре рыцарь вытащил низенького человека, вовсю пинал ногами, свободной рукой бил по затылку. Когда подтащил ближе, Олег разглядел, что человек странноват: слишком темен, из курчавых волос торчат короткие рога, а те побелели от старости. Под истрепанным лапсердаком на спине вздувается уродливый горб.

– Мерзавец! – орал Томас. – Наконец-то я тебя поймал.

– Ясновельможный рыцарь…

– Я ж говорил, и в аду отыщу?

Олег услышал жалобный крик:

– Да-да, конечно… Только вы говорили про себя, потом, ой-ой!.. конечно, я обязан был слышать!

– Да я шкуру спущу! Чучело набью… Раздеру… Нет, лучше в геенну зашвырну, а то без грешников и не геенна вовсе…

Олег наблюдал с любопытством. Гордый рыцарь нечасто бывал в такой ярости. Разве что когда обгорелый утащил Ярославу. Не иначе как что-то столько же важное.

– Сэр калика, я изловил мерзавца, который подлым обманом, хоть и без колдовства, признаю, выиграл коня. После чего я как распоследний простолюдин тащился, как и ты, пешком.

Он разжал пальцы. Горбун рухнул Олегу в ноги:

– Смилуйтесь, господин! Замолвите слово перед грозным рыцарем. Это же дракон, а не рыцарь! Я сам искал вас.

– Ах, искал! – проревел Томас. Он дал пинка в бок. – Что, еще и на мой меч глаз положил?

– Зачем бедному иудею меч?

– Ах, так ты и без меча обдерешь, как русский медведь липку?

Горбун ухватил Олега за ноги:

– Замолви слово, у него ж ноги железные, как и лоб!

Олег кивнул Томасу, тот видел напряжение и тревогу в зеленых глазах. Да и сам, несмотря на ярость, ощутил недобрый холодок. Почему горбун бросается искать защиты от могучего рыцаря к простолюдину, да еще такому неприметному: в старой звериной шкуре, нечесаному, неухоженному? Знает о них больше, чем они показывают?

– Погоди, – остановил Томас Олега. – Пусть сперва признается. Ты все-таки черт?

Горбун умоляюще посмотрел на Олега, но, видя, что защиты пока нет, искательно и с некоторым укором поднял взор на грозного рыцаря.

– Ай-яй-яй, ясновельможный рыцарь, а рассуждает как простой йемен. Это для простого люда мир прост, как их коровник, а рыцари… тем более короли знают о разных тайных службах, о другой жизни вроде бы привычных явлений…

Томас гаркнул, бешено раздувая ноздри:

– Ты мне голову не морочь! Я не строю из себя умника, того бы ты уже обвел вокруг пальца, а сейчас вот мой меч – твоя голова с плеч. Посмотрим, у черта вырастет ли другая?

Он зловеще выпростал меч, широко замахнулся. Горбун в диком страхе обхватил колени Олега:

– Неужто рыцарь ударит в спину?

Олег предостерегающе протянул руку:

– Томас, погоди. А то ненароком и мне обрубишь… хоть я и отшельник, но все же. Что-то мне его гнусная рожа кого-то напоминает. Ты случайно не сын Исхамона?

Горбун вскрикнул, растирая по лицу крупные, как капли нефти, слезы:

– Сын. Но почему случайно?

– Такая рожа могла получиться только случайно. Говори, кто послал? Зачем? Что велел? Сбрешешь – умрешь не от меча. Я не рыцарь. Ты у меня издохнешь так, что ваш Сатана примчится перенимать опыт.

Горбун пролепетал:

– Да-да, наслышан. Я могу отличить рыцаря от… не рыцаря.

Томас насторожился, видел, как Олег метнул в его сторону огненный взор.

– Наслышан? От кого?

– Ну, о великих героях, как и о великих злодеях, все почесать язык любят. Я уж не упомню, кто и что говорил, но говорили… Не то у тебя шубу украли, не то ты украл… А шел я, чтобы повиниться перед рыцарем. Все равно конь мне не достался.

Томас онемел от такой наглой лжи. Его могучий кулак взлетел над головой черта, тот втянул ее в плечи, а калика сказал быстро:

– Говори, что слышал о женщине из мира живых?

– Какой… женщине?

Олег сказал раздраженно:

– Не прикидывайся. Не каждый день, даже не каждый век из мира живых уволакивают человека. Кто?

Томас ухватил черта за черную шею, сдавил. У того глаза полезли на лоб, посинел, пасть открылась, высунулся лиловый язык. Оба едва расслышали слабый сип:

– Ры… царь… Гудвин…

Томас чуть разжал пальцы, черт уже закатывает глаза, а Олег сказал нетерпеливо:

– Это своей чертовой бабушке скажи. Гудвин – тля, мальчик на побегушках, как и все рыцарство. Кто послал Гудвина?

Томас, дернувшийся при оскорблении рыцарства в лице Гудвина, снова сдавил шею черта, а другой рукой прищемил ему нос.

– Говори.

Черт просипел, из лиловых глаз выкатились две крупные слезы.

– Меня прибьют…

– Разве ты смертен? – удивился Олег.

– Или сошлют, – прошептал черт.

– А что может быть дальше ада?

– Это… цветущий сад… в сравнении… что ждет вас…

Томас поежился, но голос держал рыкающим, нагоняя на иудея ужас:

– И туда придем… за правом первой ночи! А ты, если не скажешь сейчас…

Черт дрожал, из глаз ручьем катились крупные слезы, с шипением шлепались на землю, исчезали, оставляя выжженные круги. Калика, гадко ухмыляясь, взял его за хвост и начал наматывать на кулак. Черт побледнел, скосил умоляющий взор на рыцаря, но тот уже побывал в Сарацинии, насмотрелся, лицом не дрогнул, слыша, как скрипит кожа, а потом уже и трещит. Черт взвизгнул:

– Ее… увели… к Вельзевулу!

– Врешь! Вельзевул о ней и не слышал. Кто еще мог приказать такое?

– Не знаю… не смею… Тогда только сам…

Олег внезапно ухватил горбуна за ворот, рванул. Томас едва удержал добычу, ветхая ткань затрещала, он заранее задержал дыхание и сморщил нос, но на месте отвратительного горба зашевелилось грязное тряпье, лохмотья перепрелых кож выпростались, и Томас от изумления едва не выпустил пленника.

Горб расползся в стороны старыми кожаными крыльями, похожими на крылья огромной летучей мыши, потертыми, с трещинками на суставах. Остатки шерсти сохранились только на внутренней стороне, а сухожилия от старости выцвели, сухие, словно выбеленные ветрами кости.