Далекий светлый терем (Сборник) - Никитин Юрий Александрович - Страница 89

– Наши рабочие будут ждать на северной стороне Купола. Когда притащим мешок под свод, они откроют закупоренный туннель, ведущий в грибной сад. Нам нужно быстро наполнить горячим воздухом мешок, тут же открыть в Куполе нишу, чтобы туда протиснулся этот уже раздутый шар, и сразу же уцепиться за тяжи…

– Слишком много «если», – вздохнул Оппант. – Один шанс на тысячу, что удастся выбраться… Даже с сотнями рабочих и панцирников, которых нагонит Итторк. Чем ближе время подходит к пробному пуску, тем меньше мне хочется, чтобы Итторк распоряжался или даже присутствовал!

Дни летели, работа кипела настолько быстро и слаженно, что Оппант иной раз начинал думать, что как это замечательно, когда вся власть в крепких жвалах такого великолепного мыслителя, как Итторк. Все лишнее отброшено в сторону, ценится только работа, исследования, панцирники пригнали на рытье тоннелей или укрепление стен толпы мэлов, копателей, носачей.

Правда, в следующее мгновение становилось стыдно, но все же было приятно от гаденького чувства, что его работа признана самой важной, а часть других исследователей, что вели собственные разработки, сейчас направлены ему в ученики. И никто не шелохнет сяжком протестующе.

Он похолодел, представив себе, что если кто и шелохнет сяжком или выразит недовольство как-то еще, то не зря же за Итторком неотступно ходят два самых могучих панцирника, каких Оппанту только доводилось видеть.

Однажды он заметил, что два панцирника стали сопровождать и его. Всюду, куда он заходил. Раздраженный, спросил Итторка почтительно, но с твердостью в жестах:

– Я хочу знать, что случилось?

– Ты о чем? – быстро спросил Итторк.

– Почему меня вдруг стали сопровождать два панцирника? Я пока не падаю от слабости.

Итторк окинул быстрым взглядом мощное тело молодого терма, и, даже не вслушиваясь в сильный запах могучего организма, заметил:

– Да, слабым тебя никто не назовет. Но два панцирника сопровождают и меня. Разве это плохо? Почетный эскорт!

– Мне не нужен этот почетный эскорт. Я не знаю, чем заслужил такую честь…

Итторк внезапно стал серьезен:

– Оппант, я давно присматриваюсь к тебе. Ты тоже считаешь себя переходной ступенью между девятнадцатым стазом и двадцатым?

Оппант пожал плечами:

– Говорят… Мыслители так говорят. Я не берусь с ними спорить.

– Ты чем сейчас занимаешься?

– Исследованием возможностей Племени… Потенциальными способностями термов к внутренним ограничителям…

– Внутренним ограничителям? – удивился Итторк. – Что это такое?

– Не знаю, – ответил Оппант честно. – Чувствую, что они есть. Я не нашел пояснения в Информарии, а сам пока не подобрал точного названия. Или названий.

Итторк несколько мгновений смотрел на него пристально, внезапно сказал очень серьезно:

– Мыслители мыслят старыми законами.

Оппант произнес настороженно:

– Старые мысли безошибочны почти всегда. Я не все, что делается сейчас, считаю правильным.

– В старом мире, – бросил Итторк, – были другие звери, другой воздух. Старый опыт не в помощь, а во вред! И вот еще то, чего не могут тебе сказать все мыслители всех предыдущих эпох.

Он умолк, от него пошел странный запах, какого Оппант никогда не слышал. Все шесть сердец затрепыхались чаще, трахеи раскрылись шире, перегоняя по трубочкам теплый воздух.

– И что же? – произнес он наконец, не в силах долго выдерживать напряженное молчание.

– Оппант, – сказал Итторк очень серьезно, – у меня есть очень серьезное предположение: пока только предположение!.. Правда, достаточно веское. Как ни дико это кажется, но ты не переходная ступень между девятнадцатым и двадцатым.

Оппант прошептал:

– А кто же я?

– Ты не урод, это скажет всякий. Правда, ты вобрал многие черты других стазов, что выглядит позорным. Но что позорного в силе? А если у нас сильные только мэлы и панцирники, ну и что? Тебя это не позорит. Зато ты умеешь мыслить, как редко кто умеет. А ты ведь совсем недавно прошел последнюю линьку!.. Словом, по моему убеждению, ты – терм двадцать первого стаза! Первый и пока единственный. Что скажешь?

Оппант едва не подпрыгнул. Сердца заколотились еще лихорадочнее, по всему телу выступили пузырьки влаги.

– Не знаю… Я не знаю, что сказать, – он чувствовал такую сумятицу в мыслях, что чувство ликования отступило в самые дальние норки под натиском паники. – Иногда я чувствовал, что значу много, умею много. Еще чаще видел, что каждый что-то умеет лучше меня. Я постоянно прислушиваюсь к себе, чего, как я знаю, никто не делает. Каждый уверен в себе, знает свое место, свою работу, свой долг и обязанности. Потому я и кажусь себе уродом!

Итторк переспросил:

– В чем ты не уверен?

– Почти во всем, – ответил Оппант убито. – Страшно подумать, но мне слишком многое кажется неверным. Иногда я смутно чувствую, как можно бы исправить, улучшить. Но не может же один терм быть умнее всего племени?

Итторк помедлил с ответом, Оппант ощутил, что попал в больной ганглий. Итторк уже ведет себя так, словно он не только умнее всего племени, вместе взятого, но и обязан им руководить как наставник белесиками первой линьки.

После долгой паузы Итторк сказал чуть суше:

– Будем исходить, что ты – первая весточка. Похоже, Племя вскарабкивается еще на одну ступеньку эволюции. Отныне перед нами откроются более широкие просторы. Надо исследовать тебя, выяснить, какие же новые свойства будут иметь термы этого стаза… Что сбило с толку наших Определителей, так это малое число твоих ганглий. Вся наша система стазов укладывается в стройную систему: каждый последующий стаз богаче нейронами, чем предыдущий. Примерно на сотню ганглий. Без плавных переходов, сразу скачками. А у тебя лобные доли содержат столько же ганглий, как у ноостеров, добавилось лишь в теменной части… Что это дает? Там всего лишь эмоциональные участки… Но это характерно для крылатых, для панцирников.

После долгого молчания, когда никто не хотел первым его нарушать, Оппант ответил с видимой неохотой:

– Я не знаю. Честно, я не знаю. Сам стараюсь понять. И разобраться во многом.

Итторк торжественно посмотрел на него:

– Ты – терм более высокого стаза, чем ноостер. Однако ноостер – терм с самым развитым мозгом. У тебя же мозг обычного ноостера. Так чем же ты выше? Что может быть выше разума, выше интеллекта?

– Я не знаю, – медленно ответил Оппант. – Это очень сложно… Сложнее, чем интеллектуальные игры, где ответ может быть только один. Но мне кажется, что разум не самое высокое для терма. Это необходимое, но не самое высокое. Должно быть нечто выше.

– Что? – закричал Итторк, от него пошел запах раздражения. – Что может быть выше интеллекта?

Оппант услышал сзади зловещий лязг. Оглянулся в испуге, страшные жвалы панцирника двигались возле самого уязвимого места, где головогрудь переходит в членистое тело. Другой стоял на прежнем месте, но волосы на хитиновом панцире топорщились, показывая высокую степень ярости.

Итторк поморщился, панцирник по его жесту послушно отошел к стене. Итторк повторил с нажимом:

– Что может быть выше интеллекта?

В Племени можно скрыть разве что какую мелочь. Смолчишь в жесте, утаишь звук, но запах сочится изо всех пор. Сложные мысли им не передашь, к счастью, но сыт ты или голоден, доволен или раздражен – любой ощутит за пять сяжек панцирника.

Если бы не лихорадочное возбуждение, что царило в Племени, Оппанта призвали бы к ответу на следующий день после разговора о Малом Совете. Они встретились всего один раз, а еще через два дня к Оппанту подбежал термик-скороход, зашевелил сяжками. За ним неотступно следовали двое массивных панцирников. Оппанту все казались одинаковыми, но этих узнал – личная стража Итторка!

– Великий Итторк вызывает, – сообщил скороход торопливо.

– Я приду, – пообещал Оппант.

– Он зовет сейчас, – сказал термик еще тише. Он пошевелил сяжками, передавая сочувствующие знаки, благо панцирникам идеографический язык недоступен. – Лучше не спорить. Итторк велел.