Оппант принимает бой - Никитин Юрий Александрович - Страница 21

Итторк торжественно посмотрел на него:

– Ты – терм более высокого стаза, чем ноостер. Однако ноостер – терм с самым развитым мозгом. У тебя же мозг обычного ноостера. Так чем же ты выше? Что может быть выше разума, выше интеллекта?

– Я не знаю, – медленно ответил Оппант. – Это очень сложно… Сложнее, чем интеллектуальные игры, где ответ может быть только один. Но мне кажется, что разум не самое высокое для терма. Это необходимое, но не самое высокое. Должно быть нечто выше.

– Что? – закричал Итторк, от него пошел запах раздражения. – Что может быть выше интеллекта?

Оппант услышал сзади зловещий лязг. Оглянулся в испуге, страшные жвалы панцирника двигались возле самого уязвимого места, где головогрудь переходит в членистое тело. Другой стоял на прежнем месте, но волосы на хитиновом панцире топорщились, показывая высокую степень ярости.

Итторк поморщился, панцирник по его жесту послушно отошел к стене. Итторк повторил с нажимом:

– Что может быть выше интеллекта?

В Племени можно скрыть разве что какую мелочь. Смолчишь в жесте, утаишь звук, но запах сочится изо всех пор. Сложные мысли им не передашь, к счастью, но сыт ты или голоден, доволен или раздражен – любой ощутит за пять сяжек панцирника.

Если бы не лихорадочное возбуждение, что царило в Племени, Оппанта призвали бы к ответу на следующий день после разговора о Малом Совете. Они встретились всего один раз, а еще через два дня к Оппанту подбежал термик-скороход, зашевелил сяжками. За ним неотступно следовали двое массивных панцирников. Оппанту все казались одинаковыми, но этих узнал – личная стража Итторка!

– Великий Итторк вызывает, – сообщил скороход торопливо.

– Я приду, – пообещал Оппант.

– Он зовет сейчас, – сказал термик еще тише. Он пошевелил сяжками, передавая сочувствующие знаки, благо панцирникам идеографический язык недоступен. – Лучше не спорить. Итторк велел.

Панцирник угрожающе лязгнул жвалами. Термик в испуге прижался к полу, торопливо выдал узкую струю запаха.

– Всем в присутствии панцирников запрещено пользоваться языком жестов!

– Понятно, – ответил Оппант горько на языке жестов. – Для равноправия, так сказать.

– Верно, – просигналил термик запахом.

– Я иду, – сообщил Оппант жестом. – Даже Итторк не заставит меня унизиться до уровня червей, которые другого языка просто не знают. Или уровня панцирников.

Из высокого зала, куда его вели, шли возбуждающие волны действия, работы. Оппант почти видел подрагивающие от усердия сяжки, напряженные мышцы, блестящие спины. Когда миновали поворот, в слабом свете водорослей увидел, как темные термы теснятся вокруг центра, сяжки секут воздух, запах стал еще сильнее, время от времени из толпы выскакивали термы и с непристойной для темных термов скоростью убегали, явно разнося приказы Итторка.

Сам Итторк находился в середине, его запах был силен и резок, а блестящие сяжки двигались быстро, четко, раздавая указания, кому чем заниматься. Черные термы слушали его как юные белесики, приседали от почтения.

На Оппанта не оглянулись, только Итторк заметил сразу, послал короткий знак узнавания, но сяжки двигались с невероятной скоростью, все членики вибрировали, и Оппант, невольно восхищенный, едва успевал следить за лавиной распоряжений блистательного ноостера.

Когда убежали последние, Итторк устало опустил сяжки. Теперь они находились одни в опустевшем зале, не считая обоих панцирников.

– Ну, – сказал он резко, – что скажешь теперь?

Оппант ответил медленно:

– Я не понимаю, почему меня привели эти два полуживотных.

– Понимаешь, – бросил Итторк. – Думаешь, я не знал о вашем Малом Совете? За тобой следили с первого же дня.

– Я так опасен?

– Ты – терм двадцать первого стаза, – подчеркнул Итторк. – Возможно, двадцать первого. Хотя я не уверен. Возможно и то, что Племя постарело, начинает клониться к упадку. Ты не выше, а просто первый грозный признак вырождения. Потому я велел не спускать с тебя глаз.

Оппант, чувствуя страх и отчаяние, проговорил еще медленнее:

– И что теперь?

– Давай решим. Своим Малым Советом ты бросил мне вызов. Я не допущу, чтобы болтуны решали, когда пришло время действовать! Перед тобой выбор: или тебя выбросят из Купола, или ты входишь в состав моего Совета. Старых болтунов я разогнал, руковожу, как видишь, сам. И успешно! Но мне все же требуются советники, помощники.

Холодная волна прошла по всем сердцам. Оппант застыл, понимал, что согласиться бы, а там искать выход, но нечто непонятное в нем заставило послать сигнал:

– Нет.

– Что «нет»?

– Нет, блистательный Итторк, – ответил Оппант тверже. – Я не пойду к тебе в помощники. Даже самым первым.

Сяжки Итторка вытянулись, как при крайней степени раздражения:

– Вот как? Предпочел бы сам стать единственным?

Оппант ответил с неохотой, тоскливо самому идти на гибель, сам не понимал, почему отвечает именно так, но все же ответил:

– Нет, Итторк. Я не могу объяснить: у нас нет таких слов, знаков, запаха. Но я не хочу быть во главе Племени. Опасно! Это гибельно для всех. Это ты, а не я – угроза всему Племени.

Итторк просигналил зло:

– Предпочитаешь быть выброшенным на верную смерть?

– Да, – ответил Оппант. – Лучше быть жертвой, чем палачом.

Итторк передернулся, но сдержался. В его глазах загорелся странный огонек:

– Ты нашел, чем отличается двадцать первый стаз от двадцатого?

– Нашел, – ответил Оппант. – Я еще не могу назвать это понятие… или понятия. Потому, что таких слов еще нет, их надо придумать. Но мы не в состоянии поступать так жестоко. Мы – следующий стаз! Мы – порождение более высокого общества, потому что Племя ощутило потребность в нас, потому мы и появились… Но ты, разогнав Совет, уничтожил этот стаз! И больше сверхноостеров не будет. А еще через несколько поколений исчезнет и стаз ноостеров. Племя начнет опускаться со стаза на стаз. Вот что ты сделал, блестящий Итторк! Талантливейший, гениальнейший, даже честнейший… но лишенный того, что есть в моем стазе!

В зал заходили и останавливались черные термы, члены Совета, теперь же просто помощники Итторка. Они теснились темной стайкой, следили оттуда беспомощно и пугливо за резким поворотами сяжек Итторка и Оппанта. Даже запах пошел едкий, хотя феромоновым языком не пользовался даже Итторк. Явно не хотел, чтобы панцирники знали, как непочтительно с ним разговаривают.