Дьявольский интерфейс - Бестер Альфред - Страница 18

Обе беспрекословно подчинились, за что я мысленно поставил им по «пятерке».

— Держите крепко!

Они держали карту на вытянутых руках. Ее нижний край касался пола.

— М'банту, ты у нас самый сильный. Взваливай профессора себе на плечо.

— Это он-то самый сильный? — возмущенно пророкотал капитан Немо.

— В физическом отношении, капитан, — сказал М'банту примирительным тоном. — В интеллектуальном отношении мне до вас далеко. Тут вы вне конкуренции.

Я быстро отрежиссировал предстоящую сцену. Когда все врубились в мой замысел, я распахнул дверь в приемную. Первыми стали выходить Фе и принцесса, держа в руках карту — в качестве экрана.

— Простите, что заставляем вас ждать, — сладким голоском сказала Фе толпе акционеров.

Девушки двинулась к выходу — мимо толпы. Тем временем М'банту, за картой никем не замеченный, нес профессора на плече.

Когда мы добрались до моего дома, там нас уже поджидала Борджиа (клянусь, я даже не заметил, когда и как Благоуханная Песня связалась с ней!). Выглядела она совсем как Флоренс Найтингейл [9] . Правда, она не англичанка, а сицилийка, но доктор первоклассный — лучше нее никого не знаю. С 1600 года она только и делала, что повышала квалификацию: получила медицинские дипломы в Болонье и Гейдельберге, в Эдинбурге и Париже, в Грыжелюбске, «Стандарт Ойл» и еще черт знает где.

В моем доме Лукреция Борджиа застала банду хулиганов. Теперь они — как шестерки — занимались уборкой: покорно мыли и чистили все комнаты.

— Эти хмыри уже начали шмонать твой дом, когда я вошла, — сказала Борджиа. — Видать, дверь у тебя на соплях держится. Так что мне пришлось приспособить их для дела.

И они работали как миленькие! Сабу лежал на подстилке из свежего сена, Лаура весело гонялась по бассейну в гостиной за золотыми рыбками. Все везде блестело — ни соринки, ни пылинки. Снимаю шляпу перед столь достойной женщиной!

— Ну-ка, стройсь! — приказала она хулиганам.

Те выстроились перед ней — пристыженно потупив глаза.

— Теперь слушай сюда. У вас двоих ранние признаки эмболии. А у тебя, тебя и тебя — запущенный туберкулез. Не будете лечиться — протянете ноги. Все вы педерасты, и всем необходимо лечить геморрой. Завтра в полдень явитесь для полного медицинского осмотра. Ясно?

— Да, госпожа врачиха.

— Ну и хорошо. А теперь — марш отсюда!

Они без промедления убрались. Что за женщина! Кремень!

— Добрый вечер. Гинь, — сказала она на двадцатке. — Всем добрый вечер. А это что за штучка? Она не является членом нашей Команды. Вон! Гоните ее вон!

Но Фе способна постоять за себя. Она тут же выпалила с вызовом:

— Меня зовут Фе-Пять Театра Граумана. Я здесь живу, а больной — мой парень. Еще вопросы будут?

— Э-э, да она шпарит на двадцатке!

— И знает о существовании Команды. Та еще девица!

— Это в ней говорит кровь маори, — вставил М'банту. — Маори — талантливейший народ.

Тут Борджиа расплылась в улыбке, широкой как устье Миссисипи, кинулась к Фе и стала трясти ее руку, словно это была ручка насоса.

— Мне нравятся такие, как ты, Фе! — воскликнула она. — Приятно встретить человека с характером в век полной бесхребетности!.. А теперь давайте посмотрим, что с нашим пациентом. Гинь, нельзя ли найти комнату поспокойнее для осмотра? Здесь настоящий зоопарк. К тому же этот чертов питон так громко рыгает!

Мы прошли вместе с Вождем в кабинет, где Фе усадила его за мой рабочий стол. Остальные члены Команды занялись своими животными, а Эдисон

— входной дверью, которую он же и сломал.

— Рассказывай, Гинь, что произошло, — сказала Борджиа.

Пока она с озабоченным видом ходила вокруг Вождя, щупала его и осматривала, я вкратце поведал о случившемся.

— Так-так, налицо все признаки постэпилептического беспамятства: задержка речи, вялый негативизм, кататонический ступор. Не сердись, Фе, я постараюсь не злоупотреблять медицинским жаргоном. Понимаю, тебе кажется, что пулеметная очередь терминов разносит в клочья личность больного… Ладно, каким временем мы располагаем, чтобы поставить его на ноги?

— Пока мы отвлекли внимание большого начальства, но уже завтра по его душу явятся и журналисты, и руководство Лаборатории. Потребуют полный отчет. В эксперимент вбухали семьдесят миллионов и…

— Восемьдесят пять, — уточнила Фе. — И я слышу, какой переполох стоит в Лаборатории и в Объединенном Фонде. Все в жуткой панике и разыскивают Вождя. Если он не сумеет оправдаться, они готовы снять с него скальп!

— Они разнюхали, где он находится? Есть какие-то подозрения? — спросила Борджиа у Фе.

— Пока нет. Большинство полагает, что он просто перетрусил и удрал.

— Ясновидящая? — обратилась ко мне Борджиа, с весьма заинтересованным видом.

— Нет, прослушивает информацию с подчерепных жучков. Таким образом, ты видишь, дело серьезное. На карту поставлено слишком многое. Или мы быстренько приведем его в чувство — или его карьере конец.

— Ты-то с какой стати так суетишься? Я отчасти догадываюсь…

— Об этом позже, Лукреция. Не в присутствии его девушки.

— Я не его девушка, — сказала Фе. — Это он — мой парень.

Борджиа проигнорировала эту сложную семантику. Она опять занялась Секвойей, прощупывая бедолагу своими невидимыми токами.

— Любопытно. Крайне любопытно. Как он внешне похож на Линкольна! Замечаешь, Гинь? Мне всегда казалось, что подобный тип лица свидетельствует о внутренних патологиях. Полагаю, ты знаешь, что в молодости у Линкольна случился приступ падучей — сразу после кончины Энн Рутледж. И от последствий припадка он не оправился до самой смерти. Всю оставшуюся жизнь его преследовали маниакально-депрессивные состояния… Давайте попробуем самый быстрый и рациональный метод. Есть у вас письменные принадлежности? То есть бумага и ручка.

Фе протянула ей блокнот и шариковую ручку.

— Он правша?

— Да, — подтвердила Фе.

— Попробуем методику, которую Шарко [10] показывал мне в своей клинике.

Борджиа вложила в правую руку Вождя ручку и подложила под нее блокнот.

— Иногда им отчаянно хочется общаться с другими людьми, и мы должны помочь им в этом.