Звёздная тень - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 68

Почему мне совсем не стыдно?

Согласно принципу Моральной Гибкости?

Первый раз в жизни я ощутил, что и в космосе имеют смысл понятия «верх» и «низ». Имеют, и ещё как! Низ был там, где планета. Подо мной. И корабли Родины не могли использовать лучевое оружие — любой промах окончился бы пылающим городом на поверхности, повреждённым санаторием, разрушенным интернатом. Или, не дай бог, убитым Наставником…

Я громил нападающих, беззастенчиво прикрываясь планетой, со свирепой радостью, которую оценила бы Маша… или Кэлос.

Эй, Ник, стыдливо нырнувший в глубины памяти! Где ты? Это тебе не мышат-алари душить!

Похоже, инструкций на такой случай предусмотрено не было. Слишком поздно опознали украденный скаут, слишком долго чухались, решая, что делать…

Патрульные корабли брызнули в стороны. Будут обходить снизу…

Посадка!

Посадка ошибочно запрещена. Запрос на посадку даётся непрерывно.

Что там советует принцип обратимости правды?

Запрещена посадка на территорию космодромов. Мы приземлимся на поверхности.

Где?

Да где угодно.

Координаты?

У интерната «Белое море»!

Наверное, это было наше совместное решение. Ника Римера, для которого, несмотря ни на что, интернат оставался единственным светлым пятном в воспоминаниях. И Петра Хрумова, который отсиживался в «Белом море»…

Скаут пошёл вниз. Мы опережали преследователей, не могли не опережать, все машины здесь однотипны, а мы имеем крошечную фору. И всё же… укрыться невозможно. Не детей же мне в заложники брать, в конце концов!

Впрочем, тут лучшими заложниками послужат Наставники. Они будут неподражаемы в готовности прикрыть детишек своими телами. Они ведь так добры и великодушны.

Жаль, что я не способен предоставить им такую радость.

Борт-партнёр. Мне надо скрыться. Интересы Родины.

Я шёл сквозь атмосферу, в огненном вихре, в плазменном коконе, пока ещё — вне атаки. Но скоро, очень скоро меня догонят.

Выполняю.

Это реально?

Нет.

Слушай меня, борт-партнёр. Снижайся к интернату. Постарайся оторваться от преследования. Мне нужно две секунды… две секунды на высоте в десять… нет, пусть в двадцать метров… на скорости не более ста километров в час…

От волнения я перешёл на земные меры времени и расстояния. Но корабль понял.

И куалькуа тоже. Я почувствовал его протест — резкий, охлаждающий пыл толчок, едва симбионт понял, что я собрался сделать. Так что же, полной остановки потребовать?

Невозможно. При уменьшении скорости мы станем уязвимы. Снижение над жилыми объектами запрещено.

Меня охватило отчаяние. Ну что же теперь? Я раскрыл ладонь, глянул на пылающее Зерно. Ему всё равно. Оно, может быть, и выдержит падение из стратосферы.

А я нет. И у куалькуа силы не безграничны.

Что же теперь, Ник Ример, из глубин моей памяти, с того света воюющий за свою планету? Что теперь? Как поступают регрессоры в подобной ситуации?

И регрессор Ник Ример из своей холодной и безнадёжной дали потянулся ко мне.

Борт-партнёр, приготовиться к боевому десантированию. Отработка проникновения на планету не-друзей.

Выполняю.

Отрыв от преследования.

Увеличение скорости невозможно. Нарушение порога устойчивости атмосферы запрещено.

Выполняй. Боевая тренировка.

Запрещено.

Долг перед Родиной.

Запрещено.

Казалось, корабль получает удовольствие, играя со мной… с Ником? в эту нехитрую игру. Выполняй — запрещено. Кто кого переспорит?

Проводим исследование предельной скорости.

Запрещено.

Мой приказ.

Запрещено.

Приказ Мирового Совета.

Нет подтверждения.

Тепло, тепло, горячо?

Тебе самому хочется превысить разрешённую скорость?

Кажется, это не Ник. Это я.

Всегда.

Превышай.

Выполняю.

Плазму сдуло с обшивки. Шар планеты крутанулся, обращаясь плоскостью, надвигаясь. И — тихо, тихо, как тогда, при вхождении в Тень, корабль прошептал мне:

Видишь — как всё просто?

Действительно — просто…

Мы неслись над океаном. Уже невысоко — в двух-трёх километрах. Плясали белые буруны волн — океан не хотел примиряться с геометрически безупречными материками, он всё гнал и гнал на берег свои войска… А преследователи исчезли, отстали, затерялись в своих инструкциях и запретах, не способных победить единственное слово «хочешь?».

Мы — хотели.

Капитан, приготовьтесь к десантированию.

Это Ник Ример знает, как готовиться. Не я.

Лёгкий смешок.

Фраза не несёт смысловой нагрузки. Дань традиции.

А что будешь делать ты?

Маневрировать. Боевые действия без пилота запрещены.

Ты сможешь уйти?

Полёт без пилота запрещён.

Вот и всё. Короткая автоэпитафия. Наверное, я должен почувствовать жалость к кораблю?

Не получается. Разум, не способный поверить в себя, довольствующийся игрой во всемогущество, — недостоин жалости.

Спасибо за откровенность. Это смешно — чувствовать презрение от порождения собственной мысли. Я обдумаю этот вопрос… Десантирование, капитан.

На миг я решил, что скаут оборудован обычной катапультой. Кресло провалилось в расступившуюся обшивку, понеслось вниз. Ветра не было — упругая стена возникла вокруг. Стабилизация была идеальной, кресло падало без вращения.

Подо мной раскинулся берег, знакомые купола и башня интерната. Вверху таял скаут.

Так. Хорошо. А где же парашют?

Земля неумолимо приближалась. Я задёргался, пытаясь выбраться из кресла. Руки сами поползли на поиски ремней, которых тут отродясь не водилось. Зерно, которое я сжимал мёртвой хваткой, мешало, но выпустить его не было сил. Ремни… да где же они… Рефлексы быстрее разума, я пытался отстегнуться и выброситься из кресла, как при катапультировании из истребителя.

Да что же я делаю, парашюта у меня всё равно нет!

Я не гарантирую восстановление твоего тела, — шепнул куалькуа.

Заснеженная поверхность надвигалась так быстро, словно я падал с дополнительным ускорением. Возможно, так оно и было. Неплохо для реального десанта… но как Геометры гасят энергию падения? Двигатели? Парашюты? Крыло? Моральная стойкость?

Сами собой вспомнились все реальные и нереальные байки, ходившие среди пилотов. Лётчик, упавший на снежный склон, лётчик, упавший на вспаханное поле, лётчик, упавший в стог сена…

Родина надвигалась. Её гостеприимство обещало быть коротким, но энергичным.

Страх прошёл. Разом. Дрогнул, растворился в бескрайнем небе.

Я уже падал. Так… именно так… Пристёгнутый к креслу, беспомощный… потерявший сознание от холода и удушья. И снежная целина подо мной была так же рада встрече, как сейчас — Родина Геометров.

Мне не страшно.

Я уже умирал.

И знаю, как жарко любит родная земля.

…Кресло вздулось, набухло упругим шаром, закутывая меня с головой. Удар — но лёгкий, едва ощутимый. И сразу же свет.

Мягкая оболочка исчезла, лопнула. Я упал лицом в снег. В воздухе кружились, оседая, крошечные клочки.

Это что же — обычный надувной амортизатор при падении с двухкилометровой высоты? Нет, конечно. Невозможно. Помогло бы не больше, чем гидравлический затвор героям Жюля Верна, отправившимся из пушки на Луну. А кресло ухитрилось поглотить всю энергию падения… Какие-то поля. Амортизационный кокон.

Немного заложило уши. А так — ничего. Лёгкий, даже приятный морозец, чистое небо… Я встал, стряхнул с головы обрывок тонкой невесомой ткани. Сказал — голос донёсся из невообразимой дали:

— В сорочке родился.

До интерната оставалось километра два. Я попытался представить, могли или нет заметить моё падение.

Весьма вероятно. Если, конечно, в падении я не был невидим. Если эта процедура предназначена для скрытого проникновения на чужие планеты — то вполне вероятно.