Мегамир - Никитин Юрий Александрович - Страница 82

– Таких данных нет, – ответил Забелин. – Эта радуга похожа на силовое поле неизвестной породы.

Исполинская дуга уходила за пределы видимости. «Таргитай» несло над лесом, а над холодной поверхностью мегаозера он начал постепенно терять высоту.

Краски радуги незаметно блекли. Никто не заметил, когда проскочили через гигантскую цветную арку. Снизу тянуло холодом, шар снижался. Лишь когда вода сменилась каменистым берегом, «Таргитай» пошел ровно.

Морозов уменьшил пламя, Дмитрий и Саша хищно пригнулись у пушек. Гондола неслась над камнями, постепенно опускаясь, появилась длинная вытянутая тень, что стремительно летела впереди, прыгая на горы-валуны, ныряя в расщелины.

Дмитрий хрипло вскрикнул, из его пушки с громким хлопком вылетела гарпунная стрела. Саша в последний момент поспешно повернула турель, выстрелила с опозданием. Гондолу от выстрелов качнуло, затем она дернулась и застыла, будто вмороженная в лед.

Морозов прильнул к иллюминатору. Дмитрий и Саша выпрыгнули из нижних люков, держа бластеры наготове. Особенно бравый вид был у Саши.

– Мастерски! – одобрил Морозов. – Впервые по-человечески.

– Группа «Красная линия»! – гордо ответил Дмитрий.

Справа от гондолы блестела отполированная стена камня, слева в десятке шагов поднималась гора мегадерева. На камне светилась серебристая нашлепка, от нее тянулся в гондолу прочный канат, а в мегадереве торчала толстая гарпунная стрела. Гондола висела на канатах, точно посередине, едва касаясь днищем земли.

Сверху бесшумно опадал огромный красный шар. Он был похож на космический корабль с бесшумным гравитационным двигателем. С ленивой грацией лег на валуны, закрыв огромное пространство. Из люков выпрыгнули Забелин, Чернов, Хомяков, их обогнали ксерксы. Все бросились прижимать к земле еще теплую шевелящуюся ткань. Воздух уходил неохотно, вздувал мешок пузырями.

Даже Морозов с Енисеевым помогали скатывать мешок в плотный пакет, лишь десантники караулили, их пальцы подрагивали в нетерпении на спусковых крючках.

– Тип жизни, – быстро сообщил Енисеев. – Фауна двести пятьдесят четыре, флора семьсот восемнадцать…

Морозов перебросил листы, сразу несколько пар глаз просканировали информацию, руки расхватали снаряжение, соответствующее фауне двести пятьдесят четыре и флоре семьсот восемнадцать, простучали подошвы, и гондола опустела.

Воздух был непривычно чистым. Прозрачным и легким, как спирт. Не то что микробов, не было даже сгущений, рефракций, хотя от валунов несло сухим жаром. Разнеженный, наполненный запахами воздух явно отступил под натиском холодного однородного со стороны озера, медицински чистого.

Ксерксы сделали пару ориентировочных вылазок, запомнили место посадки, отлучились на пару минут, еще раз проверили, пересчитали, затем в спешке начали перетаскивать из леса гусениц, многоножек, кивсяков, жуков… Хомяков радостно квохтал над ними, ксерксы явно стремились перетаскать всю живность и перетаскали бы, но Дмитрий ревниво переключил программу. Хомяков остался с запасами один, а ксерксы вместе с Дмитрием встали бдить и охранять.

Енисеев ушел с Забелиным осматривать природные ресурсы. По крайней мере так было записано в программе. Чуть позже присоединился Морозов. Он осматривался по сторонам с таким видом, словно оценивал стратегические запасы урана.

– Насобачиваемся, – сказал он с одобрением. – Посадка как по маслу, мешок скатали и упрятали за рекордное время, все понимают друг друга с полуслова!

День начался удачно, подумал Енисеев. Может быть, в самом деле горелка повернулась сама? А рацию смяла стихия? Маловероятно, конечно, но разве диверсант на «Таргитае» вероятнее?

Ночевали, как в первую посадку, в расщелине. Все прошло без сучка-задоринки, утром Дмитрий предложил сделать марш-бросок к мегаозеру. Овсяненко с ходу отверг, Морозов же, будучи до глубины костей демократом, если дело не касалось важных вопросов, во всеуслышание обратился за консультацией к Енисееву.

В результате имела место, как записал Хомяков в дневнике, первая в истории пешая экспедиция. Нагрузились, как… Куда там верблюдам или ишакам, даже Хомяков нес столько, что караван ломовиков не увез бы, но Хомяков напевал, подпрыгивал, поторапливал отстающих. В лагере остался негодующий Чернов, хотя ему, видимо в утешение, определили в напарницы красавицу Цветкову. Даже Буся и Кузя не пожелали остаться, отправились с десантниками.

Бежали быстро, прыгали с камня на камень. Останавливались только попить росы, глюкозу глотали на ходу. Дважды замирали, опасаясь перегрева, хотя бежали в тени. Для многих было в новинку перегреться от собственных мышечных усилий. Хомяков прозевал, рухнул без сознания, пришлось нести, поливая водой, пока не очнулся. Через пять минут уже несся, мокрый, трясущийся от холода, как Абебе Бикила. Комбинезон не застегивался: воды набрался так, что едва не выплескивалась из ушей.

К полудню ощутили могучее дыхание океана. Воздух навстречу шел холодный, несмотря на палящее солнце.

Дмитрий внезапно придержал Сашу за плечо:

– Ты красивая, но богу больше нравятся парни…

Он первым взбежал на гребень россыпи камней. Дальше в десятке шагов начиналась поблескивающая странная местность: крупные слоновьи валуны, кристаллы камней – все сплошь покрытое толстым одеялом водной пленки. А еще дальше из серого тумана очень медленно, со скоростью песчаных дюн, выступали горы воды, напоминающие Уральские. Такие же старые, наполовину сглаженные, уже почти не горы, они перемещались по направлению к берегу, но таяли настолько быстро, что поверхность воды у камней едва-едва колыхалась.

Саша взбежала следом, обиженно и с недоверием посматривала на Дмитрия. Раньше соратник никогда не намекал, что она женщина. Но и оскорбления в его тоне она не ощутила…

Отряд спустился к воде медленно, осторожненько. Водяная пленка медленно двигалась навстречу, но по дороге таяла, нечто из глубин земли настойчиво всасывало ее, кристаллы кварца между огромными холмами голышей выглядели сухими.

ГЛАВА 16

Со стороны океан-озера дул ровный холодный ветер. Приходилось двигаться, сильно наклонившись вперед. В далекой выси, куда не достигало зрение, иногда проносилось нечто огромное, похожее по массе не то на транспортный лайнер, не то на остров лапутян, но на землю обрушивался сильно смягченный воздушный удар.

Енисеев старался не думать, какого размаха крылья у этих чудовищ. Все равно из них ни одно не обратит внимания на такую мелочь. Да еще пробирающуюся между камней, откуда не выковырять и дичь покрупнее.

– Стоять! – раздался мощный вскрик.

Дмитрий донельзя довольный, может приказывать даже всесильному Морозову, примчался с баллоном, обрызгал комбинезон каждому, особенно тщательно обработал всем ноги.

– Уверен, – спросил Морозов с сомнением, – что не прорвется? Мы ж по камням…

– Что вы, – удивился Дмитрий, – как можно в этой жизни быть в чем-то уверенным? Нет, конечно. Но наши умельцы гарантируют, что воде прилипнуть не даст. Водоотталкивающая, репеллентная… еще что-то, но забыл. Главное, чтобы в воде не прилипать! Правда, Евводий Владимирович?

– Правда, – сказал Енисеев раздраженно. Он вспомнил свой позор, когда, как жалкая мошка, влип в каплю росы и проторчал в плену до восхода солнца. – А где вы раньше были?

– Только что изобрели! – удивился Дмитрий. – Это называется: наука на марше. Марширует то есть, если говорить доступно. Еще, кстати, не проверено. Может отталкивать воду, а может… гм… и наоборот.

– Командуйте, Евкивсий Владимирович, – сказал Морозов настойчиво.

– Вы командуйте, – ответил Енисеев. – У вас голос… командирский.

Морозов усмехнулся, его ладони взметнулись рупором к губам, гаркнул во всю мощь:

– Привал!.. На пять часов. Вернуться должны до наступления темноты. Всем ясно?

Тюки сложили на сухом месте, повыше. Саша нехотя осталась на страже, ценных ученых надо беречь, обычай пошел от знаменитого наполеоновского «Ученых и ослов – в середину!», когда его гвардия в Египте отражала со всех сторон конные атаки арабов. Если выкрикнуть это быстро, как и кричали тогда военачальники, то это звучало, хорошо, своеобразно, очень верно, как злорадствовал обычно Дмитрий, но сейчас этот предатель ушел с передовой группой к самой воде…