Имортист - Никитин Юрий Александрович - Страница 36

Сейчас мир, увы, не во власти потомков Яфета. Да, греческая культура была высокой, утонченной и прекрасной, за этой прекрасностью мы как-то старались не замечать, что там даже боги занимаются педерастией, педофилией, инцестом, где внук сожительствует с бабушкой, брат с сестрой, что все они сплошные зоофилы, даже бог богов Зевс – ах какой красавец-мужчина на скульптурах! – трахал не только замужних женщин на земле, но и коров, коз, кобыл – да и жеребцов, птиц, рыб, а над запертой Данаей занимался мастурбацией… а уж что напивался, как последняя свинья, и напоминать не стоит.

Сейчас даже потомки Яфета уступили потомству Хама. При всем своем отрицании высокой духовности яфетиды не опустились бы до швыряния тортами и подсказывающего хохота за сценой, это все для простейшего понимания хамского народа, как и все ток-шоу, как практически все телевидение, киноиндустрия. Сейчас потомки Хама расплодились и заселили весь мир. А потомство Яфета… да что там Яфета, абсолютное большинство из потомства Сима, как уже бывало не раз, тоже охотно приняло тот образ жизни, что попроще и полегше. В самом деле, когда выбор: поработать или расслабиться и полежать в холодке, – что выберет абсолютное большинство? Тут уж неважно, чьи потомки!

Но точно так же, как греческая философия однажды едва-едва не завоевала всю территорию, заселенную потомками Сима, так сейчас потомство Хама завоевало своим заокеанским образом жизни весь мир, всю планету. Огоньков осталось не так уж и много, тем ответственнее наша задача. Мы, имортисты, должны зажигать свои огни среди всех народов, будь это потомки Хама, Сима или Яфета, зажигать на всех континентах.

Сейчас очень тяжелое время для имортистов, потомство Хама побеждает даже не силой оружия, хотя им тоже пользуется охотно, но своей хамской философией: плюй на все и береги здоровье, умный в гору не пойдет, главное в жизни – мои плотские наслаждения…

Нас, помнящих цель, осталось не так уж и много, однако в России мы взяли власть, а в других странах мы, хоть и на задворках, однако это мы создаем философские, экономические системы… да, собственно, создаем все. Так было всегда, но всегда создавали мы, умнейшие, а пользовались… мягко говоря, не самые умные. А мы, умнейшие, почему-то им служили. Нет, с этим покончили… Больше никогда-никогда нами не будут повелевать те, кто ниже нас.

Звякнуло, на экране появилось лицо Александры.

– Господин президент…

– Да, – проговорил я, – да, Александра.

– По вашему вызову прибыл Колупаев.

– Вводи, – пошутил я и одновременно кликнул по названию файла с досье на Колупаева, всмотрелся в фотографию. Данные собраны в три подгруппы: подробно, кратко и самая что ни есть выжимка. Я заглянул в выжимку, скривился: та же вода, что и везде.

Александра тихо доложила о прибытии Колупаева. Я кивнул, она ввела в кабинет высокого поджарого человека, я вышел навстречу, он остановился и дождался, когда подам руку. Ладонь сухая, горячая, пальцы крепкие, а рукопожатие теперь ничего не говорит, всем ставят имиджмейкеры одной школы. Выше ростом, чем мне казалось, когда видел в новостях на телеэкране, широк в плечах, крупное квадратное лицо, широкие скулы, глаза смотрят из-под надежного укрытия. Выбрит до синевы.

Я указал на кресло по ту сторону стола, мы сели и посмотрели друг на друга. Сейчас наступает важный момент, который я так не люблю, он называется психологической оценкой, но я не верю в эту галиматью, это для серых одинаковых людей, а чем выше и развитее человек, тем он труднее поддается оценке. По всем оценкам и тестам я выгляжу слабым, у нас почему-то интеллигентность и вежливость засчитываются как слабость, уступчивость, но если я уступлю дорогу ребенку или щенку, это не значит, что я буду уступать всем и каждому.

– Господин Колупаев, – сказал я, – у нас для разговора всего пять минут, это несолидно, но что делать, такой график. Я читал ваши работы, некоторые идеи до сих пор у меня в голове, как вбитые гвоздями. В Петербурге освободилось место директора Института геополитических проблем. Я просил бы вас занять этот пост…

Я сделал паузу, Колупаев смотрит спокойно, себе цену знает. Тем более понял, что настоящую цену ему понял и я.

– Да, господин президент.

– Принимаете?

Он кивнул, не раздумывая:

– Если только даете мне карт-бланш на кадровые перестановки.

Я встал, протянул ему руку:

– Поздравляю! Приступайте к работе. Ваши труды, честное слово, очень важны для нас.

Я проводил его до двери, Александра улыбнулась одобрительно: вот так быстро надо всегда. Я виновато пожал плечами: увы, стремлюсь, но получается редко.

– Премьер-министр, – сказала она негромко. – Поднимается от входа.

– Зови сразу, – разрешил я.

Медведев появился, как борец сумо, массивный, грозный, полный силы, разве что в безукоризненно сшитом костюме, при тщательно подобранном галстуке и ботинках.

– Господин президент…

Я указал на кресло, в подобных случаях садятся не рядом и не напротив друг друга, а оставив между собой угол. Медведев опустился с грацией прирученного медведя, на столе появилась папка с бумагами.

– Я подготовил, как вы и велели, кое-что по реформе всей структуры управления.

Я полюбопытствовал:

– Народ еще не разбегается?

Он вяло отмахнулся:

– Сколько волка ни корми – в лес-то смотрит, но со двора ни ногой. Какой министр не мечтает стать олигархом? Разорвать российский замкнутый круг неимоверно сложно. Проще – разворовать… Хорошо, что наши законы не имеют обратной силы. Плохо, что не имеют и силы прямой. Вот посмотрите схемку, а здесь расчеты… Нам вообще незачем столько министерств, все нужно централизовать. Завтра-послезавтра можно бы внести в Думу, но желательно, чтобы вы просмотрели.

Я кивнул:

– Хорошо. Но вы уж обтешите его так, чтобы мне работать не пришлось. Должен я получать удовольствие от президентства?

Он с самым сокрушенным видом покачал головой:

– Хорошо, господин президент. Кто не рискует, тот не пьет нитроглицерин. Хоть будущее всегда предпочитало держаться от нас подальше, но на этот раз… мы его достанем! Как говорится, за правое дело стой слева. Ах, господин президент! Мне ли вам говорить, что экраны кино и телеэкраны заполнили фильмы о благородных киллерах и проститутках, о романтичных мафиози, девочки в школах мечтают о карьере валютных проституток!.. А мы все опасались выступить против, как бы нас не осудила какая-то интеллигенция! А где та интеллигенция, когда со страной творят хрен знает что?.. Так что делайте свое дело смело, господин президент. Мы – трусы, сами не решились, но за вами пойдем смело. Двигайтесь как танк, крушите любое сопротивление. Да его и не будет.

Я сказал без улыбки:

– Разве что побурчат на кухнях.

– Это у нас умеют, – согласился он с прежним жаром. – Но кто, как не она, эта сраная интеллигенция, размыла и утопила в дерьме все строгие нормы? Все рамки, границы? Все идеалы?.. Вот теперь пусть и жрет то, что получила. Отныне над миром во весь зловещий рост встает Скиф – сильный, здоровый, не отягощенный никакими старыми догмами. Ни французских утопистов, ни современных политкорректных гомосеков.

Он говорил горячо, излишне горячо. Я молчал, еще не ощутив, то ли в самом деле накипело, изливает душу, то ли старается завоевать мою симпатию, войти в число самых близких сторонников.

– Вы правы, – сказал я наконец. – Это не мы, а они сами уничтожили старый мир… Это они заставили нас оставить своих овец в богатом краю и заняться этим тяжким делом спасения мира… Так пусть же теперь получат свое, недоумки… А вы, Игнат Давыдович, имортист или еще нет?

Он с неловкостью улыбнулся:

– Да уже вроде бы…

– Хорошо, – сказал я, – пусть будет даже только вроде. Если мы имортисты, то законы старого мира – не для нас. А это даже не законы, а лохмотья.

В кабинет вошел Волуев, молча положил передо мной папку с одним-единственным листочком и молча удалился. Медведев деликатно отвел взгляд в сторону, но я читать не стал, о содержимом догадываюсь, а с премьером надо закончить в том ключе, чтобы не сомневался: все реформы, что задумали, сбудутся. И все реформы – во благо.