Око вселенной - Михановский Владимир Наумович - Страница 8

Но, видимо, Стафо переоценил свои силы, да и вылазка переутомила его. Перед глазами штурмана появилось странное мерцание, которое стремительно усиливалось. Он хотел вызвать на помощь Роба, но губы и язык одеревенели, стали непослушными. В довершение всего вспыхнул экран, который с того часа, когда Антуанетта легла в анабиоз, включать было некому. Из глубины его надвигался на Стафо огромный серебристый паук. Щупальца его хищно двигались, поверхность колыхалась.

Стафо почувствовал, что летит в бездонную пропасть. Пальцы его разжались, и пробирка упала на пол. Глухой стук было последнее, что слышал штурман.

Дор недоумевал: единственная светящаяся точка, оставшаяся на чужом корабле, вдруг покинула очерченную для неё область… «Существо покинуло корабль и вышло в открытый космос?» – констатировало Око вселенной. Что же это могло значить? У особи острый приступ клаустрофобии – боязни замкнутого пространства? Или, быть может, она просто повредилась в уме, оставшись одна на борту?

Светящаяся точка после некоторого времени возвратилась внутрь области, очерченной на биоэкране. Светлячок погас было на короткий миг, затем снова разгорелся, но тлел очень слабо, еле заметно. Око вселенной следило за биоэкраном круглые сутки, не полагаясь на отбившихся от рук помощников. Дор не хотел пропустить момент, когда светлячок окончательно погаснет с тем чтобы вблизи изучить корабль. Все складывалось удачно. Корабль, который, очевидно, некому было вести, резко терял скорость и скоро должен был зависнуть в неподвижности в самом центре силовой ямы.

Проснувшись, Стафо поначалу не мог сообразить, что произошло. Он давно уже покинул манипулятор и спал в своём гамаке, но почему-то висел в воздухе рядом плавало одеяло. Он сделал резкое движение, пытаясь схватить одеяло, и больно ударился локтем о стенку. Это его привело в себя.

Невесомость!

Какое-то время Стафо, кувыркаясь, плавал в пространстве отсека, погружаясь в давно забытые ощущения невесомости. Затем, перебирая руками по штанге, бросился к головному пульту.

Обзорный экран был по-прежнему закрыт сменяющими друг друга картинами, в которых штурман отчаялся уловить хоть какой-нибудь смысл. К счастью на пульте имелись приборы, дублирующие работу друг друга. Один из них показывал, что все дюзы «Ренаты» отключились.

Хорошенькое дело! Пока он спал, автоматы, видимо, уже включили механизм пробуждения экипажа. Лента не работала. Стафо прыгнул в манипулятор и помчался в биозал. Он отвык от состояния невесомости и чувствовал себя неуклюже. Что касается манипулятора, то он приспособился быстро и теперь покрывал огромные отрезки коридора, совершая математически рассчитанные прыжки.

Вот и биозал. У Стафо перехватило дыхание. Где-то здесь, за одной из этих двадцати семи дверей, крепким сном спит Антуанетта. Меньше чем через сутки он увидит её!..

Штурман медленно обошёл все двери. Там, за герметическими люками, происходит таинство пробуждения к жизни организма, погруженного в мёртвый сон. Там действуют сложнейшие приборы, клеточка за клеточкой возрождая тело. Антуанетта когда-то рассказывала ему про анабиоз, и Стафо корил себя сейчас за то, что не столько слушал, сколько смотрел на неё. Впрочем, из её рассказов он запомнил, что за двадцать часов до выхода человека из анабиотической ванны циферблат часов над дверьми начинает мерцать. И пришедшая в движение часовая стрелка, обегая за кругом круг, говорит о том, что процесс пробуждения проходит нормально.

Роб, расставив на доске шахматные фигуры, решал задачу, которую, по всей вероятности, сам и придумал – он любил подобные упражнения.

Постепенно штурманом начало овладевать беспокойство. Он снова обвёл взглядом тёмные циферблаты. Неужели до пробуждения экипажа остаётся все ещё больше двадцати часов?

Тишина в зале становилась гнетущей.

– Роб, когда на корабле воцарилась невесомость? – спросил штурман.

– Семь часов одиннадцать минут назад, – ответил робот, не отрываясь от доски.

Стафо произвёл несложный подсчёт. Пробуждение должно занять сутки. Механизм его должен был включиться семь часов назад… Значит, циферблаты над люками должны мерцать уже в течение трех часов!..

Что-то неладно. Быть может, механизм пробуждения по каким-то причинам не включился? Что делать? Механизм действия биованн ему неведом. «Подожду ещё немного», – решил растерявшийся Стафо.

Казалось, низкий потолок биозала опустился ещё ниже и давит, мешает дышать.

У Стафо вдруг вспыхнуло желание подскочить к Робу, смешать шахматы, забарабанить кулаками по мягкому, податливому туловищу. Но в следующее мгновение разум подсказал ему, что Роб ни в чём не виноват. Круг его возможностей хоть и велик, но не безграничен…

«Если бы я был там, в биованне, то по крайней мере погиб бы со всеми. А так умру в одиночестве. И „Рената“ навеки останется в дьявольской ловушке, подстроенной коварным космосом…»

– Подожду ещё час, – вслух произнёс Стафо, посмотрев на свои часы, – а потом, если ничего не изменится, попробую разобраться, что же всё-таки произошло? Почему не включается механизм пробуждения?

По команде Дора на главных стапелях безымянной планеты спешно сооружался корабль-перехватчик. Он должен был подойти к чужому кораблю, замершему на дне ловушки, снять с него все ценные приборы, и в первую голову аппарат в носовой части, могущий свёртывать пространство впереди по курсу. После этого надлежало изучить все, что находится внутри корабля.

Дор твёрдо решил: как только ракета-перехватчик будет готова, он сразу её пошлёт к чужому кораблю, несмотря на упорный светлячок, никак не желающий гаснуть.

Сооружение перехватчика, однако, шло не так быстро, как хотелось бы Дору. Ему даже пришлось, впервые за полторы сотни лет, покинуть хрустальную башню и самому отправиться на центральные стапели. Это помогло делу – за несколько дней сборка корабля была почти завершена.

Передвигаясь по сборочной площадке, Дор почувствовал, что выбивается из последних сил. Палящее солнце заставляло его жалко ёжиться, и никакая противорадиационная защита не помогала. Ночи тянулись бесконечно долго: он никак не мог отключиться, а без этого энергия в его блоках не могла аккумулироваться. Внимание Ока вселенной то и дело рассеивалось, и три или четыре раза он отдал манипуляторам команды невпопад, а это грозило серьёзными осложнениями: самостоятельные системы могли выйти из-под его повиновения. Щупальца робота подгибались, лишённые былой силы.

Обратно до хрустальной башни Дор ещё добрался. Старался перемещаться уверенно, без рывков, как в былые годы. Знал: на него отовсюду устремлены тысячи внимательных взоров. Только рухнешь – пощады не жди!..

Карлос Санпутер глубоко вздохнул и открыл глаза; Он навзничь лежал в контейнере, биораствор едва заметно колыхался, щекоча подбородок.

Тело капитана затекло, но он знал: шевелиться нельзя ещё, по крайней мере, час. Об этом ему напомнил ласковый шёпот пробуждающего устройства, об этом же говорило и табло, вспыхнувшее перед глазами. Руки и ноги были крепко обвиты многочисленными щупальцами-датчиками. Либеро Кромлинг назвал эту стадию пробуждения «объятиями спрута». «Малоприятный этап, зато последний», – подумал капитан.

Голова после анабиоза была на редкость ясной как бы стеклянной, но тело мучительно покалывали миллионы иголок. Это нервные клетки – нейроны пробуждались к новой жизни.

«Вероятно, я выйду отсюда последним, – подумал капитан. – Ведь я вошёл в биованну позже всех… Нет ошибаюсь. Последним, видимо, оказался Стафо. Он должен был вскочить в свой отсек после третьего аварийного сигнала». Они с Либеро Кромлингом ждали его до последнего момента, но у Стафо оставалась ещё целая резервная минута.

Уровень биораствора постепенно понижался. Щупальца все более расслаблялись. Капитан с наслаждением пошевелил пальцами.