Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга первая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 76

Венедим Паригорий вел в Артемию то, что уцелело от его отряда, попавшего в засаду. Еще вчера двадцать два слава и четыре сотни новобранцев, все с оружием, при полусотне коней, двигались по проселочным дорогам западнее Бориопольского тракта, забитого беженцами. В какой-то деревушке они наткнулись на конкордийский разъезд в три десятка всадников, легко выбили его и погнались конные – за уцелевшими. И сам Венедим тоже погнался... В лесу на узкой дороге разъездчики попытались развернуться и дать бой, были вторично биты и рассеялись по лесу. Славы повернули назад.

Еще издали они увидели, что деревня горит. Крестьянские дома здесь ставят из глиняных кирпичей, скрепляемых известью, но надворные постройки обычно деревянные. Они-то и пылали, а на улице, подальше от огня, между каменными домами бродили какие-то тени... Все было устелено трупами, кричали и плакали раненые, и у живых не было сил связно рассказать о том, что случилось.

Потом это все-таки удалось вьыснить. Главным образом потому, что среди убитых оказалось и несколько тел очень необычного вида.

Через полчаса после того, как конные унеслись в погоню за конными, в деревню с двух сторон вошли великаны. Они были не столько высоки – хотя и высоки тоже, – сколько широки и тяжелы. Каждый держал два меча. Земля гудела под их шагами...

От мощных панцирей отскакивали стрелы. Длинными мечами великаны легко отводили удары копий, и уж совсем немыслимо было сойтись с ними вплотную. И все же именно так, вплотную, телом к телу, удалось положить тех нескольких, которых удалось положить. Новобранцы отчаянно бросались по три-четыре человека сразу, и, пока великан рубил одних, оставшиеся проскальзывали под свистящими клинками и ухитрялись дотянуться короткими своими мечами, а то и ножами до незащищенного горла...

Еще три великана были исключительно хладнокровно расстреляны мальчишкой-лучником, всаживавшим стрелу за стрелой в их лица. Мальчишка, как ни странно, остался жив: последний из убитых великанов упал на него, придавил к земле и тем самым спрятал, скрыл.

Испугал великанов огонь. Когда все начало полыхать и сверху посыпались головни, они попятились и исчезли так же внезапно, как и появились...

И теперь в крестьянских телегах ехали следом за отрядом три тела, будто и вправду вырубленные из камня – так они были тяжелы. Еще четыре – зарыли поодаль, у болотца. А у самой деревни в наспех вырытом рву похоронили сто девяносто шесть новобранцев, принявших такой неравный и жуткий бой. Они лежали вперемешку, и побежавшие, и стоявшие насмерть, потому что подлинная смелость познается только в третьей схватке, а в первой бывает всякое.

Раненых отвезли к тракту и передали в проходивший мимо госпитальный обоз. Хоть в этом немного повезло... Всего же у Венедима осталось меньше четверти бойцов.

Хуже всего было то, что Венедим – до следующей схватки – не мог быть уверен, что его бойцам не переломили хребет духа и что в новом бою они не ударятся в панику в первую же секунду...

Ему хотелось верить, что это не так, – но, глядя на лица парней, которые, может быть, впервые в жизни похоронили так много тех, с кем еще утром делили хлеб и пили воду с вином, он пытался мучительно вспомнить или представить себя в такой ситуации – и это почему-то оказывалось невозможным, все время невозможным...

У старого черного коробчатого моста через мутную речку, текущую где-то далеко внизу, на дне глубокого оврага, их остановили. Два десятка конных славов с кесарскими орлами на флажках стояли в строю, а чуть поодаль заняли позицию за ровиком и частоколом лучники. Там же Венедим разглядел и треноги с рамочными луками. Минут десять такая застава могла бы продержаться... впрочем, десять минут и нужно, чтобы обложенный хворостом и железным ломом мост превратился в огненную трубу, а потом и в пепел.

От строя конных отделился всадник в сером плаще сотника. Венедим ждал, когда он приблизится. Венедим с юности был несколько близорук, что не мешало ему ставаться неплохим стрелком – однако людей он начинал узнавать в лицо шагов с тридцати.

Этого сотника он не узнал и тогда, когда тот подъехал вплотную.

– Акрит Камен Мартиан, – отрекомендовался тот, – сотник конной стражи государя нашего кесаря. Кто вы и откуда?

– Акрит Венедим Паригорий, командир милиционного отряда, направляюсь к месту сбора. Как тут у вас, сотник?

– Тревожно тут у нас. Саптахи ночами налетают...

– Понятно. Мы дорогой в засаду угодили. Вон, под рогожами в телегах лежат...

Сотник кивнул серьезно, тронул коня. Потом наклонился над телегой, свесившись с седла, и приподнял рогожу. Венедим видел, как сизые его щеки стали серыми.

– И где же это?..

– Верст сорок к северу. Названия места не знаю.

– О-хо-хо... Да, если таких зверушек у них вдосталь...

– Они боятся огня.

– Да?

– Деревня загорелась, и они ушли.

– Огня... Ну, хоть что-то.

– Да. Огня вот боятся. Больше ничего.

– Ну, буду знать. Да и другим скажу.

– Скажи, акрит. Обязательно скажи.

– До сборного места как – провожатого дать или по карте дойдешь?

– Все равно.

– Тогда провожатого. Эй, Гроза!

Подъехал курносый и светловолосый отрок на рыжей кобыле. Кобыла шла чуть боком, занося задние ноги. Она была совсем молодая, двухлетка, и даже в пересчете на лошадиный век все равно была моложе всадника, а потому баловалась. Из-за плеча отрока высовывался красный длинный лук непривычного вида.

– Вот, Гроза, проводишь акрита с его людьми. Людей до Зеленого, акрита – до штаба доведешь. Спросишь там Мухрома, есть ли что для нас, – и назад. И скажешь ему, кстати, что стрелы у нас только те, что с собой были, а воз обещанный по ею пору так и не подъехал.

– Ясно. – Отрок кивнул и улыбнулся Венедиму: – Поехали, дядюшка. Не признал, вижу?

– Нет. – Венедим присмотрелся: – Кто же ты?

– Да Гроза я, дочь Семена Трифиллия. Венедим почувствовал, как брови его ползут вверх, морща и тревожа свежий, еще под корочкой, рубец наверху лба: на вершок промахнулся невидимый стрелок. Семен был мужем его двоюродной сестры, и дочерей их, числом пять, Венедим буквально вчера еще видел совершеннейшими котятами... А ведь Гроза даже не старшая, вторая, а старшая у них Квета...