Тени Королевской впадины - Михановский Владимир Наумович - Страница 39

Четопиндо был уже на месте. Когда Миллер вошел в кабинет, он посмотрел на часы.

– Ты опоздал на одиннадцать минут, – строго сказал генерал, не замечая протянутой руки.

– Но я…

– На первый раз прощаю, – перебил Четопиндо. – На второй – пеняй на себя. Мой аппарат должен работать с точностью часового механизма. Разболтанности среди сотрудников я не потерплю…

Миллер с тоской посмотрел, как генерал потянулся к коробке с сигарами. После первой же затяжки шефа его начало мутить.

– У меня для тебя дело, – сказал Четопиндо, стряхивая пепел, – посерьезнее, чем предыдущее.

Он вышел из-за стола и подвел Миллера к огромной карте Оливии, занимавшей почти всю стену кабинета.

– Обстановка в стране, как я предполагаю, начнет быстро накаляться. Вот-вот я ожидаю взрыва… Дай бог, чтобы это скорее произошло. Тогда одним ударом можно будет расправиться с левыми, которые начинают приобретать слишком большое влияние в стране. – Четопиндо помолчал, что-то соображая.

Миллер старался не смотреть на сигару, дымящуюся в его руке.

– Прижать эту свору к ногтю, сам понимаешь, будет не так-то просто. Верные люди у меня есть, оружие тоже. А вот боеприпасы меня беспокоят, – вздохнул Четопиндо. – Мои части в них нуждаются. – Генерал отыскал на карте точку. – Вот, – указал он. – Название запомни, ничего не записывай. Это небольшой городок. Поедешь туда, отыщешь завод химических удобрений…

– Удобрений?!

– Неужели все немцы так тупо соображают? – Четопиндо картинно пожал плечами. – Пора бы уж знать: где удобрения, там и взрывчатка. Ею и занимаются подпольно мои люди, но что-то давно нет от них никаких сигналов…

– Ясно.

– Фамилию и адрес я тебе дам. Выяснишь на месте, как там идут дела. И чем быстрее, тем лучше. Не забудь уточнить, сколько в наличии бомб и гранат, они могут понадобиться в любую минуту. Эти левые – повсюду. – Четопиндо снова уселся за стол. – В каждую щель пролезли, всех перетягивают на свою сторону. Я не удивлюсь, если встречу какого-нибудь типа из компании Орландо Либеро в собственной ванне… Но к такой встрече я подготовлен, – похлопал он себя по слегка оттопыренному карману. – Я опережу их. Я придумал для них одну занятную штуку… – Генерал помолчал и спросил неожиданно: – Ты видел наш стадион, Карло? У тебя ведь было вчера несколько свободных часов для осмотра достопримечательностей Санта-Риты.

Миллер, неравнодушный к футболу, успел вчера побывать на стадионе, и он знал уже, что это сооружение – гордость страны.

И в самом деле, это был великолепный стадион, вмещающий более ста тысяч зрителей, что для четырехсоттысячной Санта-Риты составляло огромную цифру.

Футбольное поле было тщательно ухожено. Сверху, трибун, оно казалось огромной шахматной доской – светлые квадраты чередовались с темными. Миллера водил по стадиону добровольный гид из местных жителей. Он рассказал Карло, что администрации стадиона не нужно держать в штате озеленителей: травой на поле занимаются оливийские мальчишки, которые с пеленок грезят о футболе.

Поскольку стадион широко посещали иностранцы, оборудован он был по специальному указанию президента, что называется, с размахом: шикарные раздевалки с разрисованными стенами, холл для пресс-конференций, закрытый бассейн и многое другое. В стране был весьма популярен лозунг, выдвинутый президентом: «Оливийская сборная должна стать чемпионом мира по футболу!» Этот лозунг Миллер видел в витринах магазинов, на стенах домов и в самых неожиданных местах.

– Да, я побывал там, а почему ты вспомнил о стадионе, Артуро? – спросил Миллер.

Генерал произнес:

– Совершить переворот в стране – только полдела. Нужно еще суметь удержать бразды правления. А это не так-то просто.

– Что же ты предлагаешь?

– Ну-ка рассуди сам. Мы арестовали несколько десятков тысяч человек. Это потенциальные наши враги – одни более активные, другие менее. Куда прикажешь их девать?

– В расход.

Четопиндо покачал головой.

– Негуманно, – сказал он. – Гитлер в таких делах, увы, явно перегибал палку, за что, в конечном счете, и поплатился собственной шкурой. Я не собираюсь повторять его ошибки, да и времена теперь не те. Во-первых, большую силу забрало так называемое общественное мнение, мировая пресса, и с этим нельзя не считаться. Если мы сразу уничтожим наших врагов (что, в общем-то, наше внутреннее дело), за границей такой вой поднимут, хлопот не оберешься. Ну, а во-вторых, у некоторых арестованных найдутся богатые родственники за рубежом. Они пойдут на все, чтобы выкупить своих дорогах родичей, попавших в беду. Собранные деньги можно будет обратить на нужды нации…

Когда Четопиндо произнес «нужды нации», Миллер подумал о драгоценностях, с которыми пришлось расстаться, как только он ступил на землю Королевской впадины. О возврате хотя бы части из них генерал и не заикался.

– Стадион превратить в лагерь?

– Конечно. Он достаточно вместителен, обладает приличной оградой…

– Постой, постой, – перебил Миллер. – Футбольное поле огорожено колючей проволокой. Это твоя работа?

– Тут ты попал пальцем в небо, – улыбнулся Четопиндо. – У нас на всех стадионах имеется колючая проволока. Без нее наши болельщики могут судью на части разорвать. – И без всякого логического перехода напутствовал: – Поезжай, Карло, займись боеприпасами. И поскорее возвращайся.

В дороге Миллер припомнил, как допрашивал доставленного из Свинемюнде француза, подозреваемого в связях с саботажниками. Пуансон в полубреду и наболтал много всякой всячины, в частности, об удивительном открытии некоего неведомого Миллеру доктора Гофмана, которое тот сделал совсем недавно в Швейцарии… После того как француз потерял сознание, Миллер, обыскав его вещи, нашел в подкладке клочок бумаги с химическими формулами. Он в химии ничего не смыслил, но бумагу на всякий случай припрятал. Уж больно диковинные вещи рассказывал француз о препарате, структурная формула которого была изображена на измятом листке. Препарат был зашифрован аббревиатурой, начинавшейся буквой «Л». Последующие буквы вытерлись, и разобрать их не удалось.

Листок с формулами Миллер сразу после допроса сунул в бумажник и тогда же думать о нем забыл, поскольку препарат, по словам Пуансона, не имел никакого отношения к военному делу.

Нынче утром в отеле, пересчитывая перед поездкой свою наличность, Миллер высыпал содержимое бумажника на стол. Он сразу вспомнил, откуда у него этот словно изжеванный клочок бумаги, испещренный загадочными символами. Листок был немного подпорчен влагой – вероятно, это случилось в трюме «Кондора» либо на плоту, когда судно Педро уже затонуло.

Он решил было выбросить бумажку в корзину, но что-то, однако, удержало его.

…Миллер слез с автобуса, огляделся. Кроме него, на остановке не сошел никто. Предвечерний городишко был пуст, словно вымер.

Автобус прогудел и удалился, волоча за собой тяжелые клубы пыли. Привязанная поодаль к колышку коза равнодушно посмотрела на Карло и снова принялась щипать траву.

Немец наугад двинулся по улице. После многочасовой тряски в автобусе он устал и насквозь пропылился. Впрочем, эта пыль отлично гармонировала с одеждой батрака-сезонника, в которую он обрядился.

– Работу ищешь, парень? – неожиданно окликнул его из-за низкого забора старик.

– Ищу, – остановился Миллер.

– И напрасно. Здесь работы нет, – вздохнул старик. – Поезжай в горы, на медные рудники. Или на селитру… Или того лучше – в Королевскую впадину, там всегда докеры требуются. Вон у тебя какие плечи – мне бы такие!..

– Я слышал, у вас тут есть завод, связанный с химией, – осторожно спросил Миллер.

– Есть.

– Не знаешь, нужны там чернорабочие? – Слово «чернорабочие» он выпалил без запинки, поскольку много раз повторял его про себя в автобусе, как и другие.

– Вряд ли, – вздохнул старик. – Оттуда сейчас тоже пачками людей выгоняют.

– А где этот завод? Пойду все-таки, попытаю счастья.