Княжеский пир - Никитин Юрий Александрович - Страница 65

Рагдай перехватил его взгляд, объяснил покровительственно:

– Гербом Римской империи был орел! Ну, была такая… Она и сейчас есть, только у нее две столицы нынче: одна в Риме, другая – в Царьграде. Так и зовутся: Западно-Римская империя и Восточно-Римская. Теперь понял, дурень, почему у орла две головы?

Залешанин удивился:

– Кто ж этого не знает!

– Ну-ну, – поощрил Рагдай, он оглядывался с гордым видом, словно это он подарил жалкому Царьграду такую глыбищу злата, – почему?

– Урод, – объяснил Залешанин со знанием дела дураку, что не знает таких простых вещей. – В нашем селе тоже как-то теленок с двумя головами…

Рагдай стиснул челюсти и молчал всю дорогу. А Залешанин на глазах оживал, ночь – его время, кровь играет по всему телу, ноги просятся в пляс. Спать восхочет, когда петухи запоют…

– Ладно, – сказал он уверенно, – давай о деле. Я с ворот что хошь сниму, но красть из дворца… Там же палат и горниц, поди, больше, чем у киевского князя? Я даже там чуть не заплутал, когда вели к тамошнему князю. Ну, который брата убил…

Лица витязя не видел в темноте, а ответ донесся не скоро, холодноватый, словно выкопался из сугроба:

– А ты уже все знаешь?

– Нет, – ответил Залешанин. – Но такого еще на наших землях не было, чтобы брат брата…. Это уже от пришлых. Ты-то из славян или русов?

– Славян, – ответил Рагдай тихо. – Но начали это не русы. Когда-то пращур русов и славян… и каких-то еще народов, запамятовал… мелких, видать… убил своего брата, а на вопрос бати: где брат твой, ответил, что, мол, я – сторож брату своему?

Игнатий пристально смотрел на Исмельду. После разговора с князем церкви в сердце полыхал огонь, ибо появился тот самый случай пробраться выше к власти, стать ближе к сильным мира сего. И вот первая возможность показать себя на ниве негласного служения церкви…

Младшая дочь знатного царедворца выглядела простолюдинкой даже в богатом платье с драгоценностями, за которые можно купить несколько городов или еще на год продлить войну с арабами. Толстовата, с массивными костями, короткими кривыми ногами, голова сидит прямо на плечах, какая там лебединая шея, нет даже намека на обрубок подобный пню, волосы жидковаты… Кожа настолько серая и пористая, что никакие притирки не замазывают. К тому же эти постоянные угри…

– Ты в самом деле так тоскуешь по этому варвару?

Ее серые щеки потемнели, а угри вздулись и покраснели от прилива крови:

– Если святой отец говорит о знатном воине Русского квартала…

– О нем, – ответил священник и торопливо поправился. – Даже если он императорской крови, он все же варвар, если не удостоился святого крещения.

– Все равно не варвар. Он знатный витязь из северной страны, Збыслав Тигрович, младший сын князя… или хана, не помню…

– Разве он не из дальних северных стран?

– Он оттуда, но уже столько живет здесь, что знает наши обычаи лучше других, одевается как вельможа, он красив и щедр…

Игнатий кивал, сказал с сомнением:

– Я обещал твоему отцу помогать тебе… Но, боюсь, что здесь ничего не сделаешь. А прибегать к помощи магии нам не велит закон… я уж не говорю о вере. Вся магия теперь считается нечистой, а сами маги – нечистью.

Она это знала, но священник сказал это так, словно еще вчера маги и колдовство мирно жили в их мире, и никто не считал их нечистым делом. И неожиданно, она полагала, что сама додумалась, у нее вырвалось:

– Если бы я могла!.. Если бы могла хотя бы с помощью магии…

Священник сочувствующе качал головой:

– Беда в том, что в самом деле можно… И даже многое получить можно! Но дело в том, что тогда бессмертная душа, и без того рожденная в грехе, еще больше отягощается грехом. Правда, отцы церкви говорят, что если любовь доподлинная, то душе прощается, ибо наш бог – это Любовь, но все же риск великоват…

На миг ей почудилось, что священник сам подталкивает к какому-то решению, даже убирает заботливо с дороги камешки, но страстное желание, обида и ревность тут же вытеснили все, кроме жажды увидеть прекрасного витязя:

– Скажи, святой отец! У меня все равно душа загублена!

Игнатий поколебался, сказал с еще большим вздохом:

– Я не могу. Мне сан не позволяет. Все-таки я служу святой церкви. Ревностно служу! Я не какой-нибудь нечестивый маг, как к примеру подлый Артогакс, что все еще занимается подлым колдовством, торгует приворотными зельями, вином для неверных, вмешивается в дела душевные, хотя это все в руках Господа нашего, а он лишь погрязает в мерзостном грехе…

Она перепросила жадно:

– Ты знаешь, где он живет?

Священник отмахнулся:

– Да кто не знает? В восточной части города, где селится всякая нечисть… К нему даже купцы ходят, чтобы он предсказал убытки или прибыль! Все о презренном богатстве пекутся, а ведь истинные сокровища в душе людской, о чем печется святая церковь…

Когда он обернулся, кресло было пусто. Далеко внизу хлопнула входная дверь, торопливо простучали женские каблуки.

Он спрятал довольную улыбку.

Маг Артогакс слушал ее нетерпеливо, часто поглядывал в окно. Маленький, сгорбленный и с длинной седой бородой до пояса, он походил больше на гнома, чем на человека. Сморщенное лицо было темным, изрезанным такими глубокими морщинами, что выглядело собранным в складки.

Ей показалось, что он уже знает о цели ее прихода, но на то он и маг, сейчас слушал недолго, прервал:

– Нет у меня приворотных зелий!.. И не делаю. Это дело деревенских старух, а я маг, милая. Говори коротко, что ты хочешь?

Она вздохнула, вытащила кошель. На середине стола рассыпались крупные бриллианты, рубины, сапфиры. Все такой немыслимой чистоты, что все видавший маг покачал головой в изумлении.

– Я хочу получить того витязя, – сказала она. – Я хочу, чтобы когда я приду к нему, он не отверг меня. А когда уйду, чтобы мечтал о минуте, когда приду снова.

Маг не отрывал взгляда от камней:

– Это из сиокийских земель?.. Нет, я о рубинах… Что ж, это желание уже достаточно трудное, чтобы деревенская старуха не взялась. До для мага… гм… маловато. Ни один не возьмется за такую мелочь. Чтобы не позориться.