Конец легенды (Сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 8

В психологии это явление давным-давно получило название «синдром неадекватной инкарнации», послужило поводом к написанию нескольких сотен диссертаций и выпуску нескольких учебников и методичек для детских психологов.

Артём считал, что к своей прежней личности относится адекватно. Нет, во многом она определила выбор его жизненного пути (несмотря на совет Пинкертона стать актером, потому что «только свинья дважды лезет в одну грязь»).

Но особой поддержки от предыдущего воплощения Артём не ждал. И уж тем более не хвастался, даже в детстве. Помимо нескольких государственных чиновников из ЗАГСа, руководства министерства (увы, но в правоохранительных органах ответственным работникам положено сообщать о своей прошлой инкарнации), родителей и бывшей жены, его тайну не знал никто.

Ну, как теперь выясняется, знал еще и Крылов. И мало того, что знал – счел возможным распускать язык перед посторонними!

– Он вроде бы просто так сказал, в шутку, – неуверенно произнесла Татьяна. – Но вы поймите, я такие вещи чувствую. Это не шутка была. Вы и вправду инкарнация Ната Пинкертона?

– Его звали Алан, – ответил Артём. – Нат Пинкертон – книжный персонаж.

– Извините…

– Его звали Алан, – повторил Артём. – Его. Понимаете? Это не я! Алан Пинкертон и впрямь был величайшим детективом. Но во мне от него нет ничего!

– Душа, – убежденно сказала Татьяна.

– Душа, – кивнул Артём. – Это ничего не значит, вы же понимаете… Почему Иван так долго не проходил проверку на Звезде?

– Он вам не сказал?

– Сказал, что его смущает допрос прежнего воплощения чужими, незнакомыми людьми. Я не поверил. Почему он отказывался на самом деле?

– Боялся, – Татьяна полезла в бардачок, достала сигареты. Закурила. – У него были страхи… детские совсем… что в прошлой жизни он был убийцей, злодеем, военным преступником.

– Ну и что? Даже Сталин сказал: «Инкарнации друг за друга не отвечают!»

– Ага, сказал, – фыркнула Татьяна. – И сослал в лагеря тех, кто в прошлой жизни угнетал рабочий класс.

– Сейчас другое время.

– Время другое, а страхи всегда одни и те же… Мы поедем или будем стоять?

– Поедем, – Артём кивнул. – Я немного вышел из себя. Знаете, как в таких случаях говорят японцы? В нем пробудилось прежнее воплощение… Таня, я отвезу вас домой.

– Зачем? – возмутилась Татьяна. – Думаете, я сейчас усну?

– Нет, – жестко ответил Артём. – Думаю, вы сейчас будете перебирать фотографии и вещи мужа. Плакать. Пить. Думать о тех неизбежных формальностях, что на вас сейчас навалятся… Но одной вам оставаться не надо. У вас есть хорошая подруга? Которая сможет приехать и провести с вами ночь?

– Есть, – ответила Татьяна, помолчав.

– Позвоните ей прямо сейчас. Если надо, мы за ней заедем.

– Я думала, мы… – она смешалась, – начнем прямо сейчас что-то расследовать.

Артём хмыкнул.

Больше ничего сказано не было, но Татьяна послушно полезла в сумочку, достала мобильник, набрала номер, быстро и приглушенно заговорила. Артём не слушал, смотрел на дорогу, думал.

«Я сейчас покажу вам…»

Вот что не давало ему покоя. Спокойная фраза – и выстрел. Нет, не сам выстрел. Попадание. Не про убийцу же, стоящего с пистолетом в руках, говорил Иван! Не про флэшку от диктофона – что ее показывать, да и не нашли на теле флэшки!

Я покажу вам… что?

– Заезжать не надо, – сказала Татьяна, закрывая телефон. – Подруга живет рядом, сама подойдет.

– Расскажите мне, о ком из коллег Ивана вы чаще всего слышали? Друзья, враги – неважно.

Татьяна помолчала, собираясь с мыслями. Артём вел машину. Третье кольцо было на удивление свободным, они уже приближались к Ленинградке.

– Захар Киреев, – сказала Таня. – Его все зовут Киря. Они вместе учились, вместе работают… работали на факультете. Хороший друг Ивана. Он… нет, никогда!

– Вы просто перечисляйте, – мягко сказал Артём.

– Потом – Анатолий Давидович Ройбах. Заведующий факультетом электромагнитных колебаний и вычислительных систем, профессор. Еще молодой, ему и сорока нет. Иван над ним подсмеивался все время, уж больно Анатолий Давидович пытался соответствовать образу профессора – бороду носил, чуть ли не в седину красился… Но так… нормальный, приятный человек.

– Угу, – ободрил ее Артём.

– Сергей Светов, аспирант с кафедры вычислительной математики. Иван и над ним подтрунивал. Амбициозный и все пытается сделать себе реноме за счет соседних кафедр – на своей кого-либо трогать боится. Но вряд ли серьезные разногласия были, только поддевали друг друга при случае…

– Тоже замечательно, – сказал Артём.

– Профессор Петр Валентинович Агласов, заведует факультетом газодинамики. Ему за семьдесят, но он удивительный человек, энергичный, общительный. Иван, еще когда студентом был, вел для него какие-то расчеты, эксперименты. Знаете, как обычно бывает? Студенты вкалывают, а профессор выпускает очередную монографию. Здесь все наоборот. Помог опубликоваться и в аспирантуру поступить – хотя и не его специальность…

– Хорошо, – поддержал Артём.

– Ну и заведующая кафедрой низко– и высокочастотных колебаний Карина Аслановна Данилян. Строгая такая женщина, знаете, бывают среди армянок эмансипированные по полной программе. Говорят, когда-то считалась хорошим ученым. Сейчас в основном занимается общественными делами. Но хорошо занимается. И никому не мешает делать науку.

– Так, – подбодрил Артём.

– Пожалуй, это все.

– Больше ни о ком Иван не рассказывал?

– Рассказывал, конечно. Но об этих пятерых чаще всего… Вы будете искать убийцу среди них?

– Я просто хочу расспросить их про Ивана… Значит, серьезных врагов у него не было?

– Не нажил, – спокойно ответила Татьяна. – Знаете, годам к тридцати в науке любой человек обрастает союзниками и недоброжелателями. Иван был человек неконфликтный, но никуда бы он не делся… Не успел.

До Фестивальной, где жила Татьяна, доехали молча.

3

Домой Артём попал к двенадцати, спать лег около часа. В восемь утра он стоял у дверей «Денег на ветер». Пивная только что открылась – к удовольствию немногих страждущих, которым требовалось пиво, и куда большего количества служащих, не успевших позавтракать дома.

Есть Артёму не хотелось совершенно, но позавтракать нужно. Он подождал, пока ранние посетители расселись за столиками (работал пока только верхний зал), вошел в вестибюль. Невольно посмотрел вниз, на лестницу, где вчера лежал рядом с умирающим Иваном.

Разумеется, все было вымыто и вычищено. И даже ковровую дорожку, прижатую к ступенькам медными прутьями, успели сменить.

Артём встал у двери, ведущей на улицу. Протянул руку, сильно толкнул дверь. Та плавно открылась – и замерла, распахнутая, пока отрабатывал доводчик.

– Я вам сейчас покажу… – пробормотал Артём, озираясь.

Что покажу?

Своего будущего убийцу?

Флэш-карту?

Улица. Неширокая, почти всегда пустынная, машины по ней ходят редко. Невысокие, двух-трехэтажные домишки на другой стороне давно бы снесли, вот только представляют какую-то историческую ценность.

И новый корпус Бауманки. Три верхних этажа виднеются над крышами и над кронами деревьев. Часть окон закрыта, часть открыта. Метров девятьсот… да нет, побольше. Километр.

Далеко. Из пистолета можно стрелять хоть до посинения.

Но кто сказал, что стреляли из пистолета?

– Я вам сейчас покажу, где работаю, – сказал Артём.

Кивнул – фраза прозвучала правильно. Так она и должна была прозвучать вчера в полдень. Но не успела. Из окна университета раздался выстрел, которого никто не услышал. И еще один. И еще. Петренко падал, а убийца ловил в прицел стоявшего рядом с ним человека – на всякий случай…

Артёму вдруг стало чудовищно неуютно. Будто на него снова упал холодный, умный, расчетливый взгляд человека, привыкшего и умеющего убивать людей…

Доводчик мягко закрыл дверь, и Артёма передернуло. Он постоял секунду, потом вошел в зал. Едва не наткнулся на давешнего официанта. Тот его узнал – еще бы не узнать! – и едва не выронил из рук поднос с кофе, горячими булочками и джемом.