Мегамир - Никитин Юрий Александрович - Страница 32

Комната открылась странная, причудливая. Человек в плотном обтягивающем комбинезоне стоял к нему спиной. На столе и длинных полках подрагивают, как желе, приплюснутые разноцветные шары. Крупные – с дыню размером, мелкие – с кулак. Внутри шаров что-то происходило, двигалось, поблескивало. В одном Енисеев рассмотрел снежно-белый кристалл, вокруг кристалла вилась синеватая дымка.

Овсяненко обернулся. На лице мелькнул испуг, тут же губы растянулись в виноватой усмешке:

– А, это вы…

– Здравствуйте, – сказал Енисеев. – Я пробовал постучать, не получается!

– Да, здесь придется отказываться от многих привычек, – согласился Овсяненко. – Вас не пугает такое?..

Енисеев развел руками:

– Я сам жил в такой же помеси лаборатории, слесарной мастерской и спальни. Очень удобно, надо сказать.

– Тогда вы меня поймете, – вздохнул Овсяненко. – Это же мечта любого настоящего мужчины – жить в таких условиях. Жаль, все рушится, как только вместо собаки заводишь женщину… Не пугайтесь, это растворы абсолютно безобидные. Яды и кислоты я все же держу в посудине. А остальное…

– Экономия на посуде… – согласился Енисеев. – Колбы для химических растворов таких размеров изготовить трудно, да и зачем? Нет-нет, я правда все понимаю.

Овсяненко покосился на водяные шары на четырех широких полках. Самые крупные подрагивали, словно там вот-вот лопнет ППН, пленка поверхностного натяжения, средние просто чуть сплющились, а мелочь держалась как отлитая из ртути, форму идеальных шаров теряла только в самом основании.

– В самом деле не пугает? – переспросил Овсяненко. – Тогда вы просто чудо. Даже специалисты вздрагивают. Умом понимают, что межмолекулярное сцепление – сила, а чувства, увы… Мне тоже сперва все время казалось, что это попросту вода в целлофановом пакете… Вот лопнет – и хана! На самом же деле нечему там лопаться, вот в чем фокус! Под слоем того, что нам кажется пленкой, другая пленка, третья, четвертая… До бесконечности! До ядра то есть. Дмитрий увидел, тут же подал Мазохину заявку на изобретение: беспосудную торговлю молоком, кефиром, соками…

Енисеев не понял, растерялся:

– Торговлю молоком? Здесь?

Овсяненко нетерпеливо махнул рукой:

– Я забыл, что вы еще не знаете Мазохина. И Алексеевского тоже. У одного слишком много свободного времени, у другого… Словом, один подал, другой утвердил и отправил наверх… Вы знаете, если бы не вы, то вчера мы могли бы недосчитаться не только Фетисовой! Мы уже вооружились, как крестьяне перед битвой, вышли. А тут вы навстречу!

– Не я, Дмитрий…

– Но ехали на нем вы?

– Он нес нас с Сашей.

– Ну ехали, нес, это тонкости терминологии. В отношении Дмитрия, мне кажется, больше подходит слово «ехали». На нем не только ездить, весь Малый Мир можно вспахать. Фетисова уже в норме?

– Вашими молитвами.

– Намекаете, что я ничем не помог? Да, лишь болеутоляющее, укрепляющее… Вы сделали основное, зачем скромничать? А дальше вывезет молодость, ее здоровье… У вас что-то ко мне? Вы извините, это кажется грубым, но мы рычим и кусаемся, если отрывают от работы. Я ведь тоже Нобелевку строгаю, как и все здесь… Мы встречаемся вечером в кают-компании.

– Да, наслышан, – ответил Енисеев. – И тоже поневоле, так? Вы им не то уколы, не то еще что похуже…

– Все бывает, – ухмыльнулся Овсяненко. Он с нетерпением оглянулся на удивительные растворы. – Итак…

– Мне нужна картина всех несчастных случаев.

Овсяненко уже с мукой покосился на разноцветные шары:

– Э-э… но это ж дело прошлое, верно?

– Мне бы ваш оптимизм, – изумился Енисеев. – Вы что же, в самом деле думаете, что вот я пришел, сразу все звери подобреют?

Овсяненко развел руками:

– Вообще у вас в самом деле такая репутация. Десантники о вас все уши прожужжали. Вы нечто уникальное, со стальными мускулами… где вы их только прячете… Нет– нет, это я так, никаких обид. Садитесь, сейчас начнем. Это процесс долгий и печальный. Это приказ Мазохина?

– Скорее всего подсказка.

– Э-э… тогда, – произнес Овсяненко с надеждой, – может быть, лучше расскажут испытатели? Они сопровождали каждый выход. Без них и вода не святилась, если наружу.

Енисеев поднялся:

– Вы человек занятой. Я в самом деле лучше потревожу свободных охотников. Мне все равно, из какого стакана пить. Лишь бы чистый. До свиданья!

– До свиданья, – ответил Овсяненко уже из другого конца комнаты.

В коридоре Енисеев ощутил, что осталось некое ощущение недоговоренности. Занятость занятостью, но кое-что Овсяненко придержал в рукаве. Зачем?

ГЛАВА 5

Дверь распахнулась бесшумно, но оба десантника подскочили, как будто наступили на мину. На лице Дмитрия было нетерпение, у глазах Саши откровенный вопрос.

– У Мазохина вроде бы отгавкался… К добру ли? Конфликты далеко заводят. С начальством – тем более. Давайте о ваших бедах.

Саша опустила голову, взгляд ее ползал по полу, Дмитрий после паузы заговорил, тоже не поднимая глаз:

– Первыми погибли Коля Лямин и Максим Сафонов. Тогда конструировали крылья, вообразили себя Икарами. Нет, тот был дурак – Дедалами! Каждый работал над собственной конструкцией, собирался дать сто очков вперед любому по дальности, грузоподъемности, в высшем пилотаже. Лямин и Сафонов поднялись первыми. Крылья у них были не ахти, но здесь взлететь можно на чем угодно! Вон паук на собственной паутине летает…

Саша кашлянула, сказала низким сдавленным голосом:

– Высоко взлететь не удалось. Едва поднялись над верхушкой молочая, как мелькнула огромная тень. Мы внизу ощутили воздушный удар, нас разметало по земле. Никто даже не понял, стриж, ласточка или еще кто…

– Из Центра потом сообщили, что ласточка…

– Но это уже потом, – подтвердила Саша.

Енисеев молчал, рисуя картину в деталях. Он знал, что с того дня Полигон охраняется особенно тщательно. Даже накрыли тонкой металлической сетью. Насекомые еще могут шнырять туда и обратно, а вот даже воробей не пролезет. Но и без воробья можно влипнуть. Есть люди, которые могут отхватить себе пальцы в ручной мясорубке…

Дмитрий сказал виновато:

– Мы с Сашкой всегда шли первыми! Прикрывали яйцеголовых. Но тут у них сыграла амбиция: каждый летит на крыльях собственной конструкции! Мы с Сашкой бросились мастерить, но ты не поверишь, как быстро могут работать руками эти доктора наук, если им загорится! Мы с Сашкой отстали всего на сутки…

– Свою конструкцию? – удивился Енисеев. Он с уважением посмотрел на Дмитрия. – И у вас?

Дмитрий оскорбился:

– А мы не люди?

– Да, но… Вы брали за основу конструкцию Мухина или Жукова?

Дмитрий буркнул сердито:

– На фига нам какие-то основы? Мы сразу в дамки. Не Мухина и не Жукова, а прибили двух мух, выдрали крылья. Как говорится, нечего ждать милостей у природы, когда их можно взять силой.

– Понятно. Второй случай тоже был в полете?

– Никита исчез, погиб на пустом заброшенном пне. Искали трое суток, до сих пор не вносим в списки погибших. Четвертый погиб в полете, после чего Мазохин запретил пользоваться крыльями.

– Разумно. Дальше?

– Что в запретах разумного? Я слышал, это всегда вело к застойным явлениям.

– Этот запрет был разумным, потом объясню.

– Володя Измашкин погиб пятым. Тогда мы выходили уже группами. Измашкина схватил огромнейший муравей. Нет, Енисеев, не лазиус и даже не рыжий, с которыми мы так по-детски дрались. Господи, стыдно вспомнить! Он сцапал Измашкина и тут же умчался. Нас не заметил. Да и что мы смогли бы? Легче броситься на тиранозавра с палкой.

– Когда это случилось?

– Еще прошлым летом. А в начале этого погиб Устиненко. Исчез прямо с порога. Теперь Станцию можем покидать только мы с Сашей. И то лишь ради еды, а то куковали бы взаперти.

Енисеев с отвращением осмотрелся по сторонам:

– Так и живете? Это же тюрьма! Сами себя замуровали.

– Так и живем, – ответил Дмитрий хмуро. – Ученым еще терпимо. Физические законы и под этим бронированным колпаком те же, что и снаружи. Науку можно двигать, а каково нам?