Изгой - Никитин Юрий Александрович - Страница 66

Ящер, бог подземного мира, люто смотрел на Олега каменными глазами. Постамент перед ним был испачкан кровью, вьются и жужжат безразличные ко всему мухи.

Олег ожидал, что Гелон обратится к Ящеру с вопросом, но Гелон молчал. В глазах все яснее проступала мука и горечь поражения.

– Когда он должен был вернуться? – спросил Олег.

– Еще вчера, – ответил Гелон хриплым голосом. – Он никогда не уходил больше чем на час!.. Но прошло уже больше суток.

Скиф сказал хмуро:

– Это был отважный человек. Я бы ни за что не пошёл в тот мир!

– Он еще может вернуться, – обронил Олег. – У живых всегда есть возможность... Но если он мертв, тогда...

Скиф и Гелон со страхом смотрели, как он взошел по ступенькам, с размаху ударил посохом по каменной морде:

– Слушай!.. Ты знаешь меня. У тебя сейчас человек из нашего мира. Он ничего для тебя не значит, но, если задержишь, тебе это обойдется дорого. Подумай, стоит ли?

Даже бесстрашный Скиф отпрянул, а Гелон вообще упал. Каменное изваяние не шелохнулось, но из него вырвался жуткий рев, так могла бы взреветь каменная гора: нечеловечески, и даже не по-звериному, именно как зарычал бы разъяренный камень.

Вокруг статуи вспыхнул оранжевый огонь. После холода полыхнуло жаром, Скиф с проклятиями попятился: на руках загорелись волосы, Гелон остался на месте, только прикрывал лицо ладонями.

– Мы не друзья, – сказал Олег медленно, словно напоминал старое, забытое, – но драться надо не из-за пустяков. А этот человек для тебя – пустяк...

Огонь вокруг Ящера стал жарче, вытянулся к потолку, уперся, там начало расплываться красное пятно.

Земля качнулась, Скиф растопырил ноги и руки. Загремело, будто далеко внизу проснулся и начал грызть камни огромный зверь. Вот он стремительно пробивается наверх, словно плывет не в каменной толще, а в воде, под ногами качнулось еще, а грохот превратился в сухой отрывистый треск.

Каменная плита под ногами треснула, словно они стояли на поверхности замерзшего озера. Из щели повалил удушливый черный дым. Треснуло снова, уже оглушительно. Края подались в стороны, из глубин вырвался столб огня с дымом. Показались руки, что вцепились в каменный край расщелины.

Олег подбежал, рывком выдернул человека в горящей одежде. Вместе упали на пол. Олег быстро сбивал пламя, подбежали Скиф и Гелон, загасили огонь и, подхватив спасенного под руки, бегом вынесли его из зала.

Ночь оставалась хмурой, но свежий воздух ворвался в легкие, даже Олег закашлялся. Спасенный лежал у их ног, одежда тлела, поднимался чадящий дымок. Гелон торопливо содрал с него лохмотья, человек остался полуголым, с красной обожженной кожей, в волдырях. Волосы сгорели, он хлопал красными от дыма и усталости веками, потерявшими ресницы. От бровей остались только полоски пепла на обожженном лице, а когда он провел рукой по черепу, на ладони осталась черная сажа.

– Какой позор, – услышал Олег хриплый голос. – У мага волосы должны быть хотя бы до плеч... И борода, борода... Где моя борода?

Скиф сказал бодро:

– Без бороды ты моложе! И не заумный придурок, а с виду воин!

Маг застонал, приподнялся. Его пальцы безостановочно щупали то голый подбородок, то голову. Гелон торопливо раскрыл сумку, Олег заглянул, поражение присвистнул:

– Гелон, я тебе поражаюсь все больше!

Гелон быстро и так умело начал покрывать обожженное тело колдуна целебными мазями, что Олег только помогал, Гелон опережал его в каждом движении.

– Ты мог бы стать и великим магом, – сказал Олег:

Чародей застонал, слабо отстранил их руки.

– Не надо, – сказал он. – Я залечу себя сам. Тцар, я узнал многое...

Скиф, перехватив взгляд Гелона, вскочил на коня и умчался в ночь, рискуя по дороге во дворец сломать шею. Гелон сказал участливо, он был бледен, изо всех сил скрывал нетерпение:

– Расскажешь за ужином. Сейчас тебя отведут, отдохнешь...

Олег вскрикнул нетерпеливо:

– Ну хоть несколько слов! Скажи, ты что-то узнал?

– Узнал, – ответил чародей.

Измученный так, что не мог держаться на ногах, он смотрел на обоих гордо, с достоинством. Так смотрят лишь победители, и не важно, что на них ран больше, чем на побежденных.

Гелон обнял чародея за плечи, тот пошатнулся, но Гелон держал крепко, повел, а Олег пошел следом. Гелон все же поглядывал искоса на волхва. Этот человек с красными волосами старается держаться в сторонке, и как-то в суматохе уже почти забылось, что это ж он вытребовал у Ящера чародея...

Чародея привели прямо в покои Гелона. Заспанные слуги подали на стол, Гелон нетерпеливым жестом отослал их прочь, но велел позвать Угарча. Чародей от еды отказался, однако пил долго, жадно. Иссохшееся от подземного жара тело наливалось влагой, глубокие морщины оказались не такими резкими. Олег увидел, что этот человек не так стар, как старается выглядеть: возраст предполагает мудрость и вызывает уважение.

Гелон, бледный, как сама смерть, сидел недвижимо, ждал. Скрипнула дверь, Угарч появился тихий, неслышный. Сел у двери, выпрямился, застыл, чтобы на него не обращали внимания. Чародей наконец с усилием повернулся к Гелону. Лицо перекосилось, он несколько мгновений дышал тяжело, пережидая боль.

– Тцар, – проговорил он, – тцар... я даже не знаю, что и сказать...

– Говори, – велел Гелон. – Все, что узнал. Здесь сильные люди. Такие, которые не отступают.

Скиф и Олег затаили дыхание. Чародей поднес к губам чашу с вином. Отпил, что-то пошептал, снова отпил. Обожженное лицо на глазах светлело.

– Тцар, – сказал он чуть более сильным голосом, – как говорили в древности, у меня две новости, плохая и хорошая. Хорошая в том, что я побывал и переговорил. Плохая, что у владык подземного мира есть все, что ты можешь предложить. И что могу предложить я. И что могут предложить все чародеи всех стран. Золота в земле больше, чем у тебя золотой посуды, а это все их золото... Словом, отдадут Колоксая только взамен...

Скиф спросил быстро, опережая всех:

– Взамен чего?

Олег молчал, все ясно, Гелон побледнел. Чародей ответил тяжело:

– Взамен... Жизнь за жизнь, что же еще?

Скиф даже подскочил:

– Так что же говорим о такой малости? Мало ли у тебя, Гелон, в темницах преступников?.. Что, совсем нет? Ну, тогда можно послать отряд к границе. Пусть хватают всех чужаков. Тут же их на алтарь, под жертвенный нож...