Восточный конвой - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 42

Экс-сослуживец, казалось, задумался; во всяком случае, он молчал около трех минут.

– Ну что же, – медленно проговорил он затем. – Пожалуй, определенный резон в ваших словах имеется. Итак: чего мы от него хотим? Нам не нужно, чтобы Милов, находясь у нас, делал какие-то заявления в пользу технетской формы цивилизации. Это было бы дешево и наивно. Для политиков – еще туда-сюда, но не для нас. Мы не любим сотрясать воздух, мы решаем конкретные проблемы. А они есть, и я бы сказал – в избытке. Так вот. Милову прекрасно известна география нашей страны. Он знает, что на востоке она граничит с тем самым государством, подданным которого он является. Отношения наши с этим государством – официальные, я имею в виду – находятся на точке замерзания, что вполне объяснимо. Однако помимо официальных отношений, как известно любому специалисту, существуют неофициальные, наряду с официальной дипломатией – тихая, с открытой экономикой – теневая… И вот наша экономика очень тесно завязана на восточного соседа. Нам самим это не нравится, но что поделать: долгие десятилетия мы работали, по сути, в одной фирме, и любые официальные перемены не могут привести к немедленным и радикальным переменам в экономике. Отношения сохраняются; просто они переходят в область незримого простым глазом…

– В область контрабанды, скажем так, – не утерпел Милов, хотя, может быть, и не следовало вмешиваться в рассуждения сослуживца. Тот, однако, не обиделся.

– Вопрос терминологии, вы это отлично понимаете. Как и Милов… Короче, такие отношения существуют – и к нашей выгоде, и небезвыгодно для тех, кто участвует в них с другой стороны, с востока.

– Речь вряд ли идет о том государстве, если я правильно понял. Скорее о каких-то его гражданах – или даже негражданах…

– Вы поняли правильно, однако деньги, как известно, не пахнут и – могу дополнить – сохраняют свой цвет независимо от их местонахождения… Итак, до относительно недавнего времени отношения эти развертывались к обоюдному удовольствию. Но пришло время перемен – и действовать стало все труднее.

– Вы имеете в виду, что граница стала менее проницаемой?

– И это, в частности. Теперь мы получаем значительно меньше, чем нам хотелось бы, чем нам нужно. Да собственно, если я не ошибаюсь, вы, находясь там, где вам не следовало показываться и присутствовать, и сами догадались – могли догадаться, во всяком случае – о том, что хотя бы одна операция, связанная с темой нашего разговора, не увенчалась успехом. И могу добавить: не единственная. Будь этот случай первым – мы бы не… Но процесс этот грозит продолжиться – даже, быть может, до полного закрытия всех ходов-выходов. А такой поворот событий привел бы к весьма и весьма плачевным для нас результатам. К серьезным экономическим потрясениям. Да-да, не делайте вид, что вы удивлены, это действительно так.

– Но вряд ли политические потрясения могут развернуться в Технеции, с ее монолитностью граждан, единством мировоззрения…

– Э, достойный друг; на самом деле все обстоит не так уж гладко. И монолитность общества, и единство и аксиоматичность мировоззрения не приходят сразу, с ними не рождаются, они должны войти в инстинкт, в кровь, не знаю во что еще. Так или иначе, пока все эти процессы еще обратимы – или, во всяком случае, есть немало технетов, полагающих, что можно еще повернуть назад, к людям… До тех пор, пока мы удачно сводим концы с концами, они не добьются ничего серьезного, и всякая попытка изменить ход вещей будет подавлена. Но если уровень жизни начнет понижаться, как вода в ванной, когда вынимают пробку, – никто не сможет поручиться за последствия. И вот мы – наша служба, один из столпов государства – должны обеспечить сохранение существующего положения на границе.

– Полагаю, вы не думаете воевать с восточным соседом для того, чтобы они облегчили пограничный режим?

– Это не пришло бы в голову даже сумасшедшему.

– Согласен. Но не понимаю, зачем вообще вам этот самый Милов. Чем он сможет помочь в решении ваших неурядиц?

– Этот самый Милов тем не менее является едва ли не единственным, кто может оказать нам известную помощь. Нет, я не стану утверждать, что он – лучший в мире для этой цели. Однако он – наилучший из тех, кто нам доступен. С кем мы можем войти в контакт, причем занимая сильную позицию.

– Что же конкретно он может сделать для вас?

Собеседник Милова помолчал, как бы колеблясь.

– На эту тему я могу разговаривать только с ним. После того, как вы его найдете.

– Я найду его.

– Это – обещание?

– Найду. Но, как я уже сказал, только в том случае, если вы прежде раскроете этот секрет мне. Вы ведь понимаете, что риска для вас нет никакого. Я – целиком в вашей власти.

– Это, конечно, не вызывает сомнений. И все же… Ну хорошо. Но вы должны понять: настаивая на моей откровенности, вы тем самым определяете свою судьбу – в случае каких-либо осложнений.

– Вы имеете в виду – если я нарушу обещание? Кстати, а действительно, в случае, если мы все же не договоримся – что будет со мной?

Клеврец подкупающе-весело улыбнулся.

– Что с вами будет? Ничего. Ровным счетом ничего.

– Приятно слышать.

– Обождите, вы еще не дослушали до конца. С вами не будет ничего, потому что ничто не может произойти с тем, кого нет.

– То есть?..

– Вас просто-напросто нет. Вы не существуете. В настоящее время я нахожусь в своей лаборатории в полном одиночестве, и всего лишь разговариваю сам с собой вслух – у меня есть такая привычка. Возможно, у меня возникают время от времени визуальные и акустические галлюцинации, и мне может показаться, что я беседую с кем-то. На самом деле здесь нет никого, кроме меня. Да и откуда кому-либо взяться? Да, произошла авария в воздухе; но все до единого люди, находившиеся на борту самолета, спаслись. Вы меня понимаете, глубокоуважаемый?

– Слишком хорошо.

– В таком случае, вам остается лишь подтвердить желание услышать то, что я должен сказать господину Милову – или отказаться от этого вашего желания.

– Продолжаю на нем настаивать.

– Прелестно. Тогда слушайте. К названному господину у нас будут две просьбы.

– Не так уж и много.

– Да, совершенная безделица. Во-первых: полагаю, что вам известно, что все, находившиеся на борту самолета и спасшиеся после его взрыва, были почти сразу же обнаружены нашей поисковой службой. Однако по пути в… медицинское учреждение – согласитесь, что люди, перенесшие подобные потрясения, нуждаются в определенном врачебном обследовании и помощи – они, применив силу, освободились от сопровождения и исчезли. У нас есть все основания полагать, что летевший вместе с ними господин Милов хорошо знает, куда они должны были направиться и зачем; ему, вне сомнений, известно, где они сейчас располагаются – с точностью если не до десятка метров, то во всяком случае с ошибкой не более километра. И мы очень хотели бы, чтобы он поделился этими сведениями с нами. Как вы понимаете, – говоривший ухмыльнулся, – нас волнует исключительно здоровье и безопасность этих людей. Я растолковал ясно?

(«Ага. Значит, предварительное условие – сдать команду. Пока она не схвачена, они не чувствуют себя уютно – полагают, что эти люди могут им помешать в чем-то. Следовательно, у них намечается какое-то немаловажное действие. Запомним это и пойдем дальше».)

– Могу лишь поблагодарить вас за полную ясность изложения. Ну а второе задание?

– Вторая просьба, вы хотели сказать? С ней дело обстоит несколько сложнее, однако выполнить ее – целиком в пределах возможностей господина Милова. Как мы с вами уже говорили, транзит через восточную границу в настоящее время весьма затруднен. Особенно, когда речь идет о грузах, которые нельзя спрятать ни в кармане, ни в двойном дне…

(«Так. Вот тут, кажется, мы подходим вплотную к интересным вещам».)

– Понимаю.

– Мало того; грузы эти нуждаются в специальных транспортных средствах, и потому их трудно протащить лесными тропами, они должны следовать по нормальной дороге. Однако на нормальных дорогах на границе стоят и нормальные посты, нормальные таможенные пункты…