Во имя твое - Логинов Святослав Владимирович - Страница 3

Рено осторожно выглянул в щёлку. Посредине обширного зала стоял стол, и за ним лицом к Рено сидел маркиз. Рядом с ним сидела маркиза, которую Рено видел пару раз, когда она выезжала из замка. Несколько дворян из самых мелких вассалов маркизата стояли в стороне и наблюдали за трапезой. Места для Д'Ангеля за столом не было.

Д'Ангель больно ткнул Рено в бок и снова прошипел:

– Деньги давай!..

Рено отсчитал три золотых, отдал их, широко перекрестился, вздохнул, словно перед прыжком в воду, потом, откинув занавесь, выбежал на середину зала и пал в ноги маркизу.

При виде Рено маркиз удивлённо вскинул голову, брови его полезли вверх, а острая бородка, по-модному загнутая вперёд, уставилась в потолок.

– Что это? – спросил он.

– Ваше сиятельство! – срывающимся голосом выкрикнул Рено. – Выслушайте меня!

– Говори, – бросил маркиз, склоняясь над блюдом.

– Я холоп ваш, Рено, по вашему милостивому повелению собираю в ваших лесах хворост для продажи монастырю…

– Они давно хотят приобрести лес в своё владение, – заметил маркиз, повернувшись к супруге, – но я предпочитаю, чтобы они были мне обязаны. Кроме того, сводить охотничий лес с земель майората было бы варварством. Там попадаются такие секачи…

– Ваше сиятельство! – воззвал Рено. – Третьего дня на охоте вы изволили встретить в лесу мою дочь!..

– Как же, помню, – оживился маркиз. – Очень хорошенькая девчонка.

– Она умерла.

– Как жаль! Будь моя воля, красивые женщины не умирали бы никогда. Однако, бог думает по-другому. Ему, конечно, тоже было бы скучно среди одних старух. Но что ты хочешь от меня?

– Ваше сиятельство, вы забрали у меня единственную дочь. Как же мне теперь жить?

– Ведь я же дал!.. – с досадой воскликнул Д'Анкор, но в этот момент его перебила маркиза.

– Тео, – мягко сказала она, – Ты обещал не заводить девок среди деревенских.

– Это было случайно, – отозвался маркиз и снова повернувшись к Рено быстро сказал: – Бедняжка умерла. Жаль. Такая хорошенькая! Но теперь, конечно, ничего не поделаешь. Возьми и постарайся утешиться.

Маленький мешочек веско упал вниз, ударив Рено по пальцам правой руки. Машинально Рено поднял его, встал с пола и, пятясь, выбрался из зала. Д'Ангеля за стеной уже не было. Рено сделал несколько шагов, прислонился к стене. Ноги казались набитыми тряпками и не держали его. Холодок ужаса пропал, только перед глазами плавал туман, но уже не красный, а какого-то гнусного коричневато-зелёного цвета. И было отрешённое от всего удивление. Что он делает здесь? Зачем пришёл? Что хотел услышать и получить?

Рено развязал мешочек. Там лежало золото. Шесть полновесных золотых. Ровно столько, сколько он потратил, чтобы попасть сюда. Рено расправил шляпу и надел её. Он было двинулся к выходу, но за изгибом коридора послышался голос Д'Ангеля, вышедшего откуда-то сбоку:

– Ждать его будешь в кустах у развилки. У него полный кошель серебра. Кроме того, от меня ты получишь золотой. Ты понимаешь, что должен это сделать сразу, без шума и криков.

– Ясно, – коротко ответил невидимый собеседник.

Двое вышли из замка, и Рено, подождав немного, вышел за ними следом. Он не испугался, что его собираются убить, это само собой разумелось. Он только тряс головой и досадливо морщился, стараясь разогнать стоящую перед глазами зелень.

На улице Рено огляделся, пересёк двор и потянул на себя тяжёлую, окованную железом дверь, за которой, по словам Д'Ангеля, находились давно знакомые ему подземелья.

Низкий коридор, почти подземный ход, такой же извивающийся, как в замке. Нависающие сводчатые потолки с древней округлой аркой, и на каждом колене прохода по нескольку дверей. У самого входа две каморки. В одной Рено держал запас дров, в другой мастер Шуто хранил свой страшный инструмент. Чуть подальше комната заседаний трибунала, потом коридор нырял вниз, где в толще камня вырублены тесные норы для нераскаявшихся. А в самом конце – обширная пыточная камера.

На пятьдесят лье в окружности это единственное место, где заседал священный трибунал. Преступников привозили отовсюду, а потом отправляли в город для аутодафе. Одни отделывались покаянием и позорным столбом, другие, более опасные, вырывались из лап дьявола, пройдя через цепи костра или виселицы.

Из замка Рено попал в помещение трибунала. Раньше он и не подозревал об этом пути, которым ходили судьи. Рено побрёл в коридор и снова прислонился к стене. Из-за непослушных ног приходилось то и дело останавливаться. К тому же, к зелени в глазах присоединилось дикое ощущение, что всё это уже было с ним, что это не в первый раз. Рено даже мог сказать, что сейчас произойдёт: снизу поднимется добрый отец Де Бюсси и скажет что-то очень важное, от чего сразу переменится жизнь.

Отец Де Бюсси вышел из-за поворота.

– Рено, – сказал он, – тебя нет третий день. В камерах кончились дрова, а нам привезли несчастного, погубившего свою душу. Срочно принеси дров в дальнюю камеру. Враг уже там, но я разрешаю тебе войти.

– Господин… – робко сказал Рено.

– Я знаю, о чём ты хочешь поведать, – внушительно произнёс отец Де Бюсси. – Знаю и скорблю с тобой вместе. Но даже скорбь не может угасить священного гнева при мысли о её грехе. И о твоём грехе тоже, Рено. Где ты её закопал?

– В лесу.

– Покаяние, сын мой. Я думаю, если ты сегодня всенародно покаешься, то епитимья не будет слишком суровой.

– Но святой отец, – дрожащим голосом спросил Рено, – как же я буду жить, если она никогда ко мне не вернётся?

– Молись, Рено. Проси господа, это единственный путь. Спаситель сказал: «Встань и иди», – и мёртвый ожил. Если молитва твоя будет горяча, как моления первых праведников, то господь может явить чудо и дать твоей дочери возможность искупить грех. А теперь ступай и принеси дров.

Рено двинулся к каморке. Всё вокруг казалось зыбким как во сне. Тихий шелест плыл в ушах, сливаясь в причудливую мелодию, звуки проходили сквозь него, теряя свою привычность, касались мозга таинственной значительностью и исчезали, не оставив в памяти следа. Только голос Де Бюсси ещё звучал, и Рено знал, что потом он вспомнит и поймёт, что ему было сказано. Туман, ядовито-зелёный, с просинью, кисеёй закрывал глаза, смазывал очертания предметов, обтекал тело, щекотал, вылизывал колени, заставляя их дрожать; Рено обратился в марионетку, которую ему приходилось дёргать за нити, чтобы она, шаркая, переставляла ноги.