Откровение - Никитин Юрий Александрович - Страница 58

Камень был горячий, как накаленный сарацинский песок. Почему-то пахло горелой кровью. Томас с отвращением отодвинулся от блестящей, словно отполированной стены. Она вздымалась на высоту столетней сосны, за верхушку цеплялись тучи, алые потеки крови ползли вниз, быстро сворачивались в темно-коричневые шарики.

– Только бы пройти, – прошептал он. – Кто мог помыслить… Здесь не ступала нога человека! Живого человека…

Он с проклятием отодвинулся еще дальше. Оказалось, раздавил с полсотни червей, что питались, несмотря на жар, спекшимися сгустками крови. Скала была в мелких трещинках, так показалось вначале, но на всякий случай спросил:

– Это не магические ли знаки?

Калика сумрачно смотрел вдаль. Томас потряс за плечо, калика вздрогнул, оглянулся на рыцаря, потом на скалу. Зеленые глаза прищурились:

– Какие знаки? Ах да, у вас там даже короли неграмотные, как и медведи, с которыми короли живут.

– Короли с медведями не живут, – ответил Томас, задетый. – У нас королевы, куда там твоим медведицам! А чего ж знаки такие разные?

Калика хмыкнул:

– Не все твою латынь знали.

– Демоны, значит, – сказал Томас убежденно.

– Почему демоны?

– Латынь – язык священный, – объяснил Томас покровительственно. – А демоны боятся латыни. Как услышат церковное пение, так на стены от злости кидаются!

Это и понятно, подумал Олег, любой здоровый на стену кинется. Он вспомнил отвратительное пение бесполых холопов нового бога, с отвращением передернул плечами:

– Сомневаюсь, чтобы твой Христос знал латынь. Может быть, он вовсе был неграмотный, хоть и иудей. Богу, как и королям Европы, зачем грамота?.. Погоди, эта вот зарубка… гм… знакомая. И эта… А здесь значок клинописью. Что значит: «Здесь побывал Гильгамеш», это вот Энкиду отколол, здесь след от дубины Геракла, Тезей оставил свой знак рода… Ух ты, что делал здесь Громобой?.. Какой скромный значок у Заратуштры! Не то что его царственный покровитель Виштаспа: на треть скалы размахнулся. Такой бы ему размах в битвах да делах царcтва… Это ж сколько пота пролил, пока вырубил «Здесь был Вашя», гранит – порода крепкая. Так, это хитроумный Одиссей… Ага, вот и ваш прародитель латыни, только тогда еще не знал, что женится на дочке Латина, а его народ победителей примет язык и название побежденного племени… Ну как же, отдыхал, вон как ты…

Томас поспешно подтянул ноги и принял более достойную позу. Калика с интересом рассматривал скалу, где наряду со значками попадались рисунки, часто непристойные с точки зрения христианина и крайне сдержанные на взгляд вишнуиста, были криптограммы, над которыми морщил лоб и усиленно двигал бровями, попадались тамги, обрядовые символы, из которых Олег кое-что узнал и новенькое, а Томасу сказал с усмешкой:

– Иштар тут вовсе прошла без отдыха, только знак свой оставила. А на латыни здесь только один оставил имя… Да ты его видел, он нам еще сюда дорогу показывал! Тот, что правую руку от левой отличить не умеет. Видать, сильный поэт. Они такие: чем гениальнее, тем…

– Это худой такой?

– Он самый. Гм, только одна женщина побывала здесь ради сына… Мать Лемминкейнена. Но знака не оставила. Сил не было, да и спешила. А это Ван Лунь… Гм, сколько героев, а только один Мулянь отправился в преисподнюю, чтобы спасти свою мать. За собаками даже шли, а за матерью – один… Мало мы ценим родителей.

Томас поморщился, калика часто бывает занудным и нравоучительным, видно, так на людей пещерство действует, а в странные значки всмотрелся с недоверием.

– Ты и это понимаешь? Тут черт ногу сломит!

– Ничего подобного, – сказал Олег с обидой. – Это совсем понятные иероглифы. И красота в них есть, если присмотреться внимательно. Да не так, как ты смотришь бараньим взором, а вроде бы как внутренним взором под углом на плоскости в две шеренги. Не такой уж я был пьяный, когда помогал мудрому… черт, забыл имя… придумывать эти значки! Разве что дурман-травки малость пожевал, но только чтобы горечь настойки мухомора заглушить, ибо утром целое ведро сомы выхлестал, больно в груди горело после… гм… Хочешь, вот тут рядом, только чуть-чуть ниже, тебя высеку? Да не дергайся, я говорю про имя. Мол, здесь был сэр Томас.

Томас поерзал, лицо от удовольствия порозовело. Калика взял обломок острого камня, но рыцарь неожиданно опомнился:

– А может, не надо?

– Стесняешься?

– Да нет, сэр калика. Лестно, конечно, увековечить свое имя на скале, где Геракл отметился, но все-таки как-то… Геракл сюда за собакой явился, а я все-таки за любимой женщиной! Как-то неловко.

Калика задумался:

– Гм… В чем-то ты прав. Верней собаки нет на земле человека. Но, по правде, сюда не только за собаками перли. Вон Орфей, как и ты, всего лишь за женщиной… Да только ли Орфей! За века здесь прямо как цыгане топтались. Проходной двор.

Томас со вздохом поднялся, повел усталыми плечами. Железо заскрипело. Окинул на прощанье коротким взором скалу, начал отворачиваться, но вдруг спохватился:

– А то что за значок?

– Где?

– Во-о-он!.. Да не туда глядишь!.. Левее! Еще левее!

Калика поднялся, он выглядел смущенным. Сразу начал собирать мешок, промямлил:

– Знакомое нечто, но сразу так не скажу, надо припоминать.

Томас смотрел то на скалу, то на друга, вдруг ухватил его за обереги на шее:

– А это что? Ты говорил, что это твой знак!

– Говорил? – удивился калика.

– Клянусь!

– Гм, это когда же?..

– А в монастыре, где ты взял золотую ветвь. Кстати, ты даже не показал своему русу. Там я видел твой знак, монахи указывали. Олег, ты зубы не заговаривай. Говорил! Я еще подумывал, что неплохо бы так же научиться предвещать свою дорогу. А потом раздумал. Не рыцарское это дело.

Калика поспешно поднял мешок, вдел руки в лямки. Лицо было смущенное, словно рыцарь указал на расстегнутые портки.

– Пойдем. Неча в глаза тыкать детскими шалостями. Ну, пусть не детскими, но сила приходит много раньше мудрости. Или мудрость весьма отстает от мощи рук. По тебе видно. Мало ли что отметился! Всего-то разок.

– Два, – уличил Томас. Присмотрелся, заорал радостно: – Три!

Калика раздраженно отмахнулся, но как-то излишне поспешно, направился в сторону стены тумана. Не объяснишь, что кто-то взрослеет быстро, а кто-то еще долго живет в детских мечтаниях, взрослеет медленно, даже с седой бородой уже, умен и степенен, а детскость проглянет то в одном, то в другом… Но шел чересчур быстро, словно не хотел, чтобы рыцарь увидел скалу и с той стороны.