Тарзан и золотой лев - Берроуз Эдгар Райс - Страница 37

Вместе охотясь, питаясь и ночуя, человек и огромный лев продолжали свое путешествие по диким джунглям. Вчера они разделили мясо оленя, сегодня добыли кабана, и не было дня, чтобы они ложились спать голодными.

Оставался всего один дневной переход до фермы, когда Тарзан обнаружил следы большого отряда воинов. Как некоторые люди прекрасно разбираются в биржевых сводках, поскольку от этого зависит их существование, так и Тарзан разбирался в следах, оставленных в джунглях, поскольку это было «sine qua non» – «непременное условие» его жизни. Поэтому Тарзан принялся внимательно изучать следы. Хотя отпечатки были оставлены несколько дней назад и частично затоптаны дикими зверями, оставшегося было достаточно для внимательного взгляда и чувствительных ноздрей человека-обезьяны. Его равнодушие вскоре сменилось острым любопытством, когда среди больших отпечатков воинов он вдруг увидел повторяющиеся следы белой женщины – любимые следы, которые он знал так же хорошо, как вы морщины на лице своей матери.

– Вазири вернулись и рассказали ей о том, что я пропал, – произнес он вслух, разговаривая сам с собой. – И она отправилась вместе с ними искать меня. – Он повернулся к Нуме. – Что ж, Джад-бал-джа, мы поворачиваем от дома. Хотя нет, где она – там и дом.

На шестой день чуткие уши Тарзана услышали шум приближающихся людей, и до его ноздрей донесся запах чернокожих. Отправив Джад-бал-джа в джунгли и приказав ему до поры до времени не показываться, человек-обезьяна взобрался на дерево и быстро двинулся навстречу приближающимся неграм. Когда расстояние между ними сократилось, и запах стал сильнее, Тарзан, еще не видя чернокожих, понял, что идут его вазири, но отсутствие самого главного запаха повергло его в недоумение.

И вот, к великому изумлению опечаленных и расстроенных вазири, перед ними появился их любимый бвана.

– Тарзан! – воскликнул Усули. – Это действительно ты?

– Конечно, я, – откликнулся Тарзан. – Но где леди Грейсток?

– О, бвана, как рассказать тебе? – вздохнул Усули.

– Ты хочешь сказать… – начал Тарзан. – О, нет. Не может быть. С моей женой ничего не могло случиться, пока ее охраняют верные вазири.

Воины повесили головы от стыда и печали.

– Мы предлагаем за нее свои жизни, – просто сказал Усули. Он положил копье и щит на землю, широко развел руки в стороны, раскрыв перед Тарзаном грудь. – Бей, бвана, – сказал он.

Человек-обезьяна отвернулся, понурив голову. Затем вновь взглянул на Усули.

– Расскажи мне, как это случилось, – потребовал он, – и забудь свои глупые слова, как забыл их я.

Усули кратко пересказал ход событий, приведший к гибели Джейн. Когда он закончил, Тарзан произнес всего лишь два слова, задав короткий вопрос:

– Где Мовуту?

– Это мы не знаем, – ответил Усули.

– Но я узнаю, – сказал Тарзан. – Дети мои, возвращайтесь в свои хижины, и когда вы в следующий раз увидите Тарзана, знайте, что Мовуту мертв, Вазири просили разрешения сопровождать его, но человек-обезьяна и слышать об этом не хотел.

– Сейчас вы должны быть дома. Вы и так слишком надолго оставили ваши стада и пашни. Идите домой и передайте Кораку, чтобы он тоже оставался дома.

Таково мое решение. Но если я потерплю неудачу, пусть идет он и завершит начатое мной дело, если захочет.

С этими словами он повернул в обратную сторону и издал долгий протяжный звук. Через миг в листве джунглей мелькнула фигура Джад-бал-джа, Золотого льва.

– Золотой лев! – воскликнул Усули. – Он убежал от Кивази, чтобы отправиться на поиски своего любимого хозяина.

Тарзан кивнул.

– Он сделал много переходов по чужой стране, прежде чем нашел меня, – сказал человек-обезьяна, а затем, распрощавшись с вазири, отправился на поиски Мовуту, охваченный жаждой мщения.

Джон Пеблз, устроившийся в развилке ветвей большого дерева, встретил рассвет злой и измученный. Чуть ниже, на такой же неудобной развилке пристроился Дик Торн, а Краски, более изобретательный и энергичный, соорудил незатейливый настил из веток и лежал в относительном комфорте. Еще ниже футах в десяти среди листвы скрючился Блюбер.

– Боже! – простонал Пеблз. – Пусть лучше меня сожрут львы, чем еще одна такая ночь!

– Согласен, черт побери! – сказал Торн. – Есть львы или нет их, следующую ночь я проведу на земле.

– Если бы у вас троих вместе взятых мозгов было бы хотя бы столько, сколько у тюленя, – заметил Краски, – вы смогли бы провести ночь на земле в относительной безопасности.

– Слушай, Блюбер, мистер Краски обращается к тебе, – саркастически произнес Торн, упирая на слово «мистер».

– Ой, ой! Мне не интересно его слушать, – взмолился Блюбер.

– А напрасно, – подхватил Пеблз. – Он хотел, чтобы мы построили для него хижину этой ночью. Он даже рассказал нам, как это сделать, но сам, как истинный джентльмен, работать отказался.

– Почему я должен что-то делать, если вы, здоровые лбы, ничего делать не желаете, – возмутился Краски. – Если бы я не снабжал вас пищей, вы давно бы передохли с голоду. И вы рано или поздно станете добычей львов или умрете от истощения, если не будете меня слушаться.

Остальные не обратили на его слова никакого внимания. В последнее время они так часто ссорились, что перестали реагировать на взаимные оскорбления.

За исключением Пеблза и Торна все они ненавидели друг друга, и вместе их удерживал лишь страх оказаться в одиночестве. Пеблз медленно спустился на землю, за ним последовал Торн, Краски и, наконец, Блюбер. Постояв немного в горестном молчании, Блюбер взглянул на свою порванную одежду.

– Майн готт! – воскликнул он, чуть не плача. – Взгляните на мой костюм.

Он стоил двадцать гиней! А сейчас за него не дадут и пенса.

– К черту ваш костюм! – воскликнул Краски. – Мы заблудились, голодаем, нам постоянно угрожают дикие звери, а, может быть, и каннибалы, Флора исчезла в джунглях, а вы стоите тут и плачетесь о своем костюме за двадцать гиней! Вы мне надоели, Блюбер! Но идемте, мы должны двигаться.

– Куда? – спросил Торн.

– Конечно, на запад, – ответил Краски. – Там побережье, и у нас одна надежда – попытаться добраться до него.

– Но побережье не там! – закричал Пеблз.

– Как?

– Мы шли вчера весь день, и я все время чувствовал, что мы идем неправильно.

Торн взглянул на него с удивлением.

– Что ты имеешь в виду? Что неправильно?

– Это не запад, – ответил Пеблз. – Он ведет нас неверным путем.

Пеблз кивнул в сторону русского, который стоял подбоченясь и вопросительно смотрел на остальных.

– Если вы думаете, что я выбрал неправильное направление, Пеблз, – сказал Краски, – можете поворачивать и идти, куда хотите, а я пойду в том направлении, в котором мы шли, и это правильный путь.

– Нет, неправильный, – настаивал Пеблз, – и я докажу это. Когда мы идем на запад, солнце должно быть слева. Но с тех пор, как мы идем без негров, оно ведет себя как-то странно. Я все время чувствовал, что что-то здесь не так, а теперь понял. Это же и ежу понятно. Теперь-то мы пойдем на запад!

– Черт побери! – воскликнул Торн. – Выходит, мы шли не на запад, а он утверждал, что на запад.

– О, – простонал Блюбер. – Значит, нужно столько же пройти обратно?

Краски рассмеялся и повернулся, чтобы продолжить путь в выбранном направлении.

– Можете идти, куда вам вздумается, умники, – сказал он. – Но когда пойдете, подумайте над тем, что вы находитесь южнее экватора, и здесь солнце всегда севернее, что не мешает ему по привычке садиться на западе.

Блюбер первым понял справедливость слов Краски.

– Пошли, ребята, – сказал он и пошел вслед за русским.

Пеблз стоял, почесывая затылок, озадаченный неразрешимой проблемой.

Торн задумался тоже. Но вот и он повернулся и двинулся за Краски и Блюбером.

– Пошли, Джон, – позвал он Пеблза, – мне этого не понять, но, наверное, они правы. Мы идем туда, где вчера вечером садилось солнце. Значит, запад там.