Завет Сургана - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 44

– Так, – зловеще сказал старшой. – Нет, это женщины не сами бросили.

– Что ты, какая женщина бросит свой платок! А туфлю? Их силой тащили, ясно. Нет сил стерпеть такое!

– Нет им пощады! – вынес приговор старшой. – Вперед, и пусть у каждого вырастут крылья! Улкасы любят образные выражения.

Остановившийся на ночевку отряд не был застигнут Врасплох: службу в нем знали и несли исправно. Так что приближение патруля улкасов, как ни старались они продвигаться бесшумно, было заблаговременно обнаружено. В первую очередь не людьми, правда, а приборами, которыми отряд был снабжен в изобилии. Однако такое действие патруля никого в отряде поначалу не встревожило: они уже встречались сегодня, и – хотя без особого восторга – отряд был пропущен: надо полагать, у патрульных имелись некие указания на сей счет.

– Что у них там стряслось? – сказал Саги, командир отряда, отдыхавший у небольшого костерка, разведенного на пятачке, окруженном здоровенными обломками, в давние поры скатившимися сверху и застрявшими тут, примерно на середине склона. – Такого уговора у нас не было…

– А может, они наткнулись на тех, кого мы ищем? А сами в одиночку не решились, – предположил второй офицер.

– Ладно, – сказал командир Саги. – Явятся – узнаем, что у них горит. На случай чего – подними наших, только без шума. Все-таки улки есть улки – никогда не знаешь, что у них на уме…

И нажал на телефоне кнопку, вызывая заметивший приближавшихся улкасов дозор. Дозор не откликнулся. Командир отряда нахмурился. Что-то было. не так, как надо.

Стукнул выстрел, гулко раскатился. Совсем в другой стороне: не там, где были замечены улкасы. Командир взвел затвор автомата, ожидая начала перестрелки. Но выстрел оказался единственным. Наступившая тишина показалась куда более опасной, чем огневой контакт.

– Рог-воин! – крикнул он, подзывая второго офицера.

Мелкие камни осыпались почти рядом – там, куда второй уходил. Но появился перед командиром вовсе не он.

– Слушай, что это вы тут… – начал было Офицер. – Эй, что вы себе…

Не договорил: чья-то рука, дурно пахнущая, закрыла рот. Сзади подкрались, схватили за локти, вывернули руки за спину. Один подошел спереди, протянул руку, схватил за горло:

– Дай ему сказать… Ты, грязный свир! Где женщины?

– Ты что? Какие…

– Такие! Скажешь?

– Да я ничего…

Ему снова закрыли рот. Запихнули что-то. Солдатскую рукавицу, понял он по фактуре ткани.

Саги повалили на землю. Он извивался. Ударили по голове. Стянули удобные горские башмаки, офицерские штаны.

– Ты их тоже, да? Сладкие горские бабы, да?

Он только мычал, с трудом догадываясь, в чем дело.

– Слушай. Если сейчас не скажешь – сначала отрежем тебе то, чем ты с женщинами воевал; им отнесем на память. Дай ему сказать, брат.

– Да не видали мы ваших баб!

– Врешь, нечистый пес. Где они? Куда спрятали?

– Да не спрятали они их, брат, – подал голос другой улкас. – Они их с кручи сбросили: вот, я на самом краю туфлю нашел!

Туфля на самом деле была той самой, что подобрали раньше. Но уж очень хотелось сделать со свиром – единственным, оставшимся в живых – то, что и полагалось сделать в таких случаях: заставить его долго-долго просить, умолять о смерти.

– А ты говоришь – не видали?!

– Брат, не надо разговаривать с ним, осквернять свой слух его ложью.

Слушай, позволь мне! Прошу тебя, позволь!..

Старшина, однако, не позволил. Не потому, что не хотел. Просто не смог.

Высоко над головами вспыхнул яркий ком света. И в тот же миг узкий веер крохотных, крутящихся в полете звездочек, вылетев из-за отдаленного камня, рассек грудь старшины слева направо как бы единым взмахом кинжала, и глава патруля, хрипя и извергая кровь из пересеченных сосудов, рухнул наземь, не успев издать ни звука. С другой стороны последовала еще одна очередь, и второй патрульный упал, не успев выстрелить ни разу, – да и не понять было в мгновение, куда же целиться. "Орро!" – раздалось сразу с трех сторон – боевой клич свиров.

Патрульные улкасы были людьми бывалыми; не дожидаясь команды, они сами выполнили все, что следовало в такой обстановке: упали, кто где стоял, и быстро расползлись, каждый – к ближайшему укрытию. Тут и без долгих размышлений понятно было, что произошло: отряд отдыхал не группой, каждый свир расположился на ночлег отдельно, и когда улкасы, ориентируясь на слабый огонь костра, пробирались к нему, по пути убив часовых и еще нескольких солдат – тех спавших, на кого наткнулись, – большей части отряд-ников удалось уцелеть: патрульные стремились прежде всего захватить командиров, обезглавив сопротивление. Но второй офицер, как известно, успел уйти; когда одному из застигнутых врасплох удалось все же выстрелить единственный раз, рог-воин немедленно поднял всех – не громкой командой, но условным сигналом по телефону, имевшемуся в отряде у каждого человека. Не увлекись так улкасы предстоящей казнью, они не позволили бы застать себя врасплох, но уж очень привлекательным было готовящееся дело, и вот теперь приходилось на скорую руку организовывать оборону.

Однако дело для них вовсе не было проиграно: они как-никак находились дома – если не у себя, то, во всяком случае, у единоплеменников. И в отличие от свиров им было кого позвать на помощь. Так они и поступили, а точнее – так поступил второй по главенству в патруле. И хотя телефонов у них не было – не успели обзавестись, – сигнальные ракеты разных цветов имелись в изобилии. Так что улкас, принявший на себя командование, предоставив другим вести ответный огонь, сам прежде всего трижды зарядил ракетницу, и три красных огня взвились высоко, ярко вспыхнули там и медленно упали, словно капли крови сползли по черному пологу ночи. Лишь после этого он и сам повел огонь, одновременно соображая, какой путь для отхода избрать – наиболее неожиданный для противника.

Однако когда он уже почти принял решение, три другие ракеты, на этот раз зеленые, вспыхнули в небе – если по лучу зрения, то совсем недалеко, но пешком по склонам (прикинул улкас) махах в двух. Близко. Эти могло быть лишь подкреплением, высланным караульным отрядом с перевала Ур-Обор, на который только и могла вывести эта самая тропа, что они патрулировали. Охранители перевала знают эти места как свой дом, значит, окажутся здесь даже быстрее, чем можно подумать. А значит – отходить нет смысла, напротив, надо удержать тут свиров, пока они не попадут под огонь со всех сторон. Перепутать врагов со своими невозможно, так как слишком по-разному звучит оружие у тех и Других: улкасские автоматы – гулко, громко, оружие свиров (на которое улкасы с большим интересом поглядывали еще при первой, мирной встрече с отрядом) скорее негромко свистели, выбрасывая серии звездочек. "Когда будем делить захваченное, – подумал улкас, выпустив короткую очередь в сторону очередного свиста, – надо будет, чтобы большая часть досталась нам, а не охранителям: ведь, если кто-то чужой приближается к перевалу, мы встречаем его первыми – значит, лучшее оружие и должно быть у нас… Ничего, договоримся".

Усмехнувшись про себя, он выпустил еще одну очередь. Ответный огонь велся все с тех же мест, свиры почти не перемещались – значит, ответного маневра опасаться не приходилось. Жаль, а то можно было бы завести их в хорошую ловушку и просто-напросто сбросить с кручи – или на худой конец обрушить на них каменную речку, которая превратила бы их в кровавую слякоть. Ладно, они и так уже приговорены…

* * *

– Что там за драчка завязалась? Чего не поделили и кто?

Это Мори тихо спросил у Онго. Группа, вернувшись на тропу, продолжала подниматься по склону, и внезапно вспыхнувший бой был впереди – похоже, там, куда они и направлялись.

– Кто тут может драться? – вопросом же ответил командир. – Только тот отряд, что обогнал нас. А что не поделили – не знаю. Может, отряд принял кого-то за нас. А может, вышел к перевалу, и их там обстреляли на всякий случай.

– Нет, – сказал Мори, подумав. – Это не перевал. Ближе. Примерно на полпути отсюда. Что же – поспешим, поддержим своих?