Черно-белый танец - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 19

– Имеешь, конечно. Только зачем нам проблемы? Что я, не помню, как твои весь десятый класс на меня волком смотрели?

– Ну… дед не смотрел.

– Мамы твоей достаточно, и Шапокля… то есть бабушки. Да и дед, уверяю тебя, в восторг не придет, если узнает.

– Да плевать мне на них! – отмахивалась Настя.

– Зато мне – не плевать. – хмурился Сеня. – Начнется сразу… «Лимита безродная на нашу кровиночку посягает…» Думаешь, приятно?

– А ты на меня… посягаешь? – кокетливо улыбалась Настя.

– Ну что ты! Я к тебе и подойти боюсь! – хмыкал Сеня. Шутливо закрывался рукой от ее красоты неземной, воровато выглядывал из-под локтя…

Глаза его сияли, а Настя думала: «Да я полжизни отдам – за этот взгляд, и за его ресницы – смешные, как у коровы, и за брови – до чего ж лохматущие, надо их щеточкой причесать… Вот уж: дура из дур! За каким-то наркоманом Валерой гонялась!»

А за Сенькой гоняться было не надо. Он всегда делал именно то, что Настя от него и ждала. На переменах утягивал ее в секретное место – в закуток под черной лестницей, и Настя упивалась его лицом, его объятьями, его запахом (хоть Сеня и прожил в Москве, считай, полтора года, от него до сих пор пахло морем).

На лекциях они сидели рядом, в библиотеке – накрепко абонировали самый уютный стол на задах, за стеллажом с «Комсомольскими правдами». Честно занимались, зато после каждой изученной статьи (главы, параграфа) – целовались до одури.

Не расставались и вне университета.

Сеня отчаянно старался «соблюсти традиции» – то билеты в кино покупал, то выпрашивал в профкоме контрамарки в модные театры… Только Насте было совершенно все равно, куда он ее поведет. Приглашал в «Оладьи» – шли в «Оладьи». А просто гулять по Москве, – еще интересней.

– Я люблю ходить, куда ноги заведут, – объявила она. – Без всякой цели.

И они часами петляли по незнакомым московским переулкам. Шутливо спорили, пытаясь сориентироваться, куда забрели. Настя, хоть и москвичка, в географии столицы разбиралась слабо. Она пешком по городу почти и не ходила. Если надо было куда-то в незнакомое место ехать, дед всегда машину с шофером вызывал.

– Пари! – провозглашал Арсений. – На чашку кофе! Сейчас на улицу Горького выйдем, к гостинице «Минск».

– Принято! Мы выйдем – на Садовое кольцо, к театру кукол.

– Все, Настена, проиграла ты чашечку. Двойного, заметь.

Но вместо «Минска» или театра кукол они выходили к площади трех вокзалов, и ошалевшие от столицы приезжие никак не могли понять, отчего юная парочка тычет пальцами в сторону железнодорожных путей у Каланчовки и хохочет…

Они бежали греться на Казанский вокзал – неприветливый, шумный, пахнущий несвежими чебуреками. Их обтекала толпа, по ногам проезжали тележки на колесах – но Насте и здесь нравилось. Пусть лица у всех кругом озабоченные, растерянные – зато ей, под руку с Сеней, уютно и надежно.

В такие минуты она особенно остро ощущала: их «конспирация» несправедлива и неприятна. Почему она должна скрывать, как ей хорошо вместе с ним? Почему не может позвать его домой, на чашку кофе и боевик по видику?

– Они мозги тебе начнут полоскать. Немедленно. – уверял Арсений. – С такой силой начнут, что никаких видаков не захочется. Ну сама подумай…

Да, конечно, хочется привести Сеню домой и поставить их всех перед фактом. Но, если подумать, – ее семейка просто на уши встанет, если узнает, что они встречаются. Пусть дед Сеньке и помог, создал ему «равные возможности» для университета – но это просто посильная помощь старому другу Николаю Челышеву. (Или еще что-то. Что – она так до сих пор и не разобралась. Похоже скорее на отработку старого долга…) Но вот зять – или хотя бы потенциальный зять из провинциального Южнороссийска – деду на фиг не нужен.

Сеня в их «lifеstyle» не вписывается: беспородный. Капитоновым полагается водиться только с себе подобными – элитными. Вон, как мамаша привечает породистого Эжена: и кофе ему выносит на фамильном подносике, и личные тапочки выделила, и даже подарочки сама делает – на Новый год и двадцать третье февраля. Даже, извините, одеколон «Саваж» подарила. Французский. Он, этот одеколон, в ЦУМе в парфюмерии на первом этаже аж двадцать пять рублей стоит!…

Очень хочется мамане Эжена в зятья заполучить. А Сеньку она в упор не замечала, даже когда он в их квартире жил. Здоровалась сквозь зубы и не чаяла, когда он исчезнет с их горизонта. Против деда не могла пойти – а то живо спустила бы Арсения с лестницы. А сейчас, когда он от них съехал, никто про него даже не спросит: ни дед, ни, тем более, мама с бабкой. А про Эжена – чуть ни каждый вечер пристают: «Женечка водил тебя в „Шоколадницу“? Хорошее, говорят, кафе…» И приходится сквозь зубы улыбаться и нахваливать тамошние блинчики с орехово-шоколадным соусом.

Да, с Эженом нужно что-то делать. Он, конечно, безобидный: в постель не тащит, если целует – только в щечку. Замуж – да, зовет. Но особо не торопит. К тому же, положа руку на сердце, от него есть большая практическая польза. Ясно, например, что в Большой театр Настя и сама сходить может: только деда попроси, билеты на любой спектакль тут же доставят. Только куда как приятней приезжать в театр на машине, и ждать, пока Женя откроет дверцу… И царственно позволять, покуда он отодвинет ей кресло в первом ряду ложи бенуара… Да и в ресторане – в «Пекине» или, допустим, «Узбекистане» – кто спорит, бывать с ним приятно: в дорогом костюме, вкусно пахнущий, с полным бумажником…

«Но Сенька мне дороже бенуаров и „Пекинов“.

И Настя решила: Жене – отказать. Отказать категорично, без надежды на примирение. Совсем было собралась звонить, но потом призадумалась. Посоветовалась для начала с верной подругой Милой…

Милка, хоть в институт и не поступила, соображала по-прежнему быстро и советы давала дельные:

– Зачем Эжена-то посылать? – удивилась подруга. – Во-первых, парень он видный. И при роже, и при деньгах. Думаешь, много таких? Мне что-то пока не встречались. Во-вторых. Не так уж часто бывает, чтоб и водил везде – и в койку при этом не тащил. В-третьих. Если ты Женю прогонишь – предки твои сразу насторожатся. Сама ведь говорила: они души в нем не чают. Начнут расследовать, кто у тебя вместо Женьки, выяснят, что Арсений – и от него сразу пух с перьями полетят. Оно тебе надо? Так что вот мое тебе мнение: Эжена особо не обнадеживай, но придержи. Пригодится еще. Пусть будет вроде запасного аэродрома. Какая бы любовь у вас там с Сеней ни была – а страховка на черный день никогда не помешает.

«Дельно», – оценила Настя. И потихонечку, плавненько перевела Эжена «на скамейку запасных».

Навешала ему лапши про «тотальное устрожение» на факультете: курсовиков, мол, – куча, коллоквиумы – каждую неделю, и потому видеться часто не получится. К счастью, Эжен не возражал. В последнее время он ходил озабоченный, бледный. Мимолетно жаловался, что на работе у него сейчас тоже завал… Ну а отвадить его от факультета – это вообще дело техники:

– Заехать за тобой?

– Не, у нас последний семинар – безразмерный. Может тянуться, сколько угодно. Чего тебе зря ждать? Давай у Пушкина встретимся, в семь часов – к семи я точно успею.

Вот и чудненько: спустили проблему на тормозах. На факультете Эжен больше не появлялся. Однокурсницы сладкими голосками интересовались: куда, мол, Настин кавалер на «шестерке» исчез? Настя отшучивалась. А Сеня про Эжена не спрашивал никогда. Будто и нет его, и никогда не было. Но, Настя подмечала (да держала свои наблюдения при себе) – Арсений про существование Эжена помнил. Помнил о нем, как о некоем идеале. И все время с ним заочно соревновался.

Как-то готовились вместе с Сеней к английскому, и у Насти вырвалось: «Вот у Женьки произношение – это да! Не хуже, чем у носителя языка!» Сеня сразу поскучнел, насупился… а вскоре объявил: буду ходить в библиотеку иностранной литературы. И действительно, стал ходить. Часами сидел в лингафонном кабинете, повторял фразы за дикторами… Настя, конечно же, составила ему компанию. В библиотеке иностранной литературы ей нравилось – там и буфет неплохой, и черная лестница есть, где можно целоваться до одурения.