Мегамир - Никитин Юрий Александрович - Страница 31

Саша бросила ему благодарный взгляд. На Енисеева старалась не смотреть, а когда наконец подняла глаза, ее голос был хриплым больше от неловкости, чем от перенесенных испытаний:

– Глупость какая… Второй раз в жизни влипла! И опять меня выволакивает Евкурий Владимирович.

– Мы без галстуков, – напомнил Енисеев.

– Прости, Евкозий.

Дмитрий пристально посмотрел в ее бледное, но уже похорошевшее лицо, явно стараясь изгнать жуткое видение распухшей утопленницы.

– Добро пожаловать с того света! В рай, ясно, не пустили – бог правду видит, – так хоть про ад расскажи. В смоле сидела или сковородку лизала? Для Мазохина место уже приготовлено?.. Хотя для утопленников должно быть нечто особенное…

Саша со смущением повернулась к Енисееву:

– Сами понимаете, вам… тебе я обязана всем. Ты вообще прибыл вовремя. Люди уже боятся выйти.

– Не зря, – вставил Дмитрий.

– Да, не зря. Кто высовывается, может исчезнуть.

Енисеев в недоумении повертел в руках сдвоенные баллоны, повесил обратно на стену.

– Пора представиться здешнему руководству, – сказал он с сомнением. – До утра я, согласно инструкции, должен был отходить от шока. Сейчас утро… Будем считать, что отошел. Кто здесь командует? Надеюсь, все-таки биолог?

– У него нет специальности, – ответил Дмитрий бодро. – Не ахай, уже и здесь такие появились. Администратор! Отвечает за всю программу. Надо сказать, план дает, хотя навалили на нас, бедных…

– Администратор, – повторил Енисеев упавшим голосом. Он ладил с муравьями, зверями, птицами, ящерицами, компьютерами, даже с людьми иногда удавалось, но за всю жизнь еще ни разу не удавалось найти общий язык хотя бы с одним администратором. – Я пропал… Администратор обязательно повесит на меня самую пакостную работу. Как бы хорошо я ее ни сделал, все равно погавкаемся!

Дмитрий и Саша обменялись быстрыми взглядами. Енисеев снова нервно прошелся по стенам, но смотрел уже не на диковинки вооружения, а под ноги, будто шел за собственной похоронной процессией.

– Енисеев, – донесся до него крепнущий голосок Саши, – Мазохин, естественно, насядет на вас. Это понятно. Однако у вас есть шанс.

– Какой?

– Вас прислали как спасателя! Спасателя с очень широкими полномочиями.

– Полномочия мои не оговорены, – огрызнулся Енисеев. – А отстаивать я не очень умею. Пробел в образовании.

Дмитрий в великом удивлении поднял брови:

– Как? Да этому надо учиться в первую очередь! Закон выживания!

– Требуй организации собственной группы, – подсказала Саша мягко. – Ты во главе, мы с Димой подручные. На подхвате. От нас все равно толку мало. Мы не специалисты. Мы, если говорить честно, вчерашний день. Конечно, Мазохин не разрешит, но ты стой на своем. Это единственный шанс отвоевать самостоятельность. Или выходи на Морозова…

Без стука вошел улыбающийся Овсяненко. Профессиональным жестом потрогал Саше лоб, сказал улыбчиво:

– Как спалось? Евзебрий Владимирович, вас приглашает Мазохин.

Енисеев дернулся, словно у него внезапно заболел зуб. Овсяненко уже выворачивал веки Саше, вглядывался в глазное дно. Енисеев обвел лица друзей хмурым взглядом, тяжело вздохнул, молча вышел.

Мазохин, высокий, широкогрудый, в плотно обтягивающем тело комбинезоне, который делал его похожим на циркового арлекино, сидел за пультом связи. Под ним было настоящее кресло, бессмысленное в этом мире, но зато придающее его хозяину вид респектабельный и поистине директорский. По экрану бежали какие-то закодированные сообщения.

Услышав стук двери, он быстро переключил изображение на нейтральную заставку, живо оглянулся. Мускулы этого администратора красиво бугрились под эластичной тканью, а сам он выглядел так, словно только что спрыгнул с туго натянутой проволоки и шел жонглировать гирями, заранее вздувая мускулатуру.

Енисеев остановился посредине помещения. Мазохин быстро шагнул навстречу, крепко пожал руку. Лицо его излучало благорасположение.

– Здравствуйте, Евмордий Владимирович, – сказал он чистым ясным голосом. – Уж извините, что мы всем коллективом, так сказать, не присутствовали при вашем втором рождении… Увы! Каждая секунда на вес золота… Нет, намного дороже. Да и работники здесь сумасшедшие. Звереют, если отрываешь от работы. Не обижаетесь, что оставили с врачом наедине?

– Какие обиды? – пробормотал Енисеев. – Все правильно.

– Ну и слава богу. А то ведь люди разные… Не угадать, кто на что обидится. Я хочу, чтобы вы правильно поняли ситуацию. Я не оговорился насчет цены секунды. Станция обходится недешево, зато решает задачи, немыслимые для Большого Мира, Старого Света, как его еще называют. Мы наладили плавку особо чистых металлов, растим кристаллы с заданными решетками… Переворот не только в науке, это ожидалось, но даже в экономике! Наши работы дают возможность построить корабли, которые пронижут насквозь Солнце, этот газовый пузырь… Мы уже начали проковыривать окошко в вакуумный мир, откуда будем черпать неисчерпаемую энергию. Это все здесь, в Малом Мире. И только мы, никто больше, сидим на мешке с сокровищами! И ничего не делаем, чтоб они стали доступны человечеству!

Мазохин размахивал руками, глаза блестели. Енисеев был впечатлен, хотя понимал, что напористая речь для того и назначалась. Мазохин смотрел на него с такой надеждой, что возразить – это плюнуть в душу этому чистейшему и благороднейшему человеку. А заодно и всему человечеству, которое смотрит с надеждой, ждет, надеется и так далее.

– Ценю вашу работу, – ответил он с неловкостью. – Тоже хочу поскорее… Здесь погибло несколько человек. Как энтомолог полагаю, что основная опасность лежит в…

Мазохин нетерпеливо прервал:

– Меры приняты. Со Станции никто не отлучается, питанием обеспечивают Алексеевский и Фетисова. Они десантники, специалисты по выживанию… Да, Фетисова едва не… Но теперь все в порядке? Мы обязаны использовать все возможности, которые дает уникальная станция. Мы за эти два года сделали больше, чем сотня исследовательских институтов! Академия наук выхватывает наши результаты еще горяченькими. Мы уже окупили затраты…

Енисеев, с трудом борясь с рефлексом вежливости, заставил себя прервать начальника станции:

– Простите, но Станция потеряла специалистов более ценных, чем я. И может потерять еще.

– Если именно вы не приложите свои умелые руки? – быстро добавил Мазохин. – Вы сыщик? Майор Пронин, Квиллер, Мат Хельм и Тервис Макги в одном лице?

– Я мирмеколог, – ответил Енисеев. Он поднялся, чувствуя странное облегчение. Мазохин перешел грань глупой остротой, есть повод обидеться. – Здесь не чикагские джунгли, а мир насекомых. Инсектолог важнее сыщика. Морозов определил мой круг обязанностей достаточно четко. Я хотел бы сейчас иметь подробную картину несчастных случаев.

Мазохин тоже поднялся, но руками опирался на стул, отчего выглядел угрожающе. На миг в глазах промелькнуло колебание, затем голос прозвучал без интонаций, словно был синтезирован компьютером:

– У вас будет возможность пожалеть, что работу на Станции начали с конфликта с руководством. А о несчастных случаях вам лучше всего расскажет хирург Овсяненко.

– Благодарю вас, – сказал Енисеев.

– Всегда к вашим услугам, – ответил Мазохин.

Енисеев деревянно развернулся к выходу. То ли кожа истончилась настолько, то ли нервы оголились, но спиной он чувствовал взгляд начальника Станции до тех пор, пока сзади не захлопнулась дверь. Чувство оставалось гадкое, хотя сам изо всех сил убеждал себя в микропобеде. Раньше не только бы сам подставил спину, но и колени бы подогнул, чтобы удобнее было класть седло. А тут осмелел, огрызнулся… Но куда денешься, все в руках Мазохина. Даже уволиться нельзя, уйти в другую организацию. Надо лягаться. Загнанная в угол крыса начинает сражаться…

Комнату Овсяненко он ощутил по запаху. Хотя вся Станция заполнена всевозможными ароматами, запахами, иногда даже тянет откровенным смрадом, но он почти без колебаний прошел мимо трех дверей и толкнул четвертую.