Гиперборей - Никитин Юрий Александрович - Страница 42

Пещерник поднял факел, сказал хриплым голосом:

– Кий!.. Тебя призываю я, Вещий Олег!

Глава 12

Факел освещал малую часть помещения. Гульча лишь сейчас со страхом поняла, что они попали в гигантский склеп. Под ней был ворох шкур, на стене висели мечи, топоры, луки с истлевшими тетивами, боевые палицы, кольчуги, внизу в ряд выстроились сундуки. Дальше трепещущий свет факела не доставал.

В склепе слышалось хриплое дыхание Олега. Он пошатнулся, оперся о каменную плиту, повторил страдальчески:

– Я призываю явиться Кия, основателя Города, князя полян!

Тишина оставалась такой же пугающе мертвой, лишь внезапно ярче вспыхнул факел, затем кто-то огромный тяжело вздохнул. Гульча уловила движение стоячего воздуха.

– Я призываю явиться Кия, – сказал Олег совсем тихо, силы его покидали, – основателя союза племен, защитника… Страшная опасность нависла над его потомками… Только Кий…

Он покачнулся, медленно сел, упираясь спиной в каменную плиту. Факел горел ярко, пещерник держал его на вытянутой руке, уперев в каменный пол. В мертвой тишине кто-то снова вздохнул, затем нечеловечески огромный и мощный голос произнес, растягивая слова:

– Кто тревожит мой вечный сон?.. Неужели я не дал потомству силы?.. А, это ты, я чувствую твое присутствие…

Пещерник открыл глаза и поднял факел выше. Голос прозвучал после паузы, в нем была нотка недоверия:

– Опять в том же виде… И опять с бедной женщиной… Несчастная, знала бы, с кем… Не понимаю, за что тебя звали мудрым, вещим…

Олег взглянул на Гульчу, на ее вытаращенные глаза, сказал быстро:

– Ладно-ладно, это жизнь, а не склеп. Наверху не так спокойно, как здесь.

Голос возразил, заполнив собой весь огромный склеп:

– Это именно с тобой всегда не так спокойно… Другие живут тихо. Девушка с тобой, конечно же, голая… Что ты с нею сделал, чудовище?.. Морда побитая, весь в синяках… Куда боги смотрят?

– Боги правду видят, – огрызнулся Олег. – Не спят, как ты. Тебе травы и корни положили?

Голос ответил печально:

– Я думал, ты сам распорядился… гм… когда меня…

Олег ответил поспешно:

– Не тревожься! Тризну справили отменную, краду заготовили великую. Склеп рыли триста пленных савиров, их порубили сразу, кости тлеют в основании кургана.

– Нужно ли было? – спросил Кий печально. – Здесь не бывает рабов, как обещали волхвы.

– Надо было, – ответил Олег. – Дабы не проболтались. Зато твой склеп поныне неразграбленный!

– А что собираешься делать ты?

– Ну… я возьму лишь часть того, что сам положил.

– Да-а, – протянул Голос, – я тебя в таком виде не часто видел. Сказать по правде, всего пару раз. Хотя дед мой поговаривал…

– Старики наговорят, – буркнул Олег, – только уши развесь!

Он уже бродил, пошатываясь, с усилием поднимал крышки сундуков.

Гульча преодолела оцепенение, заставила себя встать с вороха шкур, оставив сползающую с плеч душегрейку пещерника, уцепилась за тяжелое кольцо, добавляя свои усилия к попыткам Олега поднять крышку большого сундука.

Голос произнес печально:

– Она еще ему помогает… Бедное неразумное дитя…

Сундук оказался полон золотых монет, бриллиантов, изумрудов. Олег сердито плюнул прямо на золото, опустил крышку. Гульча едва успела убрать пальцы – крышка дернула ее книзу. Пещерник, ворча, заглядывал в кувшины, скрыни, тряс резные шкатулки.

Голос печально произнес:

– Если бы сам клал, как говоришь, знал бы, где то, что ищешь… Пить надо меньше!

– Все разве запомнишь? – буркнул Олег.

Под руки попался сверток бересты, хотел отшвырнуть, но на всякий случай сорвал лыковую веревочку, не сумевшую пересохнуть в сырости, развернул хрупкий лист. Лицо его чуть просветлело.

Вскоре он уже сдирал, постанывая, грязь, накладывал примочки из темной и густой, как деготь, жидкости. От нее смердило, он заставил Гульчу отпить пару глотков. Ее едва не вывернуло, но, странное дело, сразу согрелась, боль в исцарапанных ступнях ушла. Даже пальцы на ногах, озябшие так, что не чувствовала их вовсе, отошли, пошло покалывать иголочками.

– Бедное дитя…

Олег, накладывая на лицо и грудь смердящую пакость, предостерег:

– Кий, не увлекайся!

– Я только по-отечески жалею…

– Знаю-знаю. Самые красивые и беззащитные с виду змейки – самые ядовитые. Да и ты ласковый, как кошечка… пока не наступишь на хвост. Гульча, вон в том углу всякая всячина из рухляди! Выбери, а то князь Кий уж очень волнуется. Воображение у него, видите ли…

Девушка с факелом в руке пошла рыться в ворохе одежды. Пещерник был груб, но грубости умел говорить так, что у нее сама собой выпрямлялась спина, грудь поднималась, а щеки горели в странном радостном предчувствии.

Она наткнулась на множество сапог, словно волхвы предполагали увидеть усопшего князя в личине сороконожки, затем обнаружила одежду. Рыться одной рукой было непросто, держа факел на отлете, чтобы искры ненароком не сорвались в гущу шелков, бархата, дорогих шуб, мехов, тонко выделанных сорочек.

Когда вернулась, одетая в княжескую расписную сорочку, что доходила ей до коленей, Олег лежал возле каменной плиты – страшный, распухший, с ног до головы покрытый темными пятнами. Гульчачак вскрикнула, опасливо опустилась возле него на корточки. Смрад ударил в ноздри, она помахала ладонью у лица. Очень медленно правый глаз пещерника приоткрылся.

– Не тревожь, – прохрипело у него в горле.

Она ушла в другой угол, села на шкуры. От факела струился тусклый мерцающий свет. Гульча зябко куталась – ее снова трясло. Неподвижный воздух, запах целебных настоек, трав, пережитые страхи! Голова начала кружиться, Гульча ощутила себя летящей в пространстве, замелькали крыши домов, в темном небе светили непривычно яркие звезды. Слабо слышались голоса.

Проснулась в полной темноте. Лежала в страхе, не понимая, откуда под ней взялись шкуры, почему темно. Было тихо как в могиле. Как только подумала о могиле, сразу вспомнила, что она и есть в могиле – заживо погребена в склепе древнего князька местного племени язычников. На строительстве этого подземного дворца были зарезаны сотни пленных кочевников, их кости тлеют под ее ногами…

Она зябко поджала ноги, сказала дрожащим голосом:

– Эй, есть кто-нибудь?.. Олег, ты еще живой?

В склепе было тихо, никто не сопел, не похрапывал. Не слышно было и голоса погребенного князя, основателя Города. Гульча осторожно сползла со шкур, чувствовала себя отдохнувшей, только очень хотелось есть – до спазмов в желудке. Едва подумала о еде, как в животе заворчали кишки, голодно заурчало, а рот наполнился слюной. Она шарила в потемках по полу, где-то должен лежать факел – не весь же сгорел. Если отыскать еще и огниво…

Ее пальцы наткнулись на твердое, угловатое. Она некоторое время ощупывала, потом сообразила, что под ее ладонями человеческое лицо. Вскрикнув, отшатнулась, долго сидела неподвижно, прислушиваясь к оглушительному стуку своего сердца, наконец решилась потрогать лежащего за плечо:

– Эй… Олег, это ты?.. Или это великий князь, основатель Киева? Кто бы ни был, помогите! Мне так страшно и хочется есть.

Из темноты послышался вздох, глухой голос произнес сипло:

– Всегда одно и то же: как утро, так хочет есть… Сюда много натащили всякой еды! Если думаешь, что не испортилась за четыреста лет, то давай, ухомякивай за обе щеки…

– Олег, – вскрикнула она, – я так рада!

В темноте послышался шорох, стук. Темноту прочертили красные точки. Вскоре факел вспыхнул, Гульча с недоверием смотрела на осунувшееся лицо пещерника. Он был смертельно бледен, под глазами повисли черные мешки в два ряда, но лилово-черная опухоль сильно спала, оба глаза смотрели ясно.

– Ты выглядишь лучше, – сказала она ошарашенно.

– Сплюнь. Ты не видишь моих ребер!..

Он воткнул факел в стену между камнями. Двигался намного лучше и легче, но лицо все еще было обезображенным, а по телу плыли цветные разводы синяков и кровоподтеков.