Черный Стрелок 2 - Мазин Александр Владимирович - Страница 41

«А не позвать ли ее сюда?» – подумал Хлебалов. Ему вдруг захотелось женщину. Давно у него баб не было. Не до них. Смешно сказать: даже с молодой женой переспать не успел.

Хлебалов уже открыл рот: кликнуть Мишку, приказать привести сюда молодуху. Передумал. Нехорошо выйдет: муж по его делам ускакал, а он в это время жену отжарит. А может, Булкину поиметь? Хватит ей целочкой бегать! Изнутри всплыла мутная ярость: не к девке – к Шелехову. Хорошо бы изловить сопляка и отодрать девку у него на глазах. Во все дырки!

Хлебалов вскочил. Накатившая ненависть жгла. Валяться в праздности было невозможно. Хотелось действия. Хотелось вскочить на коня и ускакать куда-нибудь, к черту на кулички, все равно! Хлебалов любил ездить верхом. Скакать карьером, без дороги, по полю, по лесу… Конь – зверь. Совсем не то, что автомобиль! И конь на хуторе был.

Ближайшее к дверям стойло в конюшне было пустым, вернее, в нем не было лошади. Но жизнедеятельность в стойле происходила активная. Перекатывались мускулы на широкой спине увлеченного процессом бойца, энергично ходили бледные ягодицы, ритмично дергались задранные кверху тонкие женские ноги. Автомат и подсумок валялись в стороне, на умятой соломе. Гранатомет с вложенным «выстрелом» был прислонен к стенке.

Хлебалов остановился. Парочка, естественно, его не заметила. Молодуха охала и повизгивала, боец пыхтел. В соседнем стойле бухнул копытом жеребец, заржал негромко. Парочка вышла на финишную прямую…

За спиной Хлебалова зашуршали шаги. Он быстро обернулся… Миша.

Миша открыл рот, хотел что-то сказать хозяину… И тут увидел полюбовничков. Лицо его исказилось. В три шага он оказался рядом с парочкой. Тяжелый ботинок метко въехал в подпрыгивающий копчик. Владелец копчика взревел совершенно нечеловечески. Вторя ему (но совсем с другими чувствами), по-кошачьи взмяукнула молодуха… Ей сегодня не повезло. Рывком сдернутый с нее кавалер (выражение бешенства мгновенно сменил откровенный страх, когда боец осознал, кто его потревожил) стремительно терял возможности к совокуплению.

– Ты что, сука, оружие бросил! – прорычал Миша и врезал любителю сексуальных игр так, что тот, отлетев, с грохотом ударился спиной о доски денника. – Урою, падла! – Следующий удар пришелся по ребрам. Боец не сопротивлялся, лишь берег наиболее уязвимые места. Миша, впрочем, не собирался его калечить – только преподать урок.

Хлебалов посмотрел на разлегшуюся на сене молодуху. Ноги врозь, мокрая красная мохнатая дырка – между ними, морда такая же – мокрая, красная, перепуганная. Спутанные волосы…

«Бабы, – подумал Хлебалов. – Бабы – такая дрянь…»

– Ты мне похами еще немного, я тебя вообще бабой сделаю, – посулил Бессонов, упирая острие ножа в живот хлебаловского бойца, единственного уцелевшего из опрометчиво высланной Мишей патрульной тройки. Двум спутникам хлебаловца уже перерезали горло и уложили рядком, на виду, чтобы пленник мог всласть полюбоваться на товарищей. Он еще хорохорился, строил из себя крутого, но Бессонову уже было ясно: вот-вот сломается.

– Или ты мигом колешься, как кокосовый орех в зубах мартышки, – или вот он прямо сейчас тебе без наркоза операцию по перемене пола сделает! – Бессонов сильным толчком швырнул пленника в объятия Салавата.

Тот ухватил пленника за волосы.

– Некрасивая девка будет, Бессон. Уши очень большие. Я поправлю, да? – и виртуозным движением ножа отмахнул пленнику левую мочку.

Пленник заорал.

– Нос тоже совсем длинный, – озабоченно произнес Салават. – Здесь немного поправляю…

– Не-ет!!! – заорал пленник. – Не надо! Я все скажу! Все!

– Сейчас…

– Погоди! – Монах придержал руку Салавата. – Он же готов.

– Э-э-э, не мешай! – Салават дернулся. Лезвие ножа мелькнуло у самого глаза пленника, слегка задело щеку.

– Не надо-о!!!

– Не надо его резать! – увещевал Монах, «из последних сил» удерживая Салавата. – Бессон, помоги!

– Уши резать! Яйца резать! Зенки колоть! – отполированное лезвие прыгало перед глазами совсем ошалевшего хлебаловца. Оп! – еще одна кровоточащая царапина. На этот раз на лбу.

Бессонов «пришел на помощь» Монаху. Вдвоем они кое-как «оттащили» Салавата, ловко уронив пленника между двумя покойниками. Тот скулил от ужаса.

«Надо же, – подумал Бессонов. – Такой крепкий с виду мужик».

– Ну, все, все, – успокаивающе проговорил он, присев рядом и похлопав пленника по щеке плоской стороной ножа. – Мы же не звери, чтобы просто так человека калечить. Просто нам нужно кое-что узнать. Если с нами по-хорошему, так и мы по-хорошему. Никто тебя пальцем не тронет…

Хлебаловский гонец-родственник до Кургана не добрался. Не прошел через кордоны. Лошадь, конечно, не машина, по шоссе ехать не обязательно. Гонец и не ехал по асфальту, пробирался укромными тропками. И на одной из тропок напоролся на патруль. Ничего плохого ему не сделали – документы у гонца были в порядке, оружие при себе отсутствовало. Патруль оказался армейский, но старшим был сержант милиции из Ширгорода. У сержанта имелось четкое распоряжение: всех подозрительных лиц задерживать и немедленно докладывать по инстанции. Всех прочих тоже задерживать и содержать под стражей вплоть до особого распоряжения. Гонец не показался подозрительным, поэтому докладывать о нем сержант не стал, а доставил его вместе с лошадью в ближайший райотдел. Там гонца отделили от лошади, забрали бумажник с мобильным телефоном и заперли вместе с тремя другими задержанными. Гонец не очень огорчился. Главную часть своего поручения он уже выполнил. Ему было велено, как только он окажется в зоне приема, немедленно связаться с Юматовым и передать сообщение. Что гонец и сделал за полчаса до того, как его прихватил патруль. Теперь он со спокойной совестью «забивал козла», а Ефим Асланович тем временем беседовал с Тишей Кочко.

– …Ты должен найти ее и взять, – приказал Юматов бывшему ширгородскому оперу. И уточнил: – Взять живой!

Вообще-то Хлебалов велел брать живой или мертвой, но у Юматова были свои моральные правила. Он не любил убивать без крайней необходимости. Особенно – женщин. Особенно – красивых женщин.

– Девка наверняка скоро будет в Ширгороде, если еще не приехала, – продолжал он. – Установи наблюдение за ее дядей, предупреди своих стукачей.

– Ефим Асланович, ну не надо меня учить моей работе!

– Ничего, потерпишь, – сказал Юматов. – Средства не экономь. Имей в виду: если уложишься в три дня, получишь лично от меня десять штук.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Кочко. – А как вообще у нас дела? Я слыхал: в Праздничном…

– Не беспокойся! – оборвал его Юматов. – Пока хозяин в порядке, мы еще повоюем!

– А он в порядке? – спросил Кочко.

– В полном! Работай, Тиша. Завтра вечером жду от тебя доклада. Раньше – не надо. Разве что ты ее к этому времени возьмешь. Живой возьмешь, ты понял?

– Я постараюсь, – сказал Кочко. – В смысле, постараюсь – за три дня.

Задача не представлялась ему невыполнимой. Конечно, если эта девка будет безвылазно сидеть в особняке своего дяди, добраться до нее не удастся. Но, насколько Тиша смог изучить эту особу, на месте она сидеть не будет.