Восточный конвой - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 69

– Помнишь, – продолжал разговор тем временем шофер, – тут в старые времена был такой вязало вздрюченный – ну тот, что нас тогда заштопорил, когда мы вагон дури тем сдавали… Во-во. Пес лягавый…

«Чисто ботает по фене, – промелькнуло в голове. – Не отвык, хотя немало лет уже минуло, а среди технетов этот язык вряд ли в большом обиходе. Да, так что он там? Похоже, добрался-таки до моей душеньки?»

– …Я его всю жизнь, как срок отволок, вентилировал, да он юзанул вовремя, я уж думал – ввек не наклекаю, а он вот он – объявился, неделю назад я его слепил. Он меня? Да пока не показал, хотя он, падло, конечно, не васек. Сдать здешним мусорам? Так он меня с ходу заложит, я же себе не враг… А зачем же он тут, по-твоему, случился? За мной ведь там, у них, еще тот вьюк числится, вот он и прилетел. Может, у них соглашение такое случилось, ты не знаешь? Ну, а чего ему еще тут искать? Нет, мне отсюда когти рвать нет никакого резона: дело золотое. Остается его завалить, тут и думать нечего. Да прямо сейчас. Я тут чистенький, да и…

Говоривший замолчал, слушая; на том конце линии, видимо, возражали. Потом заговорил снова:

– Да уймись… Усеки вот что: кроме прочего, мне это дело заказали. Он оттуда, с Базы, сорвался, ясно? И им надо ему перекрыть кислород, усек? Меня потому и воткнули в эту хренацию. Ну, как, как – много будешь знать… Ну и что, что База – не контора? Конечно, если он тут со здешней ментаврой повязан, ежели тихарек этот с нашими в одну игру играет, то искать станут, но я уже на трассе буду, да и кто что вякнет? Нет, тебе незачем: он нам не нужен, лаз туда у нас есть, да только чего мы там не видали? Ну все, кончаю, пока боярин меня не зашухерил. Значит, ты усек все точно: послезавтра на большой песочной орбите, там сразу и увидимся. Я, скорее всего, к тому же часу подбегу, а ты до послезавтра будь на приколе – вдруг что понадобится. Бывай здоров.

Милов прополз под машиной к правой ее стороне, выбрался из-под нее. И, как ни спешил, все же не пропустил мимо внимания одну конструктивную особенность полуприцепа, под которым лежал. А именно: в отличие от тех конструкций, какие ему приходилось в свое время встречать, этот вагон снабжен был, как оказалось, зачем-то нижним люком, который запирался, надо полагать, изнутри; располагался он не посредине, а с правого бока. Милов понятия не имел, понадобится ли ему этот лаз когда-нибудь (на самом деле не лаз, конечно – люк был достаточно велик, чтобы через него можно было грузить и средней величины ящики), – но, так или иначе, увиденное запомнил. И пополз дальше, на свежий воздух.

Какая-то мысль, вернее, хвостик ее, промелькнула в голове, но сейчас не время было задумываться над этим: шофер вот-вот вылезет из кабины, и надо было мигом решать, что делать с ним, и что – с собой. «Кажется, – смутно вспоминаться стало, – действительно пересекался он когда-то с этим ярилой; да, похоже, это ярило был, но какой-то стороной прикасался и к гадости – уж не взяли ли его тогда на кайф-базаре? Повязали тогда большую кодлу, и, верно, пришлось ему тянуть долгонько до звонка, если на всю жизнь затаил он обиду и сейчас, через немало лет, опознал. Он, значит, полагает, что по его душу я и сюда явился; наверное, есть за ним что-то такое, только я об этом ничего не знаю, и не до него мне совсем. Но раз он напуган – постарается меня начисто заделать; а мне сейчас нарезать дубаря вовсе не в цвет…»

Незаметно и сам Милов стал думать по фене – старое нахлынуло. «А в молодости все мы были решительными и скорыми на действия», – подумалось мельком. Иначе не выжить было в годы крутого расцвета уголовщины после распада империи, о которой Милов и сейчас еще вспоминал, как о стране спокойствия – хотя на самом деле далеко не так было. Но что пройдет – то будет мило…

Он затаился у задней стенки длиннющего фургона в ожидании водилы, но тот все медлил – наверное, решил поинтересоваться зажитком своего коллеги, где-то задержавшегося к собственному ущербу. «Ну что же, – продолжал Милов размышлять в том же духе, – дорогой утюг, придется и мне с тобой поступить круто, потому что зуб даю – у тебя перышко где-то под рукой. У меня ничего такого нет, однако же обойдемся, надо думать, и своими силами…»

Негромко хлопнула, наконец, дверца, и визитер из прошлого тенью заскользил от машины, шагов через десять остановился, прислушиваясь, и тронулся дальше. Туда, где по его расчетам должен был бы сейчас коротать время Милов.

Милов же шел за ним в десяти-двенадцати метрах, от дерева к дереву, шел легко, как бы пританцовывая на чуть согнутых ногах, словно играл в баскетбол и ему предстояло сейчас прорваться под корзину, лавируя среди массивных и готовых отразить его защитников. Скользил, пытаясь на ходу оценить обстановку. «Предположим, я там и нахожусь, куда он идет. Допустим, он меня нашел. Ну, и что – прямо там, у всех на глазах, и нападет? Да нет, конечно, этого он себе не позволит. Ему придется меня вызвать, заинтересовав чем-то, отвести подальше в сторонку, и уж там, поодаль от взглядов – освежевать скотинку. Да и вызвать он постарается так, чтобы никому это в глаза не бросилось – иначе, как только найдут тело, заподозрят его, а он всего-навсего шофер, не депутат парламента и неприкосновенностью не пользуется. Значит, последует с его стороны какая-то хитрость – не весьма сложная, особой остротой ума эта клиентура никогда не отличалась; зато подлостью – да, этого у них навалом… Но и мы со своей стороны постараемся что-нибудь этакое придумать. Понятно, его больше всего устроит, если труп обнаружится далеко не сразу, а тогда, когда и он будет далеко, да никто и не вспомнит, где и когда видели меня в последний раз, и при каких обстоятельствах я исчез; и прежде всего подумают, что сбежал, и так будут думать, пока не отыщут. А отыскать могут лишь времечко спустя, если упрятать меня в соответствующем месте. Где же тут у нас поблизости такое местечко?»

Милов быстро сообразил – где, и теперь уже мог со стопроцентной вероятностью сказать, куда поведет его шофер для важного, якобы, разговора. «Предложит что-нибудь вроде: я тебя не знаю, ты – меня, разойдемся мирно… Только я ему не поверю».

«А неплохо было бы так разойтись, – подумал Милов, теперь уже не преследуя противника, но напрямик – через кустарник – направляясь к своему – и всего звена – пристанищу, где шофер и должен был через пару минут его обнаружить. – Неплохо было бы, потому что, если говорить откровенно, не очень хочется мне убивать, я не за этим сюда прибыл, никто мне этого не поручал, да и вообще у нас это принято лишь в крайних случаях, и лучше всего – находясь в состоянии самообороны. Ну конечно, первый ход сделает он, так что это и будет самооборона – и все равно, с радостью обошелся бы без крайней меры. Я ведь не о суде думаю, а о душевном покое – а его никто тебе не даст, кроме собственной совести… Но с другой стороны, Милов, ты ведь раздумывал над тем – как возникнет в Восточном Конвое водительская вакансия? А вот сейчас она и возникнет, прямо на твоих глазах и при твоем активном и непременном участии. И хорошо бы, если бы поскорее она возникла – потому что время связи все сокращается. Да и к тому же, – прибегнул он к уже привычному оправданию, – не человека ведь станешь устранять, а всего лишь выведешь из строя механизм…» О своей гипотезе Милов сейчас предпочел не вспоминать: очень уж некстати она была.

«Но и он, – продолжал соображать Милов, уже приближаясь к бараку, – он тоже ведь в этом деле не профессионал, во всяком случае, насколько я могу вспомнить, он деловой, но не мокрушник, не утюг, это я его сгоряча так обозвал. Может, ему и на самом деле будет легче разойтись добром?»

Тут же он сам усмехнулся собственному прекраснодушию. Нет, на это плохой расчет. Его совесть мучить не станет. Наоборот. Тем более, что практически все это он может сделать безнаказанно. Тут, похоже, технетами не очень дорожат – да и что дорожить, если они всего лишь техническое устройство?