Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга первая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 85

Квета, неслышно ступая, подошла к окну. Отсвет огня лег на ее лицо и грудь. Чувство, что все кончено навсегда, безнадежно, бесповоротно, – было сильным, чрезвычайно сильным: до глубокой внутренней дрожи.

– Конечно, – сказала она. – Вы их прогоните... Иди, я буду ждать. Придешь – и сразу в теплую постель.

Горло Кифы сдавило от нежности и любви, и поэтому он ничего не смог сказать, подхватил с оружейной стойки меч, неловко махнул рукой и выбежал на лестницу. Его убили через три минуты на извилистой уличке: пока он рубился с двумя вывернувшимися из-за угла пехотинцами, кто-то маленький и легкий прыгнул ему на спину с водостока, рывком запрокинул голову и перерезал глотку. Кифа утонул в чем-то горячем и черном, до самой последней секунды не испытав ни тени страха, а лишь безумную досаду оттого, что его обращенная в ярость любовь так и не нашла своего пути...

С рассветом доместик Арий Аристион, собрав в два кулака все наличные силы, ударил по противнику с двух сторон, отсекая его от стены. Кроме того, по потайной галерее, проложенной в основании стены, три десятка лучников и лучниц пробрались в тыл вынужденного к обороне противника, по сигналу командира выбили нарочито слабую кладку, маскирующую бойницы, и начали беглую стрельбу по всему, что движется. Стрелка весов качнулась в противоположную сторону.

Конкордийцы пребывали в смятении. Их было уже более тысячи за стеной, но в узких проходах и уличках сражаться одновременно могли разве что несколько десятков. В незащищенные спины летели стрелы – и как потом докажешь, что убит ты был не в бегстве? Наконец, с наступлением света куда-то исчезли маленькие пилоты птиц...

Когда же вдоль стены мощно ударили закованные в панцири славы, среди конкордийцев началась паника.

Нет, они еще отбивались, они пятились, а не бежали (да и куда можно бежать в таком стеснении?) – но это уже ничего не значило. Каждый бился за себя, забывая помочь соседу. Их убивали очень быстро: так тает льдина, брошенная в кипяток...

Андроник Левкой выслушал гонца, потом посмотрел на солнце. Солнце поднялось над лесом на палец вытянутой руки.

– Пора, – сказал он.

Адъютант повернулся к флагштоку и потянул за реп. Огненное легкое полотнище начало подниматься, развертываясь под слабым утренним бризом.

Тут же забили барабаны. И полки, подобравшиеся по пепелищам пригородов почти вплотную к стене, встали и пошли вперед – по штурмовой лестнице на двадцатерых.

В них летели горшки с порохом и смолой, камни, редкие стрелы. Лился кипяток из котлов. Защитники стен метались поверху, не успевая привести в действие все подготовленные механизмы. Контратакой стены были оголены...

Уже первой волне нападающих удалось кое-где зацепиться за гребень и даже ворваться в город.

Клинья, вбитые в окруженную на рассвете группу, почти сошлись – славы, наступающие с севера и юга, уже друг друга видели, – когда прозвучал сигнал: «По местам!» И они подчинились этому сигналу, метнулись назад на стены, но там уже были чужие... И все же защитники продолжали сопротивляться.

В восемь двадцать открылись ворота. Теперь участь города была решена.

Но почти до самого вечера славы и горожане дрались за казематы, за кварталы, за отдельные дома и, наконец, за подвалы. Город охвачен был пожарами, местами просто нечем было дышать, гибли лошади и пытались ползти люди; с неба падали головни, горящие книги, мертвые голуби. Темнота так и не наступила. А около полуночи чудовищный взрыв встряхнул землю и стоящих на ней людей: взлетел на воздух арсенал, имевший на полгода огневых и взрывчатых припасов...

Но и в этом огненном аду шел грабеж, и за стенами вырастали горы вынесенных вещей. Пленных же было немного. Говорили про подземный ход, ведущий куда-то: то ли за море, то ли за горы. Изумлялись: это сколько же идти...

Плохо видимые на окраине освещенного пожаром пространства, кружили в небе несколько исполинских птиц. Не видно было, есть ли на их спинах всадник или же это осиротевшие твари пытаются отыскать своих хозяев.

Саня проснулась, готовая куда-то бежать, с кем-то сражаться; кипела кровь, и стремительно кружилась голова. Но сражаться было не с кем: сводчатый коридор, уставленный койками, местами в два этажа; звуки, обычные в таком скоплении спящих людей, скрип кроватей, похрапывание, бормотание... Саня не могла бы сказать, что вновь теряла память, но минувший сон казался куда важнее и плотнее яви. Сердце все еще колотилось.

Она спустила ноги с койки и встала. Это был женский зал... она вообще очень спокойно вспомнила все, что было после сражения с обезьянами: поездку на грузовике, переправу по подводному мосту, баню, медосмотр, утомительную регистрацию, пресный жирный ужин, расселение... Она ни на что не могла реагировать, просто позволяла перемещать себя. Говорят, у спасшихся от смерти обязательна вспышка эйфории, бешеного безрассудного веселья... но она как-то чересчур быстро проскочила эту стадию – да, там, в грузовике, она смеялась и обнимала спасателей и сбивчиво им что-то рассказывала, – но уже у реки вдруг загрустила. Может быть, вид спасительного берега был слишком уж мрачный: высокие колья, переплетенные колючей проволокой, и решетчатые башни с площадками наверху, и множество одинаковых длинных сооружений, похожих на врытые в землю исполинские цистерны... и запахи хлорки, креозота и угольной гари...

И все же везли их туда, куда указывала возникающая в небе – стоило лишь запрокинуть голову и закрыть глаза – стрела. Стены подступали здесь совсем вплотную, буквально рукой достать, а впереди сходились, оставляя лишь узкую щель, – но другого пути просто не было.

Встретили их хорошо, хотя и немного настороженно: этим людям приходилось уже встречаться с опасными существами, на первый взгляд похожими на людей. Тот мальчишка на бульваре был из самых незамысловатых. Поэтому их очень внимательно осмотрели, просветили рентгеном и заставили что-то выпить, маслянистое и крайне мерзкое, – как выяснилось потом, экстракт из лапок и панцирей каких-то жуков «с той стороны». На людей этот экстракт не действовал, вызывал лишь отрыжку, а оборотни под его воздействием не могли удерживаться в человеческой форме и превращались немедленно. Тут с ними и кончали посредством огня... Этого Саня и Алексей не знали, сидя рядом за запертой дверью в каменной каморке с очень высоким потолком и решетчатым полом. Пахло мокрой золой.