Восточный конвой - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 87

– Очень посредственный летчик. Немного стыдно за него.

– Это мы переживем, – сказал Орланз.

– Куда же вы собираетесь ехать? – напомнил Милов.

– В порт, естественно.

– Хотите сделать объезд?

– На этой дороге они нас так или иначе поймают.

– Но другой дороги нет!

– Есть. Именно та, на которую мы съедем.

– И она тоже ведет в порт?

– Смею вас заверить.

– В тот самый?..

– А вот этого я не говорил, – усмехнулся Орланз.

– Но ведь нас будут ждать именно там!

– Именно там нас ждут стрелки Базы. А нужное нам судно – в другом месте. Не в торговом порту, а в рыболовецком.

– Но мы ведь все время ориентировались на торговый порт…

– Я считался с возможной утечкой информации. На самом деле я имел в виду именно рыболовецкий: там все осуществится значительно проще. Не так ли, друг мой?

Южанин улыбнулся.

– Совершенно так. Никто не должен был знать.

Милов посмотрел вперед – туда, где падали обломки вертолета.

– Едем, коллега, едем, – поторопил его Орланз. – Время уходит. И это касается всех нас.

Не оставалось ничего другого, как включить стартер.

«Другой порт, – подумал он, внутренне злясь. – Тут я крупно оплошал. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить и такой вариант. Их судно будет там, но мне-то от этого ничуть не легче. Что-то нужно срочно придумать: времени действительно уже не остается, ходом коня тут больше не сманеврируешь – только вверх по вертикали, только вверх. Ну – по главной диагонали на худой конец…»

Он свернул и, высунувшись, убедился, что все машины последовали за ним. Останки сбитого вертолета догорали теперь уже позади. Мы – в состоянии войны с Технецией, мы трое: южанин, Орланз и я. Но только в моем варианте это грозит международными осложнениями – а ведь Базе, в частности, ничего другого, надо полагать, и не нужно. Однако сию минуту я ничего не могу предпринять, не могу сопротивляться – иначе меня просто устранят. И Орланз нужен до самого конца: без него таможню не пройти. Что же – поедем по этой кривой, авось она куда-нибудь да вывезет…

Путешествие закончилось, когда уже заметно смерклось. Въехали в городок, где Милов несколько раз бывал раньше, во времена Каспарии: рыбацкий порт, хорошо оборудованный в колониальные времена, с тех пор, насколько можно было судить, не обновлявшийся, и работавший сейчас кое-как – судя по количеству судов у запустелых причалов. Видимо, с морским урожаем дела здесь обстояли не бог весть как – а может быть, и тут сказывалась политика, кто его знает.

Орланз немногими словами указывал дорогу; Милов молча рулил – он понимал, что игра им проиграна, во всяком случае, на этом этапе, но других могло просто и не состояться. Южанин снова ушел в молчание, сидел неподвижно, двигались только глаза – непрерывно обшаривали пространство перед машинами и по сторонам, насколько позволяли окна. Несмотря на бездвижность, чувствовалось, что он готов ко всяким неожиданностям; на коленях его лежал автомат хорошо знакомой Милову отечественной конструкции; автомат был снят с предохранителя.

Однако их, кажется, все же оставили в покое – хотя вряд ли по доброй воле: просто не нашлось второго вертолета, чтобы выследить, куда девался конвой с большой дороги. Все-таки, не все государство противостояло оппозиции Орланза, хотя и не самая слабая из составляющих власти. Машины все так же, гуськом, прокрутились по нешироким, кое-где еще булыжным улочкам и добрались в конце концов до порта, который, судя по всему, и являлся их целью. В одном месте остановились, по просьбе южанина; он вышел, отошел на тротуар – тотчас же откуда-то взялись и подошли к нему двое такого же, в общем, облика, стали тесным кружком, начали о чем-то переговариваться – с жестикуляцией, но негромко. Милов вслушивался, пытаясь определить язык – так, на всякий случай; это ему не удалось (лишь редкие слова, скорее даже обрывки долетали до него, никакого смысла не имевшие), – однако, судя по звуковой, фонетической стороне и некоторым сочетаниям звуков, то не арабский был и не фарси; тюркский, какой-то из них, может быть? Нет, скорее какие-то славянские корни почудились Милову. Хотя ручаться он не стал бы.

Ладно, в конце концов сейчас это особой роли не играло. О чем бы они там ни переговаривались, Милову следовало поблагодарить их за то, что дали ему время, чтобы обдумать положение. Все сложилось наихудшим образом: Орланз, намеренно или нет – все равно, провел его за нос, как мальчика. «Никуда не годится весь твой опыт, – казнил себя Милов, – если он не подсказывает тебе с самого начала такого элементарного хода. В этом порту, совершенно естественно, не окажется ни одного судна, пригодного для того, чтобы погрузить и вывезти ракеты – кроме того, разумеется, которое пришло по приказу того же Орланза. Нет никакого способа избежать погрузки; судно выйдет в море – и там уже не останется никакой возможности влиять на судьбу ракет и боеголовок. Истекут оставшиеся часы и минуты – и все произойдет так, как хочет Орланз, и почти так, как планировала База, пусть они и не знают этого. Просто судьба, иного слова тут не подобрать, – судьба за них. Провалить в самом конце вовсе не плохо проведенную операцию – да любой сосунок смог бы сообразить, заблаговременно принять контрмеры. Не зря ты оказался на пенсии, Милов, тебе только карманников ловить в троллейбусах – да нет, даже и это тебе сейчас не по силам…

Вообще – все сделано по-идиотски. Начиная с самого замысла операции. Нужно ли было закидывать столь хитроумные удочки с неплохой наживкой, входить в расходы и прочее – когда все можно было сделать гораздо проще: договориться с контрабандистами – и они перебросили бы меня хотя бы через то самое болотное окно. И не потребовалось бы взрывать самолет – пусть и старый, уже предназначенный на свалку… Конечно, контрабандисты могли бы и не пойти на такой вариант – они нас не любят, и это совершенно естественно – однако, неужели мы не смогли бы их прижать?

Да нет, – тут же опроверг он сам себя. – Я бы, например, не хотел идти ни на какие соглашения с ними. Зато потом можно громить их с чистой совестью… Да и вообще: что сделано, то сделано.

Но все же – неужели это уже ситуация людоедского брюха? Или есть еще какие-то шансы? Говорите подольше, – мысленно попросил Милов тех троих, что все еще совещались на тротуаре, – дайте еще пару минут, чтобы придумать…

Собственно, думать особо не о чем. Представим дальнейший ход событий. Контейнеры грузят на судно. В том числе и тот, в котором провозится никем не предусмотренный дополнительный груз: отряд. Судно выходит в море. Сколько на нем может быть экипажа? Не видя парохода, сказать трудно, но вряд ли Орланза тут ждет лайнер; скорее всего, какой-то незаметный трамп, а то и вообще траулер – только с трюмами, переоборудованными для приема такого груза, потому что на палубе вряд ли захотят везти его: слишком бросалось бы в глаза; хотя и на палубе можно замаскировать – везли же мы когда-то ракеты на Кубу… Даже лучше, если контейнеры останутся на палубе… Ночью при помощи отряда можно захватить корабль…

На старости лет тебе не остается ничего иного, как заняться пиратством, – хмуро усмехнулся он. – Сказать кому-нибудь из друзей – расхохочутся… Но другого выхода, кажется, нет. Можно, конечно, затопить судно вместе с ракетами – однако это приведет к новому всемирному скандалу: хватит уже и подводной лодки, и отходов, что топили в океане на Дальнем Востоке… Нет, со своими проблемами надо разбираться самим. И все-таки придется захватить судно, потом связаться по радио с нашими, встретиться… Организовать перегрузку контейнеров в открытом море – наверное, чертовски трудно, если вообще возможно, я не моряк, не знаю, но это пусть решают специалисты. Во всяком случае, ракеты тогда окажутся хоть под надзором, под профессиональным надзором…»

По сути дела, все уже придумалось, когда южанин вернулся на свое место в кабине. Орланз, последние минуты нетерпеливо ерзавший на сиденье, поспешил осведомиться: