На Темной Стороне - Никитин Юрий Александрович - Страница 5

Яузов прорычал угрожающе:

– А мы? Еще остались мы.

– Мы, – сказал Сказбуш, – мы все еще запрягаем.

Коломиец оскорбленно вскинулся:

– А взрыв на базе НАТО возле наших границ?

Яузов положил перед Кречетом рулон бумаги:

– Уж простите, я по старинке… Здесь уточненный сценарий. Если все-таки начнется, то вот какая получится картина… От Европы, понятно, останется пустыня. Над ней будут сбиваться как наши ракеты, так и имперские, так что понятно. Индия и Китай, тоже понятно, потеряют процентов восемьдесят населения…

Коломиец полюбопытствовал:

– Простите, но разве они будут участвовать в конфликте?

Яузов фыркнул:

– А при чем тут их участие? У них народу как муравьев! Перенаселение, понимаете ли… Понятно, Империя и мы под шумок запустим туда по десятку ракет. Та-а-ак… К сожалению, западную часть России сохранить не удастся. Все будет превращено в руины. Как и вся Империя… Но зато Империя – целиком. У них на континенте останется только огрызок Мексики, да в горах Канады уцелеют какие-нибудь индейцы… После хаоса, в котором погибнет и большая часть Украины…

Коломиец спросил заинтересованно:

– А Украина на чьей стороне выступит?

Яузов посмотрел с укоризной:

– Как хохол хохлу отвечу: при чем тут сторона? В конфликте нет сторон. На Украине, между прочим, остался полк стратегических бомбардировщиков СУ-33. В первые же минуты ядерный удар будет нанесен и по этому аэродрому. Не можем же мы позволить себе оставить в будущем такую угрозу?.. Ну а радиоактивное облако сожжет почти все народонаселение, а также всех людей. К тому же в их небе будут сбиваться американские ракеты с атомными зарядами… Словом, чтобы не утомлять вас мелочами потерь и разрушений, скажу сразу итог: в результате первого раунда вся Империя в порошок, а у нас будет как Луна вся Восточная Европа почти до Урала. Ну, понятно, Москва, Ленинград и всякие там вятки…

– А за Уралом?

– Восточная Сибирь уцелеет практически вся. Разве что удастся превратить Комсомольск-на-Амуре в лунный кратер. Там строят атомные подлодки, этот завод… а там весь город – завод. Так что на него ракет не пожалеют, не пожалеют! Еще уцелеет часть Западной Сибири: слишком великаниста, чтобы всю атомными бомбами. Так что мы останемся с третью населения, а Империя – с кучей тараканов. Они к радиации страсть как устойчивы.

Коломиец в растерянности вертел головой:

– Да что же это за сценарий? А ПВО на что тогда?

Яузов хмыкнул:

– Ишь, какие слова министр культуры знает! Никак сержантом ко мне просится? Вы же слышали, две трети американских ракет собьем еще над Европой. И Украиной. Имперцы тоже собьют две трети наших птичек. Ну, там же. Над теперь уже географическими территориями Хохляндии и прочей Европы. У юсовцев по Европе хорошие противоракетные комплексы, успеют сбить первую волну, пока… словом, пока их самих… Нет, не побьет: засыплет обломками.

Кречет смотрел набычившись, прорычал:

– Вывод?

– У имперцев их варианты сценариев дают тот же результат, – сообщил Яузов. – Так что там понимают: мы из столкновения выходим сильно потрепанными, даже очень сильно, а они… не выходят вовсе.

Коган фыркнул:

– Вы это всерьез?

– Вы о чем? – ядовито поинтересовался Яузов, впервые не назвал министра финансов по имени-отчеству, что можно было понимать по-разному. – Вы о чем, позвольте поинтересоваться?

– Такой доктриной нельзя угрожать, – сообщил Коган. – Наши потери слишком велики, и в Империи понимают, что мы на столкновение не пойдем.

– А они будут продолжать наступать?

Коган кивнул:

– Будут. Ведь идут без пролития крови! А для простого народа что такое его страна? Увы, теперь ЮНЕСКО может объявить годом простого человека все наше столетие… Ну, пусть не столетие, но сейчас пришло царство простого, очень простого…. э-э… опростевшего человека. А ему до фени, что сюда придет Империя. Ему важно, чтобы ему самому пальчик не прищемили! Империя это понимает, она сама проще свиньи с ее инстинктами, потому издали кричит, что никому не сделает больно. Ах не больно, отвечает наш простой человек, называющий себя интеллигентом. Ну тогда идите! Только мой приусадебный участок не трогайте.

Сказбуш напомнил:

– Есть еще доктрина Андропова.

– Отказ от применения ядерного оружия первыми? – догадался Коломиец.

– То доктрина Хрущева, – сказал Сказбуш сварливо. – Или Брежнева, не помню. А андроповская – это отказ от отказа. А раз уж Россия взяла на себя все долги СССР, от чего увильнули Украина и остальные республики, то и андроповская доктрина в силе. Мы вправе применять ядерное оружие первыми!

– Да вроде бы на той натовской базе…

– Там был взрыв от несоблюдения техники безопасности, – подчеркнул Сказбуш. – А наши ребята еще нигде не появлялись с ядерной взрывчаткой.

– Да, конечно, – согласился Коломиец поспешно, – наши ребята там ни при чем.

Серые губы директора ФСБ чуть раздвинулись в усмешке.

Кречет, судя по его виду, колебался. Яузов раздраженно сопел, для прямого, как рельс, военного министра все ясно, в сторонке нетерпеливо играл бровью Сказбуш, ястреб настолько, что все остальные ястребы рядом с ним – голуби.

– Ладно, – ответил наконец Кречет. – Мы обещали неадекватный ответ. Пора ответить.

– На их общее наступление?

– Нет, – резко ответил Кречет. – Пока только на десант у Байкала. Равный по болезненности.

– Но с процентами, – сказал Коган неожиданно. – Мы не можем высадить десант по охране их озера Гурон или Онтарио… достаточно засранных, надо сказать, но обязаны ударить по самому больному. Они ударили по нашей чести, в ответ надо ударить по тому единственному, что они понимают.

На него посматривали с удивлением, только я понимал, что движет министром финансов, половина многочисленной родни которого живет в Израиле.

Глава 4

На Пушкинской, в роскошном старом доме, где остались две последние коммуналки, не расселенные новыми русскими, тоже шел разговор о судьбах России, о проклятых жидах, о таинственных масонах, о налогах и подорожавшем пиве.

В изолированной двухкомнатной квартире на третьем этаже, в комнате побольше, с высоким лепным потолком стоял колченогий стол, на желтой от брызг пива и прилипшей рыбьей шелухи столешнице блестели последние три неоткрытые бутылки с «Клинским». В раскрытое окно долетал гортанный говорок жителей гор. Скупив квартиры в центре Москвы целыми подъездами, они не отказались от своих привычек выходить на улицу в трениках, переговариваться через всю улицу, а их голозадые дети целыми выводками ползали по асфальту.

Внизу пронзительно засигналила машина. Понятно, джигит приехал, все должны увидеть его машину. С подоконника соскочил парень выше среднего, одет ниже среднего, в обеих руках плавничок тараньки. На ходу обсасывал так сосредоточенно, что почти наткнулся на стол, но в последний миг извернулся и так мягко сел на табуретку, словно весил не больше бабочки.

Второй, могучий парень с рыжей бородкой и длинными волосами, деловито взялся откупоривать пиво. В его огромных ладонях поллитровые бутылки выглядели чекушками. Несмотря на жаркое лето, это лицо и руки были нежно-белыми с той розовостью, о которой так мечтают девушки и которую ненавидят парни.

– Дмитрий, – поинтересовался он у того, который обсасывал плавничок, – я не знаю, как их мочить, чтобы не размножались… Но я видел, как этот гад гнал на скорости под сто двадцать! А что с его машиной случится, ну… если на такой скорости проколоть один борт?

Дмитрий покопался в куче чешуи, голов, костей, плавников, что, как египетская пирамида, возвышалась в середине стола:

– Черт, где-то мелькнул комочек икры… Конечно, объяснить могу, что случится. Но это все не столько от скорости, как от марки машины, резины, подвески, массы машины, клиренса и вообще системы устойчивости. Но тебе зачем, Филиппок? Будешь прокалывать колеса?

Рыжебородый поморщился, а третий, самый молодой и чистенький, весь как профессорский сынок-музыкант, сказал с мягким укором: