Тело угрозы - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 60

– Не так громко: услышат.

– Ладно… Поэтому, честно говоря, не очень мне нравится этот твой сто первый километр. Наоборот – тут надо быть, искать возможность крикнуть так, чтобы все услышали. Потому что ведь – гибель-то реальная, и уж от нее ни на каком километре не спасешься! Тут весь мир должен на уши встать, все правительства, вся наука и техника! А ты говоришь – зарыться в стог поглубже…

– Я же не говорю – надолго. Но хоть на несколько дней, пока будут искать усердно. А за это время что-нибудь придумаем. И не нужна электричка: у тебя же машина есть. Вряд ли ее кто-нибудь стал искать после того, как нас увезли. Ночью добраться до гаража, сесть и – вон из города. А?

Минич усмехнулся:

– Если только она с места сдвинется. Там аккумулятор уже на ладан дышал, давно пора была менять, да вот не собрался.

– Она же ездила.

– Ну да, каждый день, так что батарея сесть не успевала, шла подзарядка. А за неделю… – Он покачал головой. – Конечно, машина выручила бы. Только не моя. Разве что угнать? – оживился он.

– Тебе что, приходилось?

– Да нет. – Он пожал плечами. – Но дело не очень-то и сложное. Запускать без ключа мне и свою случалось не раз. Ночью вряд ли спохватятся, а к утру придется уже где-то укрыться.

– Надо еще подумать. Но все равно я тут услышала случайно – завтра он приезжает. Федор Петрович. Тогда уйти будет труднее. Давай этой ночью отсюда уйдем, а дальше – видно будет. Всего не предусмотришь. Ах, хорошо бы все-таки добраться до дачи – посмотреть на небо, как там все выстраивается…

– Тогда вот что: давай попробуем сейчас уснуть – чтобы ночью не клевать носом. Я, например, сейчас усну с легкостью.

– Попробую и я…

На этом их совещание закончилось, не принеся, в общем, никакой ясности. В постели они на эту тему больше не разговаривали – вспомнили, что эта принадлежность мебели предназначена не только для сна. Так что уснули очень не сразу – но зато глубоко. И трудно сказать, проснулись бы они вовремя и решились бы в конце концов спуститься со второго этажа, скрутив из простынь веревки – как это делается в приключенческих романах. А если бы и предприняли столь романтическое действие – их скорее всего заметили и схватили бы, едва они коснулись бы земли. Охрана кудряшовского особняка велась на высоком уровне.

Но все это так и остается лишь в области предположений. Потому что на самом деле все произошло по-другому.

Пожар на чердаке начался в середине ночи. Впоследствии так и не удалось однозначно установить: то ли дежуривший там браток, задремав с непогашенной сигаретой, заронил огонь, то ли случилось столь часто поминаемое пожарниками короткое замыкание электропроводки – но деревянные, сухие до звона стропила старинного строения, числившегося до того, как Федор Петрович приобрел его, даже памятником старины, – стропила эти только огонька и ждали, чтобы вспыхнуть веселым и широким пламенем. Противопожарная сигнализация сработала, но когда спавшие, повскакав, бросились наверх, то поняли, что своими силами тут никак не обойтись. Накрутили ноль-один. Пожарные машины прибыли исправно и принялись за свою работу, проследив, чтобы в доме людей не оставалось; что до сторожевых собак, то их успели вывести раньше и запереть на заднем дворе – иначе борцам с огнем пришлось бы солоно. Находившийся в доме персонал до последней возможности держался в подвальном этаже, где находились сейфы и прочие важные хозяйственные и деловые устройства.

Что же касается Минича с Джиной, чья комната находилась в правом флигеле, то о них вспомнили не сразу, и они продолжали спать, как младенцы, пока добравшиеся туда пожарные не сыграли им подъем. Они едва успели подхватить одежку, чтобы надеть ее уже внизу, но один из пожарных – видно, очень предупредительный малый, – вытащил из дома и их сумку, в которой умещалось все личное имущество этой пары. Вывели их через боковую дверь. Пламя к этому времени было уже не только локализовано на чердаке, но и почти уже залито; помощник Кудлатого только качал головой, прикидывая и то, во что обойдется неизбежный ремонт, и – куда серьезнее – какую казнь придумает для него хозяин.

Странно, но забота пожарных – трое их оказалось – о спасенных от возможной гибели не ограничилась, однако, тем, что их вывели из горевшего дома. Их тут же передали на руки санитарам из подъехавшей «скорой» – которую, как выяснилось позже, никто не вызывал, потому что жертв и не было, один только чердачный охранитель вдохнул немного дыма и кашлял, но о госпитализации и речи идти не могло. А вот с двумя как бы спасенными получилось иначе: медики со «скорой» перебросились парой слов, из которых следовало, что оба вытащенных со второго этажа явно отравлены двуокисью углерода. Так что, невзирая на их возражения, их затолкали в фургончик, санитары последовали за ними – и машина спешно отбыла, даже не включив сирены – потому, наверное, что в этот тихий час движения в этих местах, по сути, не было и прохожих тоже; только две-три головы повысовывались из окон ближайшего дома – да и те ничего интересного не успели увидеть, потому что, как сказано, пожар был задушен если и не в зародыше, то, во всяком случае, в младенческом возрасте, так и не успев вырасти и как следует показать себя.

В «скорой» Минич еще попробовал было качать права, но Джина, быстрее сообразившая что к чему, сразу же одернула его:

– Молчи.

– Но, в конце концов…

– Ты что, на понимаешь? Все прекрасно. Они за нас все сделали. Даже и транспорт. Да ты что – не проснулся еще?

Минич помотал головой, как бы стараясь вытряхнуть из нее остатки сна.

– А куда они нас везут?

Разговор этот велся тем едва различимым шепотом, каким они привыкли разговаривать в дни пребывания в плену – или как это еще следовало назвать.

– Ну, в какую-нибудь больницу, наверное, – куда еще? Но ведь из больницы убежать куда проще, чем оттуда. Уразумел?

– Вроде бы, – согласился наконец Минич, начавший всерьез приходить в себя.

Оставшуюся часть пути они проехали в безмолвии; санитары находились в некотором напряжении – ожидая, возможно, настойчивых протестов со стороны спасенных. А когда стало ясно, что их не последует, один из них, усмехнувшись, проговорил:

– Ничего, ребята, – все будет нормально.

И почти тут же машина остановилась перед домом, который, однако же, если и не был похож на что-то, то именно на больницу или какое-либо другое медицинское учреждение. А более всего походил на тот дом, откуда их только что увезли. Только в этом особняке было четыре этажа, и забор, что отделял его от улицы, был, строго говоря, даже не забором, а произведением искусства: чугунной решеткой замысловатого плетения, метра в три с лишним высотою и на фундаменте, облицованном мраморной плиткой. Очень дорого выглядела решетка, хотя, может быть, и немного старомодно. Вторая часть этого впечатления была, однако, обманчивой: ворота, разместившиеся не на одной линии с решеткой, но как бы в некотором углублении (достаточном для того, чтобы подъехавшая машина не мешала, остановившись, движению других средств транспорта, а также пешеходов по проезжей части и тротуару) были насквозь современны – в том смысле, что оснащены всякого рода сигнализацией, а также электрическим приводом, который открывал и закрывал их по сигналу из будки привратника. Словом, особнячок сделал бы честь иностранному посольству – не самой, правда, значительной, но очень небедной страны, каких немало хотя бы на Ближнем Востоке. Однако ни иностранного флага, ни соответствующей таблички с государственным гербом и двуязычной надписью у ворот не было, хотя другая табличка – скромных размеров, бронзовая, судя по блеску, – все-таки имелась. И было на ней написано:

Ровно столько, и ни словечком больше.

Первым прочитал это Минич – сразу же, как только машина остановилась. Но не подал виду. Это, наверное, означало, что он уже окончательно пришел в себя, вновь обрел способность соображать быстро – а сообразив, действовать безотлагательно.