Далекий светлый терем (Сборник) - Никитин Юрий Александрович - Страница 90

Панцирник угрожающе лязгнул жвалами. Термик в испуге прижался к полу, торопливо выдал узкую струю запаха.

– Всем в присутствии панцирников запрещено пользоваться языком жестов!

– Понятно, – ответил Оппант горько на языке жестов. – Для равноправия, так сказать.

– Верно, – просигналил термик запахом.

– Я иду, – сообщил Оппант жестом. – Даже Итторк не заставит меня унизиться до уровня червей, которые другого языка просто не знают. Или уровня панцирников.

Из высокого зала, куда его вели, шли возбуждающие волны действия, работы. Оппант почти видел подрагивающие от усердия сяжки, напряженные мышцы, блестящие спины. Когда миновали поворот, в слабом свете водорослей увидел, как темные термы теснятся вокруг центра, сяжки секут воздух, запах стал еще сильнее, время от времени из толпы выскакивали термы и с непристойной для темных термов скоростью убегали, явно разнося приказы Итторка.

Сам Итторк находился в середине, его запах был силен и резок, а блестящие сяжки двигались быстро, четко, раздавая указания, кому чем заниматься. Черные термы слушали его как юные белесики, приседали от почтения.

На Оппанта не оглянулись, только Итторк заметил сразу, послал короткий знак узнавания, но сяжки двигались с невероятной скоростью, все членики вибрировали, и Оппант, невольно восхищенный, едва успевал следить за лавиной распоряжений блистательного ноостера.

Когда убежали последние, Итторк устало опустил сяжки. Теперь они находились одни в опустевшем зале, не считая обоих панцирников.

– Ну, – сказал он резко, – что скажешь теперь?

Оппант ответил медленно:

– Я не понимаю, почему меня привели эти два полуживотных.

– Понимаешь, – бросил Итторк. – Думаешь, я не знал о вашем Малом Совете? За тобой следили с первого же дня.

– Я так опасен?

– Ты – терм двадцать первого стаза, – подчеркнул Итторк. – Возможно, двадцать первого. Хотя я не уверен. Возможно и то, что Племя постарело, начинает клониться к упадку. Ты не выше, а просто первый грозный признак вырождения. Потому я велел не спускать с тебя глаз.

Оппант, чувствуя страх и отчаяние, проговорил еще медленнее:

– И что теперь?

– Давай решим. Своим Малым Советом ты бросил мне вызов. Я не допущу, чтобы болтуны решали, когда пришло время действовать! Перед тобой выбор: или тебя выбросят из Купола, или ты входишь в состав моего Совета. Старых болтунов я разогнал, руковожу, как видишь, сам. И успешно! Но мне все же требуются советники, помощники.

Холодная волна прошла по всем сердцам. Оппант застыл, понимал, что согласиться бы, а там искать выход, но нечто непонятное в нем заставило послать сигнал:

– Нет.

– Что «нет»?

– Нет, блистательный Итторк, – ответил Оппант тверже. – Я не пойду к тебе в помощники. Даже самым первым.

Сяжки Итторка вытянулись, как при крайней степени раздражения:

– Вот как? Предпочел бы сам стать единственным?

Оппант ответил с неохотой, тоскливо самому идти на гибель, сам не понимал, почему отвечает именно так, но все же ответил:

– Нет, Итторк. Я не могу объяснить: у нас нет таких слов, знаков, запаха. Но я не хочу быть во главе Племени. Опасно! Это гибельно для всех. Это ты, а не я – угроза всему Племени.

Итторк просигналил зло:

– Предпочитаешь быть выброшенным на верную смерть?

– Да, – ответил Оппант. – Лучше быть жертвой, чем палачом.

Итторк передернулся, но сдержался. В его глазах загорелся странный огонек:

– Ты нашел, чем отличается двадцать первый стаз от двадцатого?

– Нашел, – ответил Оппант. – Я еще не могу назвать это понятие… или понятия. Потому, что таких слов еще нет, их надо придумать. Но мы не в состоянии поступать так жестоко. Мы – следующий стаз! Мы – порождение более высокого общества, потому что Племя ощутило потребность в нас, потому мы и появились… Но ты, разогнав Совет, уничтожил этот стаз! И больше сверхноостеров не будет. А еще через несколько поколений исчезнет и стаз ноостеров. Племя начнет опускаться со стаза на стаз. Вот что ты сделал, блестящий Итторк! Талантливейший, гениальнейший, даже честнейший… но лишенный того, что есть в моем стазе!

В зал заходили и останавливались черные термы, члены Совета, теперь же просто помощники Итторка. Они теснились темной стайкой, следили оттуда беспомощно и пугливо за резким поворотами сяжек Итторка и Оппанта. Даже запах пошел едкий, хотя феромоновым языком не пользовался даже Итторк. Явно не хотел, чтобы панцирники знали, как непочтительно с ним разговаривают.

Оппант видел, как Итторк побелел от ярости, стали видны все прожилки под тонким хитиновым покровом. Черные термы дрогнули и попятились, настолько мощно Итторк вскрикнул на всех трех языках разом:

– Выбросить за Купол! Немедленно! Обойдемся без… без этих: ты урод, а не следующий стаз! Ты – упадок, ты больная плесень, которую надо спешно уничтожить…

Он остановился на полуслове. В зал стремительно ворвались панцирники. Впереди неслась волна ненависти, злобы. У выхода на арену два панцирника столкнулись боками. Послышался страшный хрустящий звук, от которого похолодело в крови, и в следующее мгновение панцирники оказались на середине зала.

Итторк, побледнев, отступил на шаг. Панцирник подбежал к нему, и Оппант содрогнулся, едва не закрыл глаза от страха и отвращения. Страшные челюсти панцирника буквально разрубили Итторка пополам!

Остальные панцирники бросились на темных термов, страшно щелкали челюсти, во все стороны брызгала кровь, летели отрубленные лапы, сяжки… Один из панцирников с силой бросил Оппанта на стену, в следующее мгновение все шесть лапок приятно обожгло теплым клеем: за панцирниками держались трое носачей, бока раздуты, клея в избытке.

Панцирники проносились мимо, их сяжки задевали его неподвижное тело, задевали лапами, совсем рядом мелькали страшные челюсти. Оппант был забрызган кровью, на нем прилипли лохмотья чужой окровавленной плоти.

Появился Трэнг. Панцирники кромсали тела членов Совета. Итторк был еще жив, и Оппант ощутил жалость, видя лишь половину гениального тела ученого, которая беспомощно лежала у ног отвратительного Трэнга.

– Трэнг… – прошептал Итторк, – зачем ты…

Трэнг холодно посмотрел на шевелящийся обрубок тела. По его сигналу подбежал панцирник, наступил на Итторка. Страшные жвалы нависли над головой Итторка, шевельнулись, выбирая точное положение, и деловито сомкнулись, захватив сразу голову и грудь. Послышался треск. Жвалы сомкнулись сильнее. Голова Итторка треснула, брызнула жидкость. Панцирник сжимал челюсти, пока они не сомкнулись. Лишь тогда отступил, оставив сплющенные останки того, кто был только что главой Совета.

Оппант дернулся, волна ненависти и отвращения ударила в голову, он потерял сознание. Когда очнулся, зал был почти пуст, два панцирника поедали остатки погибших.

Прямо перед ним стоял Трэнг. Заметив, что Оппант очнулся, Трэнг сказал едким запахом:

– Хорошо, что тебя не убили. Ты умрешь здесь. И останешься так. Я хочу, чтобы Умма видела твой скелет. Твой высохший скелет. Ты хочешь спросить, зачем я это сделал?

Оппант покачал головой:

– Нет, я не Итторк. Мне понятно.

Трэнг повернулся уходить. Уже на входе в туннель он послал торжествующий феромоновый сигнал:

– Умма теперь служит мне!

Наступил период Покоя. Оппант бессильно висел на своих затвердевших путах. За этим периодом Покоя, во время которого сейчас уничтожают последних из сопротивляющихся ноостеров, наступит настоящий период Большого Покоя, то бишь – Застоя… Как просчитался Итторк! Как горько просчитался! Что теперь будет с Племенем? Оппант тогда смутно ощутил, что Итторк делает большую ошибку, заставляя слушаться себя беспрекословно, но даже он не предполагал, что все кончится так страшно…

Внутри нарастала разъедающая боль. Микроорганизмы, живущие в пищеварительном канале, требовали корма. Вскоре они, не получая пищи, разрушат стенки желудка, и Мир перестанет существовать для них и для него. Перестанет существовать в унизительных муках…