Гибель замка Рэндол - Логинов Святослав Владимирович - Страница 6

– Положить письмо в стальной футляр, выставить стражу из самых сильных магов… Три дня – не так много, неужто у вас не хватит сил обеспечить надёжную охрану?

– Повторяю, после того, как письмо написано, и до той минуты, как оно подействует, ни один из нас не сможет предпринять в отношении Эхоу абсолютно ничего! Какая тут может быть охрана? Мы будем выступать как простые люди, а он как могущественный маг. Разумеется, он отнимет письмо у нас. Поэтому мы и просим взять письмо на сохранение. Конечно, Эхоу догадается, где письмо, но у вас он не сможет его забрать.

– Почему?

– Но я же объяснил! Человеческая смерть – предел для чародея, а Эхоу сотворил с вами то, что хуже смерти. Его власть над вами кончилась, во всяком случае, до той поры, пока он не добьётся всемогущества. Конечно, он может прийти, грозить и уговаривать, но даже самое простенькое колдовство он не сумеет применить. Мы не сможем применять волшебство против него, он – против вас. Так у кого должно быть письмо?

– А если он нарушит и этот закон?

– Пока что он не нарушал, а обходил законы. Возможно, если он обретёт своё всемогущество, он сумеет мстить и мёртвым. А пока – увы!

– И что произойдёт через три дня, если я сушею сохранить письмо?

– Магическая сила покинет Эхоу. Он станет обычным человеком, плюгавым старикашкой. Если это случится на ваших глазах, – можете его тут же повесить.

– То, что он сделал раньше, его чародейства – исчезнут? Мой дом прекратит возникать и сгорать каждую ночь? Мои дети перестанут умирать вновь и вновь?

– Не знаю, – глядя в глаза, ответил Райнихт. – Проще всего было бы утешительно соврать, но я говорю правду. Волшба умерших магов переживает их, многочисленные колдовские артефакты тому подтверждение. Но то обычная смерть от старости или руки врага. Что произойдёт после исполнения приговора – не знает никто.

– Понятно, – кивнул Рэндол. – Я возьму ваше письмо. Когда вы его принесёте?

– Сегодня вечером. Держите его при себе, но не на виду. И будьте осторожны. Убийцу Эхоу подослать не может, он не властен в вашей смерти, если, конечно, вы сами не нападёте на него. А вора он подошлёт обязательно. Отсчёт времени начнётся в полночь, и через трое суток, в полночь же, приговор вступит в силу.

– В полночь я буду спасать детей.

– Сегодня это бесполезно. Что бы вы ни придумали, дети будут погибать, а вы останетесь живы. Во всяком случае так будет эти трое суток.

– Вы сами недавно сказали, – произнёс Рэндол вставая, – что дети всё помнят. Что они подумают, если я не приду за ними?

Райнихт оказался прав. Надёжная, крепко просоленная верёвка лопнула, словно была свита из сенной трухи.

Прыгать в окно Рэндол не стал. Зачем, если он всё равно неуязвим? Волоча ноги, направился сквозь анфиладу горящих комнат к выходу. Огонь обжигал, дым душил. Это было очень больно, но не смертельно. Хотя, всё равно, чересчур больно. Через минуту Рэндол не выдержал и побежал. Но у самого выхода на горящей парадной лестнице он сжал зубы и вышел на ступени крыльца важно и неторопливо, как и следует лорду выходить из фамильного замка. И плевать, что замок горит.

У самых дверей он увидел Эхоу, который совсем недавно торжественно заявлял, что никогда не вернётся в замок.

Рэндол, не покосив глазом, прошёл мимо, туда, где Беатрис тянула своё изумлённое: "Как странно!" Разумеется, и Перси, и Робин погибли, хотя такие вещи никак не могут разуметься.

– Я вижу, – послышался сзади ненавистный голос, – что не зря вернулся сюда. Кое-кто здесь уже побывал, иначе ты, благородный лорд, немедленно попытался бы свести со мной счёты. А так ты уже в курсе дела, и мне не придётся ничего объяснять. Я пришёл за письмом.

Рэндол молчал, не глядя на волшебника, повернувшись к нему спиной.

– Вильгельм, – произнесла Беатрис. – Я боюсь этого человека.

– Не надо бояться, он сейчас уйдёт. Давай, лучше, отнесём мальчиков в башню. Там их никто не потревожит. А завтра, я уверен, мы сумеем их спасти.

– Твоих детей могу спасти только я, – жёстко произнёс Эхоу. – Так что, всё-таки, советую обратить на меня внимание.

– Ты уже сделал всё, что мог, – не оборачиваясь, ответил Рэндол. – Так, может быть, хватит терзать меня и несчастную женщину? Уходи.

– Мне нужно письмо. И не вздумай утверждать, будто не знаешь, о чём идёт речь, каждое твоё движение изобличает тебя.

Рэндол повернулся и взглянул в глаза волшебника. В свете близкого пожара они светились красным, словно у волка.

– Я знаю, о чём идёт речь, но письма у меня нет. А хоть бы оно и было, я всё равно не отдал бы его.

– Уже теплее, – поощрил маг. – Теперь давай договариваться. Ты отдаёшь письмо, а я снимаю проклятие. Твои дети будут живы, дом цел, жена здорова. Подумай об этом.

– Сними проклятие, тогда я, быть может, подумаю о том, чтобы отдать письмо.

– Ты же знаешь, что проклятие можно снять только через три дня, когда я достигну всемогущества!

– В таком случае, ты получишь письмо на четвёртый день.

– Дьявольщина! – прорычал Эхоу. – Ладно, сейчас с тобой говорить бесполезно, ты чересчур возбуждён, у тебя болят ожоги, и ты слишком сильно меня ненавидишь. Я пока займусь другими делами, подготовлю кое-что на тот случай, если мы не договоримся, а ты постарайся успокоиться и подумать. Я вернусь утром. Кстати, ожоги советую лечить крепким холодным чаем. Помогает.

Несмотря на уверенный тон колдуна, Рэндол видел, что тот изрядно обеспокоен, и это придавало лорду уверенности. Впервые со времени первого пожара Рэндол уснул и проспал до самого утра. А проснувшись, увидел Эхоу, который сидел в неудобном, словно пыточный агрегат, кресле и терпеливо ждал, пока хозяин проснётся.

– Нельзя быть таким беспечным, – заметил маг, увидев, что Рэндол открыл глаза. – Вы заявляете, что не верите мне, а сами спите, не задвинув засова на двери. А если бы я взаправду умышлял против вас?

Рэндол подивился, как резко маг перешёл на "вы", но ответил в прежнем тоне:

– Убить меня ты не можешь. А обокрасть… Я же сказал, что письма у меня нет. Если угодно, могу вывернуть карманы.

– Убить тебя несложно. Сотни наёмных убийц скучают без работы. Любой из них за самую скромную плату перережет тебе глотку. Но, как видишь, ты цел. Ты напрасно считаешь меня исчадьем ада. Не знаю, что напел тебе плаксивый старикашка Максон, но я, в отличие от него, не изувер и не испытываю садистической радости при виде чужих мучений. Понимаю, тебе трудно в это поверить, твой опыт говорит обратное, да и медовые повадки Максона введут в заблуждение кого угодно, но тот, кто чуть получше знает старого мерзавца, подтвердит, что он тысячу раз заслужил то, что я сделал с ним.

– А!.. – сказал Рэндол, – теперь я понял, кто такой Максон.

– То есть, ты хочешь сказать, что у тебя был кто-то другой? Это умно с их стороны. И кого же они прислали? Не иначе – Райнихта. Маг, который не колдует! Этот и впрямь никому не приносил заметного вреда, и он умеет договариваться с людьми. Видишь ли, большинство волшебников напрочь разучились просить и уговаривать, они умеют лишь повелевать. Райнихт не таков. И что же он сказал тебе? Молчишь?.. Хорошо, можешь не отвечать, я это знаю и так. Он сказал, что я хочу могущества. Да, я его хочу! Он сказал, что с помощью письма они хотят лишить меня силы. Ещё бы они этого не хотели!.. – разумеется, хотят. А он сказал, что всё сделанное мною здесь, лишь кажется бессмысленной жестокостью, а на самом деле сделано на со зла, а просто потому, что это единственный путь к совершенству?

– Грош цена совершенству, которое убивает детей.

– Я же обещал, что когда достигну цели, сниму проклятие. В конце концов, это будет даже интересно: начать новую жизнь с такого поступка. Собственно говоря, я хотел сделать это безо всякой просьбы с твоей стороны, ведь, как ни крути, я должен быть благодарен тебе, поскольку именно ты…

– Был ступенькой на пути к успеху, – перебил Рэндол. – Вот одного ты не учёл, я не ступенька, а живой человек.