Рецепт идеальной мечты - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 28

* * *

Дом был громадным и пустым. Сквозь огромные окна во всю ширину виднелся залив. В углу потрескивал камин.

В другом углу Дима разглядел домашний кинотеатр.

Перед ним, на должном расстоянии, размещался диван, выдержанный в экологических, зеленоватых с искрой, тонах.

Мраморная винтовая лестница вела на второй этаж.

И это, собственно, все, что находилось на площади, равной пятикомнатной российской квартире.

Неизвестно откуда звучала негромкая музыка. Классика. Кажется, Моцарт.

"А что еще нужно! – подумал Дима, подходя к громадным окнам с видом на залив. – Море, камин, Моцарт. Такую простоту может позволить себе только очень богатый человек. Я понимаю Полу: ради такой простоты на что угодно пойдешь. Даже человека грохнешь".

Тут он услышал мягкие шаги по мраморной лестнице.

Поворачиваться не спешил. Да и трудно было оторвать взгляд от моря, блещущего закатными искрами.

– Добрый вечер, – раздался женский голос.

Дима не спеша обернулся.

За его спиной, на расстоянии четырех шагов, стояла Пола. Первое впечатление у Димы было, что она только из ванны и вышла к нему, завернутая в одно полотенце.

Босая. Мокрая голова.

Потом он сообразил: то, что он принял за полотенце, – на самом деле нечто вроде туники: очень стильное и очень дорогое платье. И голова у Полы мокрая не от купания – это прическа.

Она своей цели достигла (если была, конечно, такая цель): поразила его. Целую минуту Дима стоял, как дурак. Безмолвствовал и разглядывал ее.

Наконец пробормотал:

– Добрый вечер, – и протянул свой роскошный (по московским меркам) букет.

– Цветы, – довольно равнодушно произнесла она, принимая подарок. – Спасибо. – И добавила в сторону, почти не повышая голос:

– Венера!

Немедленно откуда-то появилась чернокожая служанка – в белом переднике, жирная, толстогубая, в белой наколке. Словно сошла со страниц "Хижины дяди Тома" или "Унесенных ветром".

– Прими цветы, – продолжила хозяйка, не глядя передавая служанке букет. – И принеси нам с гостем выпить. Димитрий, ты что предпочитаешь?

Он ответил:

– Джин-тоник.

– Мне как всегда, – добавила Пола.

Негритянка кивнула и вышла.

– Нравится вид? – небрежно спросила Пола. Она незаметно переместилась таким образом, что оказалась спиной к свету. Закатное солнце теперь било Диме в глаза.

– И из окна вид хорош, и тот, что передо мной, – тоже, – нагло ухмыльнулся Дима, кивая на тщательно полураздетую хозяйку.

Пола покачала головой – вроде бы осуждающе.

Опять ниоткуда возникла негритянка. Поднесла поднос сперва гостю, затем хозяйке. Мадам Шеви выбрала что-то коричневое в низком широком стакане со льдом: то ли виски, то ли колу, то ли смесь того и другого. Полуянов взял бокал с джином – он приятно холодил пальцы.

– Ступай, Венера, ты нам больше не нужна, – скомандовала хозяйка.

Служанка слегка поклонилась и исчезла.

Пола вдруг подошла к Диме почти вплотную. Ее глаза неотрывно следили за его взглядом.

– Зачем ты меня преследуешь? – неожиданно спросила она.

Дима, игнорируя вопрос, отхлебнул джин – через край, презрев соломинку. Он не отрывал взгляда от изучающих глаз женщины.

– Ты русский журналист, – продолжила она. – Что тебе от меня надо?

– Интервью.

– Почему – со мной?

– Ты мне нравишься.

– Нравлюсь – чем?

Вопросы сыпались один за другим, как на допросе.

Женщина не отводила глаз от его лица.

– Ты умна. Ты сама себя сделала. Ты богата. И красива.

– Откуда ты знаешь обо мне?

– Из книг. И газет.

– Кто тебе поручил встретиться со мной?

– Никто.

– Ты приехал сюда специально, чтобы повидаться со мной?

– Да.

Во время вопросов она придвигалась к нему все ближе – так, что он ощутил на своем лице ее дыхание. И почувствовал терпкий, головокружительный аромат ее духов.

Внезапно она отошла от него. Залпом допила виски – или что там было у нее в бокале?

– Ну, что ж, пойдем, – сказала она, улыбнувшись. – Может, я расскажу тебе кое-что.

* * *

Часы показывали половину четвертого утра.

Пола спала, зарывшись лицом в подушку.

Дима стал тихонько одеваться.

Свет в спальне не горел, но шторы были незакрыты, и в окна светила луна. Серебряные искры от нее и серебряная дорожка дрожали на поверхности залива.

Полуянов ощущал блаженную легкость во всем теле.

"Эта девушка не зря тренировалась всю свою жизнь, – подумал он. – Дело она знает. Но и я, кажется, российский флаг не посрамил". Спина, расцарапанная партнершей в кровь горела.

В одних носках, держа туфли в руках, он выскользнул из спальни. Пола не проснулась и не пошевелилась.

Дима спустился по винтовой лестнице на первый этаж. Присел на нижнюю ступеньку, обулся.

Проскользнул к входной двери. Она была не заперта.

Вышел во двор.

Луна достаточно освещала пространство. От дома падала черная тень.

Полуянов увидел: слева, сквозь черноту кустов, светится окно. Там, видимо, домик прислуги. Именно туда удалился мужчина, который изучал его в момент приезда. Человек, похожий на русского.

Журналист пошел на свет окна. Гравий хрустел под ногами.

Спустя минуту он углубился в сад. От деревьев, кустарников и от Диминой фигуры на траве лежали черные лунные тени. Белый дом для прислуги словно светился в темноте. Горело окно на втором этаже.

Через минуту Дима оказался на крыльце домика. "Будет мило, если не спит негритянка, смотрит бейсбол.

И она примет меня в свои гостеприимные объятия". Как всегда после долгого, мощного, качественного секса Диме хотелось чего-то еще. Чего-то совсем необычного.

Дверь в дом была открыта. "Дураки эти янки, – подумалось Диме. – Полная беспечность. Как будто ничто и никогда им здесь, в Америке, не угрожает".

Журналист скользнул внутрь домика.

В темноте, слегка разбавленной светом луны, угадывалось обширное помещение. Оно было меньше, чем в основном доме, и намного хуже освещено ночным светилом. Дима постоял немного на входе, пока глаза привыкали к темноте. Со второго этажа не доносилось ни звука.

В углу гостиной угадывалась лестница – на этот раз деревянная.

Дима сторожко прошел к ней. Шагнул на первую ступеньку. Она не заскрипела.

Единым духом журналист преодолел два пролета и оказался в коридоре второго этажа.

Здесь тускло-тускло, ватт на десять, горел дежурный свет.

Можно было различить шесть дверей: три по одну сторону коридора, три – по другую.

Журналист сориентировался и понял, что горящее окно находится за одной из тех дверей, что слева.

Пошел по коридору. Скрипнула половица. Он замер.

В доме не раздалось ни звука. Дима продолжил путь.

Вот она, нужная дверь – третья слева. Из-под нее пробивается свет.

"Что я здесь делаю? – мелькнула вдруг мысль. – Чем я вообще занимаюсь в этом доме?"

Но отступать в конце пути было глупо – и не в полуяновских правилах. Он нажал ручку. Закрыто.

Тогда журналист, затаив дыхание, тихонько постучал.

В комнате раздались тяжелые шаги. Кто-то подошел к двери.

– Who's that?  – раздался из-за двери грубый мужской голос. Голос звучал с акцентом. Кажется, с русским.

Дима на секунду задумался, вспоминая имя того филолога, который, по данным главного редактора, якобы живет в доме Полы Шеви. Не уверенный, что вспомнил точно, горячо зашептал сквозь дверь по-русски:

– Господин Васин! Меня прислала мадам Шеви!

Срочное дело! Откройте!

За дверью – секундное колебание. Затем – опасливо щелкнул замок. Дима навалился, резко ударил в дверь.

Жилец отлетел, освобождая дорогу.

Журналист ворвался в комнату.

– What's hell? Какого черта? Что вам здесь надо?

Хозяин, – старый, грузный, в очках, халате и шлепанцах – потирал ушибленную грудь.

За его плечом Дима увидал стол, на нем – включенный компьютер, а вокруг беспорядочно, в несколько слоев, разбросаны бумаги, тетради, книги. Кажется, среди книг были и старинные.