Человек с топором - Никитин Юрий Александрович - Страница 44

– Таких шкур не бывает, – заявил Мрак уверенно. – Тут ты ошибаешься. Даже молибденовая сталь…

– Заткнись, – посоветовал Олег. – При чем тут молибден?

– А из чего твоя шкура?

– Из меня, – ответил Олег. – Не понял? Из меня. Моя шкура в сто тысяч раз тоньше папиросной бумаги, а та давно уже эквивалент сверхтонкости, но зато моя шкура в три миллиарда раз прочнее самой прочной легированной стали. Даже твоей хваленой молибденовой!

Мрак вытаращил глаза. Олег ответил негодующим взглядом, с легкостью прошелся по веранде, даже зачем-то потопал ногой, но это для Мрака зачем-то, а он помнит, как страшился сначала, казалось, что из-за такой кожи будет весить как египетская пирамида или хотя бы как многотонный тягач, ведь шкура, верно, тяжелее стали в сто миллионов раз, но зато прочнее в три миллиарда, а это значит, что вот теперь он действительно тонкокожий…

– Бомба тебя не возьмет, – повторил Мрак машинально, – а как насчет химии? Как у нас говорят, Большой Химии? Если тебя на годик посадить в эту Большую Химию… я имею в виду, в озеро азотной кислоты… то как?

– А никак, – ответил Олег равнодушно, но Мрак уловил просто сатанинскую гордость, что перла во все щели.

– Почему?

– В моей шкуре, – ответил он наставительно, – просто нет атомов. А значит, нет электронов, чтобы вступать в химические реакции. Ядерная шкура, Мрак. В самом деле, ядерная.

– Да это я так, – признался Мрак. – На самом деле я пробовал тебя прощупать протонами, нейтронами, альфа-частицами, гамма-лучами… Ты в самом деле – черный призрак!

Он смотрел на Олега почти со страхом, но, когда вспоминал, что и сам идет по той же дороге, где Олег протопал, как слон, на пару недель раньше, шерсть вставала дыбом, а сам не знал, орать от ужаса или верещать от неслыханной удачи.

Шкура Олега уже и так самая сверхпрочная шкура на свете. И как шкура, и как все-все. Ее невозможно прижечь никакими кислотами, Олег даже с самыми нежными кишками внутри может купаться в океанах серной или азотной кислоты, ему нипочем пролететь по поверхности Солнца, а то и нырнуть в его глубины, он не ощутит холод… по крайней мере очень скоро не ощутит. Его нужно держать в морозильнике годы, чтобы температура понизилась хотя бы на пару градусов, а в работающем атомном реакторе он в состоянии прожить несколько недель, не замечая жара.

– Как ты это сделал? – спросил он, едва дыша.

– Да как тебе сказать… До вчерашнего дня, как бы я ни пытался закрепить уплотнение кожи, все возвращалось на круги своя. Нейтрон после облучения снова распадался на электрон и протон обычно через пару минут. Но вчера мне удалось добиться устойчивости. Вот уже сутки, как я превратил протоны в нейтроны, и, ничего, пока держится. А когда ядра не могут держать электроны, то, ты же знаешь, они смыкаются…

– Да-да, – сказал Мрак осевшим голосом, – знаю…

Это он по чистой случайности в самом деле знал. Такие ядра, смыкаясь, образуют монолит, который вообще вообразить невозможно. Известно только, что такое образуется в нейтронных звездах. Из школьного учебника запомнил рисунок, где наперсток с таким веществом везут на сорока железнодорожных платформах.

– Надеюсь, – сказал Олег торопливо, – что удастся закрепить. Кожа из такого нейтронита – это, знаешь ли…

Мрак вздрогнул:

– Олег… мы не слишком быстро шагаем?

– Очень, – признался Олег, – очень слишком, если есть такое выражение. Если нет, то пусть будет. Я бы это растянул на пару лет… но если ты не ошибся насчет зова Таргитая…

– Не ошибся, – ответил Мрак коротко. – Ему хреново. Рассказывай, как это сделать. Чтобы и мне, да побыстрее, да побольше, потолще!

– До этого, – проговорил Олег, – мы прыгали по поверхности атомного ядра. Перемещали, так сказать, электроны атомов. Но если копнуть глубже, если задействовать электроны не атома, что мы умеет прекрасно, а самого атомного ядра, то это даст в десятки миллионов более мощности. Нам, нашим телам.

Мрак ощутил, что голова кружится, а сам Олег показался сумасшедшим. И вообще вокруг одно сумасшествие.

– Ты это всерьез?

– А как ты думал? – ответил Олег очень серьезно. – Как выйти в настоящий космос, если первый же крохотный метеорит… песчинка какая-нибудь!.. пронижет тебя насквозь? То, что мы до Луны и обратно, – это еще не космос! Это так, прогулка перед подъездом родного дома. Ни одна собака не успеет гавкнуть, как мы снова дома. А вот в настоящем космосе, хотя бы в межпланетном… Космические корабли еще как-то могут защититься броней метровой толщины, а мы?

– Что мы, – пробормотал Мрак. – Не можешь же ты и себе создать такую же шкуру?

– Могу, – возразил Олег.

– Метровой толщины?

– Толщина пусть будет в один-два ангстрема… но прочности в ней будет больше, чем в пятиметровой броне из тантала. Хочешь, покажу расчеты?

– Не хочу, – ответил Мрак с поспешностью. – Я тебе почти верю. Ты скажи мне, как?

– Понимаешь, дело в том, что я сам мало что понимаю, – сказал Олег. Мрак язвительно хохотнул. Олег сказал, защищаясь: – Я перестраивал молекулы кожи, потом атомы, а в конце концов уже одни нейтроны, добиваясь одной-единственной цели…

– Трус, – сказал Мрак обвиняюще. – Шкуру свою берег!

– Да, – сказал Олег с достоинством. – Берег. Это, кстати, вполне в духе нынешней концепции о сверхценности шкуры… тьфу, жизни.

– Ты сам, трус, ее придумал и пропихивал в жизнь! – громыхнул Мрак инквизиторским тоном. – А теперь посмотри, во что это превратило мир?

– Не весь, – сказал Олег, оправдываясь. – Только в одной… гм… все расширяющейся части. Согласен, получился перекос. Ничего, без нас выровняют. Я тебе кричу о другом, а тебе все как горохом о Баальбекскую плиту!.. Я перестраивал кожу, чтобы ни стрелой, ни мечом, ни прострелить из пистолета или орудия… но такая шкура служит еще и аккумулятором неслыханной мощи. Причем она впитывает ее отовсюду. Хотя, чему удивляться, такова природа нейтронных звезд. Они поглощают все излучения, все частицы, все-все, что появляется в радиусе их досягаемости… Еще не понял?

Мрак подумал, сказал настороженно:

– Хочешь сказать, что в глубоком космосе можно будет обойтись без жареного кабанчика?

– Только вблизи звезд, – ответил Олег честно. – Можно, конечно, и вдали, но это жить на голодном пайке.

Глава 14

Но оставалась еще одна задача, над которой ломал голову Олег, – топливо. Мрак не ломал голову, он ломал свое восприятие, а вместе с ломкой и углублял или углубливал контроль над процессами в собственном теле. Или усиливал. И чем больше добивался власти, тем больше ужасался, что в нем, оказывается, столько непознанного, и как это он жил раньше, не зная, не владея, не командуя, не распоряжаясь? Даже презренные кишки квакали, когда хотели, желудочный сок выделяется сам по себе, а когда переедал, сало нагло и самовольно откладывалось не в красивых мышцах, а в толстых складках на боках.

Сейчас же пришла пора расплаты за все вольности. Мрак нещадно поставил все сперва под свой контроль, а теперь усиленными темпами переводил из первобытно-общинного в рабовладельческий, затем в феодальный, в капстрой, коммунизм, а затем в царство высоких технологий, когда все управляется из единого центра, никакой феодальной раздробленности, полное и быстрое подчинение, исполнение, высочайшее качество…

Однажды грубая рука тряхнула его среди ночи. Еще с закрытыми глазами рассмотрел сосредоточенное лицо Олега, в глазах радостно-ошарашенное выражение.

– Вставай, – прошептал он, – сколько спать можно?

– Я час тому лег…

– Целый час, – ужаснулся Олег. – Да ты знаешь, сколько за одну только минуту… да что там минуту, за секунду, микросекунду, возникает и сгорает мириадов миров? А ты спишь, как ты можешь?

– Да вот как-то ухитряюсь, – пробормотал Мрак. – А ты чо? Нашел?

– Бери выше, – ответил Олег. – Создал! Ибо нельзя найти того, что в природе не существует. Пошли, лежун.

Мрак летел за ним молча, Олег быстро набрал высоту, пробил облачный слой и несся в стратосфере. Через полчаса встретили рассвет, а еще минут через двадцать впереди во всем величии встал заснеженный Гималайский хребет. Олег явно нацелился на самые дикие непроходимые горы, что вообще-то понятно, ибо если можно обжитое, то чего ради вот так, как две крылатые ракеты без опознавательных знаков, идти на снежную гору, когда есть Москва или Вашингтон?