Рецепт идеальной мечты - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 27

Наталья любит старые голливудские фильмы, в одежде предпочитает спортивный стиль, любимое блюдо… – какое Димке дело до ее любимых блюд? Вычеркиваем.

Так, час прошел. Надя категорически отказала официанту, предлагавшему еще пива, и грустно попросила продлить время работы.

Теперь Машка.

Мария Кисленкова работает младшим библиотекарем в отделе периодики, официально доступа в отдел рукописей не имеет. Близких знакомых в нем – тоже. Проживает совместно с родителями-пенсионерами. В частных беседах неоднократно говорила, что ее "достало это безденежье".

Очень любит хорошо одеваться, но до недавнего времени такой возможности не имела. Приобретенный ею костюм итальянского модельера Кавалли я увидела в бутике "Галерея Актер". Есть, небольшая вероятность, что покупка Марии – рыночная копия, но, Димочка, поверь моему нюху: костюм у нее настоящий, фирменный. К тому же сегодня она пришла на работу с новой заколкой для волос в тон костюму – точно такая же продавалась в означенном бутике и стоила 840 рублей. Из разговоров в курилке, – Надя секунду подумала и решила уточнить:

– хотя сама я по-прежнему не курю, удалось выяснить, что два дня назад Марию видели на улице Никольской. Она шла в окружении двух мужчин восточной внешности и на приветствие коллег не ответила. На прямой вопрос: "Почему не признала?" – на следующий день огрызнулась и сказала, что девчонки обознались, она вообще в центр города не выезжала.

Но девочки уверяют, что это была точно Машка.

Дима, в дальнейшем я планирую следующее. Во-первых, в течение нескольких дней последить за Марией на ее пути из библиотеки – действительно ли она едет прямо домой ?

А если нет – то куда? Во-вторых, мне представляется целесообразным сходить в гости к Наталье – она как раз приглашала меня на день рождения – и провести разведку на местности. Пожалуйста, напиши, нравится ли тебе мой план и будут ли какие-то пожелания. Мой электронный адрес… – Надя гордо улыбнулась и напечатала:

"М[email protected] /* */".

Любезный супруг мой, Василий!

Писать к вам меня вынуждают обстоятельства чрезвычайные.

Минуло уже три месяца со времени вашего скоропалительного отъезда, и все прошедшие дни я терзала себя мыслью: не мое ли недостойное поведение явилось ему причиной? Не нанесла ли я вам, сама того не желая, непростительного оскорбления ? Ваше письмо ко мне, увы, не пролило света на причины вашего исчезновения. Но, несмотря на то, что я ежечасно вопрошала себя о причине вашего неожиданного поступка – увы, не могла найти ему объяснения. Неоднократно пыталась я получить ответ у отца, но тот после вашего отъезда впал в странное забытье, и здоровье его и поныне вызывает у нас серьезные опасения. Потому мне оставалось только, теряясь в догадках, смириться и утешать себя воспоминаниями о нашем прошлом счастий.

Чего таить, ища и не находя собственных прегрешений, я сочла ваше поведение для себя оскорбительным, возможности примирения – отвергла и приговорила себя к мрачной и уединенной жизни в Никитинском.

Но теперь я обязана сообщить вам, моему законному супругу, о том, что отныне мне предстоит иной путь, по которому потечет жизнь моя. В подобных обстоятельствах писать к вам, конечно, следовало моему отцу, но он находится в состоянии столь отчаянном, что я вынуждена взять эту тяжкую миссию на самое себя. Вчера меня посетил доктор и сообщил мне со всею определенностью: на меня возложена обязанность продолжить род князей Скопиных. Еще недавно я бы, узнав эту новость, рыдала от счастия, но сейчас первой мыслью моей было отчаяние. Я всю ночь просидела в гостиной, в тяжелом безмолвии, слушая, как пронзительно и зловеще кричит сова, словно взывая к призракам тьмы. Я наблюдала, как длинный белый луч луны, скользнув в Окно, стелется по витым ступеням, словно привидение, и мне казалось, что я схожу с ума от одиночества и тоски…

Но сейчас, когда дом напоен солнечным светом, шепотом сосен и пением птиц, решение принято: я пишу к вам и молю вас вернуться, дабы мы вместе могли нести возложенную на нас благородную ношу. Сердце мое подсказывает, что вы не разлюбили меня, и ни единого раза не приходила мне в голову мысль, что вы меня прокляли и ненавидите.

Как бы хорошо было, если б каким-то волшебством или чудом удалось бы нам совершенно забыть все, что прожилось в последний месяц, все забыть, освежить голову и опять начать с новыми силами! Не корите меня за эти строки, ибо я все еще надеюсь на наше с вами совместное счастие. Забудьте об опрометчивых словах отца, какими бы ни были они – нам должно credere oculis amplius quam auribus. А глаза мои говорят: любовь наша еще жива, невзирая на тяжкие обстоятельства.

Преданная вам супруга, Мария Скопина

Глава 7

В восемь вечера Дима подрулил на "Форде" к воротам особняка Полы Шеви.

У ворот имелось переговорное устройство. Журналист опустил стекло, нажал кнопку. "Слушаю вас", – раздался сухой мужской голос.

– Дмитрий Полуянов, к госпоже Шеви, – представился Дима.

– Проезжайте, – бесстрастно произнес голос.

Ворота открылись.

В голове у Полуянова шумело. В баре в центре Степлтона он высадил для храбрости три джин-тоника. Заел привезенным из России "антиполицаем" – еще не хватало неприятностей с дорожной полицией.

Зато после джина море казалось по колено. И вопрос, что привезти миллионерше в подарок, решился как бы сам собой.

Полуянов заглянул в ближайшую цветочную лавку и составил за сорок девять долларов и девяносто центов роскошный букет. Какие-то синие розы, черные тюльпаны, сине-желтые ирисы. Словом, чудеса американской биотехнологии.

Теперь букет лежал рядом с ним на переднем пассажирском сиденье.

По хрустящей гравием подъездной дорожке журналист подрулил к входу в особняк.

Дом был построен в современном стиле. Широкие затемненные окна до самого пола. Три этажа. Черепичная крыша. Где-то неподалеку, за домом, угадывался залив.

Чуть в стороне Полуянов увидел несколько флагштоков. На морском ветру трепетали флаги. Выше всех – американские "звезды и полосы". Ниже – стяги Ирландии, Италии, Польши, Израиля. И – России.

Дима остановил машину у входа. Из дома никто не выходил.

Журналист чуть помедлил, размышляя, должны ли его встречать на крыльце, – и тут увидел в зеркальце заднего вида мужскую фигуру. Мужчина стоял в стороне от дома, рядом с буками, которыми была обсажена подъездная дорожка. Немолодой, седой, дурно одетый, он с любопытством смотрел на подъехавший автомобиль.

По одежде и по всей повадке Дима понял, что мужчина – русский. Да – русский. Дима готов был в этом поклясться.

Полуянов развернулся на сиденье лицом к нему.

Мужчина заметил это и, словно вспугнутое животное, отпрянул. Развернулся и пошел – почти побежал – прочь от подъездной дорожки: напрямик, через кусты.

Через пару секунд заросли скрыли его из виду.

Там, куда исчез мужчина, Дима увидел еще одно белеющее сквозь вечнозеленый кустарник строение. "Вероятно, домик для слуг", – подумал он.

Тут с низкого крыльца главного дома наконец сошел другой мужчина. Маленький, старый, с залысинами, с непроницаемым лицом. Элегантные туфли, дорогие брюки, вельветовый пиджак, шейный платок. Дима вышел из машины.

– Меня зовут Пьер, – представился мужчина – Я секретарь миссис Шеви. Извините, что заставил вас ждать. Передайте мне, пожалуйста, ключи, сэр, я припаркую ваш автомобиль.

Журналист вытащил из раскрытого окна букет и с легким сердцем протянул Пьеру ключи.

После выпитого джина сам черт был Диме не брат.

– Прошу вас, сэр. – Секретарь распахнул перед ним дверь.