Баймер - Никитин Юрий Александрович - Страница 68

Аверьян вставил быстро:

– Шеф, на самом деле расточительства нет! Трудно составить только первый персонаж. А все остальное – это он же, только с чуть измененными характеристиками. Да еще художник потратит денек, пока нарисует. А то и за час управится.

Конон сказал с презрением:

– Ты это будешь объяснять каждому покупателю?.. Я, купив байму и пройдя ее до конца одним персонажем, вынужден проходить и другими, да? Чтобы деньги не на ветер? А мне одну и тут же байму проходить уже неинтересно. Но если не пройду, то я чувствую, что не всю выдоил… понял?

Я кашлянул, сказал осторожно:

– Аверьян, хоть ты и программист высшего класса, да еще и свой… к тому же друзьяка, а Илья Юрьевич всего лишь денежный мешок, коммунист и все такое… но все-таки я поддержал бы именно его…

Аверьян рассерженно буркнул:

– Ну еще бы! Поддержать или закрывать это дело.

– Одно дело, – продолжал я, – когда в байме предусмотрено байма за «них» и за «своих». К примеру, в «Red Alert»’е можно было баймить за юсовцев и русских. Никаких третьих сил, тем более – десятка других рас с похожими характеристиками, как бы ни уверяли сами создатели. Если честно, кто из нас в ролевухах выбирал гнома или карлика? Уверен, что все – дядю с топором.

Конон ждал моего ответа с некоторым напряжением, что меня несколько удивило: не так уж много я и значу в этой жизни, к сожалению.

– Правильно мыслишь, – сказал он резко. – Дело не в деньгах. Покупатель должен ощущать, что за свои деньги он выдоил байму до конца. Во-первых, до конца прошел! Меня раздражают баймы, брошенные на середине. Это бьет по самолюбию, я не хочу чувствовать себя неполноценным даже в баймах. Во-вторых, покупатель должен знать, что ни копейки не пропало: то есть не осталось непройденных миссий или неиспользованных персонажей. Покупатель должен чувствовать комфорт и… это… чувство глубокого удовлетворения!

Костомар и Горецкий слушали с бесстрастными лицами. Переглянулись, Костомар кивнул, а Горецкий сказал:

– Пожалуй… у нас получится. По крайней мере, начать сможем. Признаться, мне в голову не приходило то, что высказал Илья Юрьевич. Я чувствовал это… смутно, скользко, как вот босой ногой нащупываешь на дне реки пескаря глубоко в песке, но в слова оформил Илья Юрьевич. Я полностью подписываюсь! Как всегда подписываюсь под договорами, которые составляют куда лучше меня.

– И я, – бухнул Костомар. – Байму надо делать простую и сильную. Шекспира, простите за пример, понимают и грузчики, и академики словесности!

ГЛАВА 13

Конон выписал для нас кучу журналов, как зарубежных, так и отечественных, где разработчики делились своими планами, хвастали успехами, намекали на революционные движки собственного изготовления, потрясающую графику и, конечно, обещали небывалый AI юнитов.

Конечно, журналы всегда запаздывают, по Сети мы вылавливали новости посвежее. Конон, к чести его сообразительности, быстро смекнул, посадил на это дело какого-то библиофила, тот добросовестно приносил нам кучи распечаток.

Теперь я уезжаю утром еще раньше, даже работяги еще спят, а возвращаюсь ночью, а сейчас июль, темнеет поздно. Перед домом только узкий проезд для «Скорой помощи», машины жильцов стоят плотно, я каждый раз с трудом втискиваюсь между старыми москвичами и вовсе не новенькими жигуленками. Дверь едва открывается, но еще больше страшатся владельцы москвичей и жигуленков, если им приходится выехать раньше меня: поцарапать иномарку – всю жизнь на ее ремонт работать.

Бабки теперь улыбаются слегка заискивающе. Молодые ребята, которые вдруг начинают ездить на иномарках, могут быть очень опасными ребятами. Были тише травы, а потом вдруг без всякого перехода – оторви да выбрось, по двадцать вооруженных до зубов омоновцев являются на задержание…

Отец мной и возмущался, но в то же время, как я догадывался, втайне гордится, что я в какой-то мере «как люди». Уже на работе, получаю два раза в месяц твердую зарплату. И даже принес домой портативный компьютер, весь плоский, в сумке на плече помещается, никогда бы не подумал, что в такой сумке компьютер за семь тысяч долларов…

Сегодня он снова завел со мной нудятину о вечных ценностях, а сбежать низзя, кофе в джезве уже поднимается твердым ноздреватым одеялом, скоро на нем появятся кратеры, похожие на лунные, потом вся уплотнившаяся поверхность начнет слегка подрагивать…

Я вздрогнул от звонка в дверь. Отец прервал красивую тираду, поморщился, вот так всегда, на самом интересном, пошел открывать. Я в бессилии вспоминал старую добрую газовую плиту на предыдущей квартире, там р-р-раз и готово, а здесь жди, пока электрическая раскочегарится…

Из прихожей донесся раскатистый голос Валериана Васильевича, смех, вежливая речь отца. Ну, Валериан не самый худший вариант. Доктор наук, математик, специалист по прочности металла, что автоматически ставит его ближе ко мне, чем некоторых из совсем шизанутых друзей отца, что даже в церковь ходят и свечки ставят, якобы замаливая вину русского народа за невинно убиенных царя и его семью, интеллигентов, дворян, купцов, приказчиков, приставов, городовых, бояр, половцев, печенегов…

Попы и шаманы присвоили себе право говорить за самого бога, а русская интеллигенция – от имени всего народа, а кое-кто и вовсе от всего мыслящего человечества. Они так и говорят «мыслящего»! Сам слышал…

Валериан Васильевич вошел, довольно потер руки:

– Ваш кофе слышно еще в коридоре!.. Человечество делится на множество групп, из которых самые крупные: чаепивцы, любители пива, водочники, травники, сакешники и масса других, а мы с вами не в самой крупной, но самой элитной масонской ложе кофеманов!

Я вздохнул, растянул губы в стороны и прикрепил уголки невидимым скотчем. Руки мои, руки социального животного, сами по себе засыпали в мельничку еще порцию коричневых зерен.

Валериан Васильевич уселся за столик, наша кухня только для троих, четвертый уже вынужден тащить из комнаты стул, да и то тесно, зато втроем в самый раз. Отец вежливо поинтересовался, как Валериан съездил на дачу, не правда ли, что там от озера направо вид, как на какой-то картине Тициана, а если налево – то совсем как у Гойи…

– А если ехать от станции, – подхватил Валериан Васильевич, – то прешь через корабельную рощу! Еще и три медвежонка сидят на дереве. И дальнюю церквушку видно над вечным покоем…

Я догадывался, что это такой язык для своих, как вот если бы мы с Аверьяном заговорили о ламерах, лузерах, чайниках и прочих наших фичах.

Валериан Васильевич подмигнул, мол, он меня понимает, поинтересовался живо:

– Андрий, говорят, вы втянулись в это… это самое настолько, что даже взялись делать игру?

– Взялись, – ответил я. – Обеими руками.

– Эх-эх… Лучше уж в карты. В подкидного, к примеру. Разве в играх есть мудрость, глубинные мысли, мудрые высказывания древних? Скажите мне, есть?

Я поморщился, это не совсем честно, все равно что от снайпера требовать досконального знания Шекспира.

– Мудрые высказывания древних? – переспросил я. – А что, простите, в них мудрого, если честно? Ведь когда мы натыкаемся на мудрую мысль, высказанную каким-нибудь Плинием или Цицероном, то ахаем не из-за самой мудрой мысли, а от того, что уже в то время кто-то додумался до такого, чем и в наше время можно пользоваться! Тем самым мы как бы считаем древних мудрецов придурками в сравнении с нами, хотя вслух называем мудрецами и восхищаемся их мудростью, ибо «так принято»… Это как в том анекдоте: ух ты, она еще и разговаривает!

Он расхохотался вкусно, словно откусил сочное хрустящее яблоко.

– Фигню вы порете, уважаемый! Никаким играм не вытеснить книги, в которых эти самые мысли древних мыслителей!

При этом слово «уважаемый» он произносил так, что всем становилось предельно ясно, что разговаривает он как раз с самым неуважаемым на свете отбросом, а такое слово произносит только потому, что сам он – интеллигент, вежливость от ушей и до чистых пяток, умница и вообще красавец.