Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Коктейль под названием «муж» - Ларина Арина - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Судя по напряженному молчанию, мысль адресата не нашла.

– Поясняю, – Гусева приосанилась, словно лектор перед аудиторией. – Надо уметь пользоваться ситуацией. Один умный человек сказал: если тебе плюнули в спину, это значит, что ты идешь впереди. Минус – плюнули. Плюс – впереди. Жизнь – это губка, из которой надо выжать максимум. Это лестница, по которой надо нестись в нужном направлении. Правильное направление, поясняю для инфантильных и тупых, – это вверх, желательно перепрыгивая через ступеньку. Только тогда ты доползешь до нужного результата. А результат зависит еще и от того, с какой ступеньки ты стартуешь. У тебя, Манька, ступенька высокая и шансов больше, чем у простых смертных, только ты из своих шансов сплела веночек и сикось-накось на прическу нахлобучила. Сие называется нецелевое использование возможностей. Нет бы у папани попросить дело тебе какое-нибудь купить. Тогда на всю оставшуюся жизнь сама себе хозяйка. А ты все норовишь за чьей-нибудь спиной отсидеться. А ежели спина куда-нибудь денется, чего делать будешь?

– Никуда она не денется, – поджала губы допрашиваемая.

– Нет в нашей жизни ничего постоянного. Собственно, и сама жизнь – величина переменная. Да еще с летальным исходом.

– А давайте чай пить, – логично и радостно закруглила беседу Алина, уловив момент, близкий к перемирию. Она даже предприняла попытку пододвинуть на середину стола пирожные, но, видимо, день был неблагоприятным. Как для чаепития, так и для общения на животрепещущие темы. Собственно, Алина именно это и вычитала утром в гороскопе, притулившемся в конце программы телевидения на неделю. Зря она понадеялась, что астрологи врут.

– И что ты предлагаешь? – Маша нехорошо прищурилась на разглагольствовавшую Гусеву. – Чем мне заняться?

– Ну, милая моя, – снисходительно потрясла кудрями Рита. – Тебе виднее. Я бесплатных советов не даю.

– Можно бюро переводов открыть, – оживилась Алина.

Гусева с состраданием взглянула на «переводчиц».

– Кому оно надо, ваше бюро. Лучше уж художественную галерею.

– Ну, разумеется, – мстительно фыркнула Маша. – И выставлять там твои шедевры.

Рита, воодушевленно метившая ближним в самое больное место, сама абсолютно не умела держать удар. А картины были ее уязвимой точкой.

Глава 3

Рите Гусевой прочили большое будущее, мировую известность и счастливую судьбу. А потом вдруг оказалось, что художники никому не нужны. И работы Гусевой – не шедевры, а так – мазня с претензией. И будь она хоть трижды гениальной в своих глазах, максимум, на что можно рассчитывать – место художницы в рекламной фирме. Вместо всемирной славы Рита под неустанный бубнеж мамы, надежды которой она не оправдала, влачила жалкое существование и надеялась на чудо. Чудеса бывают только в сказках, а Рита Гусева застряла в реальном мире, больше похожем не на цветочную клумбу, а на гору мусора. Такая куча ничего общего с чудом не имела и иметь не могла. Редкие мужчины, проявлявшие к Рите интерес, исчезали со скоростью мухи, интуитивно почуявшей свернутую в трубочку газету. В общем, куда ни плюнь – сплошной негатив. Судьба словно пыталась взять Риту измором и потренировать ее силу воли. В битве за место под солнцем Рита регулярно проигрывала, а ее неудовольствие жизнью постоянно подпитывалось завистью к окружающим, которым все само плыло в руки. Больше всех ее раздражала Маша.

С раннего детства Маня постоянно маячила перед глазами, наглядно доказывая отсутствие мирового баланса справедливости. Жили они всегда рядом, одна на пятом этаже, другая – на шестом. Только семья Кузнецовых занимала огромную квартиру единолично, а у Гусевых была всего лишь комната в коммуналке. И если у Маши были ласковая няня и мама, непонятно чем занимавшаяся дома, то у Риты няню заменяли либо пятидневный детский сад, либо, в случае болезни, глухая бабка Тоня, забывавшая ее покормить, и непросыхающий сосед Зубовалов, оправдывавший свою изумительную фамилию потрясающими габаритами и ужасающим набором железных зубов в пасти. Но на самом деле Зубовалов был совершенно безобиден. Он даже пытался одно время ухаживать за Риточкиной мамой, приведя в качестве аргумента для женитьбы последующее слияние комнат и хлипкое здоровье бабки Тони. Джентльменом Зубовалов, безусловно, не был, а посему озвучил свою программу, сграбастав Елизавету Потаповну в охапку и попытавшись запечатлеть на ее сахарных устах поцелуй. Дело было в кухне, мадам Гусева, работавшая санитаркой в больнице и на тот момент как раз вернувшаяся со смены, ухаживания отвергла, с легкостью первой теннисной ракетки мира засветив жениху в лоб чугунной сковородой. Звук был таким, что даже глухая бабка Тоня, подслеповато таращившаяся на представление из угла, мелко дробно захихикала.

– Ну, Лиз, ты… эта… Зачем? – печально развел лапищами Зубовалов. – Я ж по делу говорю. Мне баба на хозяйстве нужна. А то придешь домой, жрать нечего, не приласкает никто, не спросит, как, мол… эта…

– Совещание прошло, – подсказала Елизавета Потаповна. – Не звонил ли министр? Не объявили ли благодарность за доблестный труд?

– Шутишь все, – тяжело вздохнув, констатировал Зубовалов. – Я ж как лучше хотел. Если я бабу приведу, как вы тута уживетесь в одной квартире?

– Не знаю, как твоя баба уживется, а я уж как-нибудь, – поджала губы Ритина мама и плотоядно взглянула на сковороду.

К слову сказать, Зубовалов все же женился, положив начало бесконечным распрям и холодной войне, изредка переходящей в открытое противостояние с приглашением участкового и формулировкой длинных и нескладных заявлений с обеих сторон.

В квартире этажом ниже жизнь была абсолютно иной. С рождения Маша получила все, а у Риты был даже не ноль, а дырка от него. Маше покупали фирменную одежду, а Рите мама перешивала из старья, Машины дни рождения отмечались так, что в курсе был весь двор, а Рита никого никогда не приглашала, стыдясь убогой обстановки и страшась соседских козней. Да и денег на продукты было всегда в обрез, и в конце месяца они с мамой часто переходили на пустые макароны. Эти серые толстые макароны иногда снились ей в кошмарах, они склизкими змеями подползали все ближе, а Рита никак не могла убежать.

Маша, независимая и веселая, поскольку ее, в отличие от Риты, не унижали заплатки на локтях и отсутствие капроновых колготок, казалось, не нуждалась ни в чьем обществе, люди сами тянулись к ней. Каждому хочется погреться в лучах солнца, а не ежиться в тени. Рита не была исключением. Спасало только то, что они с Машей учились в параллельных классах, иначе она просто возненавидела бы свою соседку за удачливость, круглосуточно наблюдая ее триумф. А так они лишь вместе ходили в школу и иногда возвращались обратно, да изредка гуляли во дворе.

Маша стала для соседки стимулом, ориентиром и недосягаемой целью. Рита, безумно стеснявшаяся своей худобы, убогой одежды и невзрачной внешности, решила действовать иначе и выделиться демонстративной независимостью и бунтарским поведением. Получалось плохо. Мать начали часто вызывать в школу, фамилию «Гусева» воодушевленно и гневно склоняли на каждом собрании, а единственным достижением шестиклассницы Риты Гусевой стало некое подобие дружбы с хулиганом Мутятиным из восьмого «Б». От него Рита научилась красиво и далеко сплевывать и материться.

Наверное, в какой-то момент судьба устыдилась своего равнодушия и на мгновение повернулась к девочке лицом. В школе организовали художественную выставку, и вдруг оказалось, что у Риты талант. Ее заметили, пригласили в художественную студию, а потом и вовсе – в художественную школу. Времени на глупости не осталось, Мутятин стал пройденным этапом, а Рита неожиданно превратилась в этакого гения, местную гордость и знаменитость. Директриса, раньше специально посещавшая собрания, чтобы потоптаться на самолюбии Елизаветы Потаповны, расписав тюремные перспективы ее дражайшей доченьки, теперь ласково улыбалась и настойчиво напоминала, что именно в стенах ее школы был выпестован и открыт столь ценный самородок. Елизавета Потаповна гордилась и великодушно прощала прежние оскорбления. Дочь все же выросла человеком.