В футбольном зазеркалье - Кузьмин Николай Павлович - Страница 31

Интересно они тогда поговорили!

В городе Звонарев, опытный автомобилист, уверенно и без остановок проскакивал перекрестки на зеленый свет. Лишь перед самой редакцией он неожиданно замешкался и на висячем светофоре выскочило желтое пятно. От резкого торможения Скачков с Клавдией сунулись вперед.

– Ого! – сказал Скачков. – Тормоза сорвешь.

Рядом, замедляя ход, остановилось такси, шофер рассеянно глянул вбок, отвернулся, затем вдруг почти лицо в лицо уставился на Скачкова, – узнал. Машины подходили и запруживали улицу. Перед светофором разразилась вакханалия: закрякали клаксоны, из машин стали высовываться головы. Милиционер, нахмурясь, зорко глянул со своего места и, тоже узнав Скачкова, смягчился: дал зеленый свет и взял под козырек.

Пропустив пяток сигналивших машин, Звонарев резко развернулся и осадил у подъезда редакции.

– Давай, Геш, топай. Мы подождем.

– Неудобно… – замялся Скачков, вылезая.

В редакции было пустовато, по-вечернему покинуто. Где-то в конце коридора одиноко, как кукушка в лесу, постукивала машинка. В первой же редакционной комнате, куда Скачков, робея, просунул голову, он с удивлением увидел группу людей, глубокомысленно обступивших шахматную доску. Узнав его, оживились и вызвались проводить.

– О-о, вот сюрприз! – Журналист протянул навстречу обе руки. – А я собирался на базу ехать. Тебе передали? Ну и прекрасно! Мы сейчас с тобой займемся делом.

За столом он расставил локти и долго, раздумчиво соединял концы пальцев – один в один. Перед ним лежала целая груда исписанных и перечеркнутых страниц.

– Слушай, Геш, что это вы там затеваете? Только честно. Со мной-то финтить незачем.

– Кто затевает? – глаза Скачкова смотрели ясно. – Никто ничего не затевает.

Журналист огорчился.

– Ох уж эти мне… – и он скороговоркой выругался.

Не отзываясь на намеки журналиста, Скачков хотел, чтобы тот сам заговорил. Да и стоило ли вообще об этом говорить? В том, что затея Комова не пройдет, «не проскочит», как сказал бы Звонарев, он не сомневался. Какой же дурак станет менять в такой момент тренера? А после Вены… А после Вены, если только повезет и «Локомотив» урвет свою желанную ничью, тогда попробуй тронь Степаныча!

Проигрывал пока что Кома, безнадежно проигрывал…

Журналисту, однако, было известно многое, о чем на базе и не догадывались. Подстрекаемые Рытвиным, шевелились деятели из спорткомитета, ввязывалось понемногу разнообразное начальство, опекавшее «свою» команду: начальник локомотивного депо, руководитель службы движения. Дело явно шло к «чистилищу». Журналиста возмущала вся эта нездоровая, искусственно нагнетаемая обстановка. Кому от нее польза? Вместо того, чтобы готовиться, вместо спокойных тренировок, извольте вот…

– Дурачье! – кипятился Брагин, бросая на бумаги карандаш. – Или они Комова хотят вернуть в команду?

– Мертвое дело, – сказал Скачков. – Пробовал уже.

– Тогда тем более!

Скачкова он хотел увидеть вот зачем.

– У меня одна идейка, понимаешь? По-моему, она все поставит на свои места. Должна поставить! Ползи-ка сюда ближе.

Дергая исписанные страницы, он невнимательно пробегал их глазами.

– Ты понимаешь, эта бесконечная тренерская чехарда всем надоела. Может ли работать тренер, если он чувствует себя, как на гвоздях? Команда же не делается в один день, в один месяц. Даже в сезон! Так вот поди ж ты… К тому же пора сказать, что команда создавалась не для Рытвина и иже с ним. Настоящие ее хозяева – вон, вся дорога, весь город, даже область!

Собирая и подравнивая страницы, он попросил:

– Мне тут кое-что уточнить надо. Хотел к Степанычу, да из него, сам знаешь, слова клещами тянешь… Ты как – никуда не торопишься?

Хорошенькое дело – не торопишься! Спохватившись, Скачков представил, как закипает Клавдия в машине и поминутно вздергивает рукав над часиками. Звонарев с Валерией, конечно, терпеливо успокаивают ее…

– Да в общем-то… – замялся он. – Я в общем-то… это самое… по делу заскочил.

– Это же пара пустяков! – воскликнул Брагин, узнав, что привело Скачкова в редакцию. – И правильно сделал. Идем, я познакомлю тебя с редактором. Болельщик и персонально твой поклонник. Пошли, пошли, сейчас мы все устроим.

В редакторском кабинете за обширным, заваленным бумагами столом, сидел человек в рубашке с закатанными рукавами и, свесив волосы, увлеченно писал. Пиджак висел на спинке стула. Подняв голову на вошедших, редактор удивленно отвалился на спинку стула.

– Ну, знаете… – проговорил он, снимая очки. – Тронут. Здравствуйте и садитесь. Садитесь, пожалуйста. Вот сюда. Сергей Александрович, может быть, нам кофе организовать? Ведь вам можно кофе? – обратился он к Скачкову.

Не присаживаясь, Брагин объявил, что сейчас не до кофе. Редактор заставил обоих опуститься на стулья. – Я вам должен кое-что показать.

Приподняв со стола несколько бумаг, он стал что-то отыскивать на свежем оттиске газетной полосы. Брагин, привстав, смотрел что он там такое ищет.

– Вот! В «Советском спорте» дискутируется вопрос о запрещении переходов, то есть кочевании хулиганов из команды в команду. Выгонят в одной, берут в другую. Забывают, что на спортсменов смотрят с трибун, по телевидению и – учатся. Да, учатся, берут пример. Спортсмен должен воспитывать трибуны… Вот, перепечатываем, даем в номер.

Скачков представил, что сейчас происходит в ожидающей его машине, и завозился. Брагин незаметно надавил ему на колено.

– И еще… – бормотал редактор, быстро просматривая оттиск. – Вы же в Вену летите? Я еще думал… Это должно вас заинтересовать…

Найти ему не удалось: Брагин стремительно вскочил, вместе с ним поднялся и Скачков. Редактор отложил полосу и вышел из-за стола.

– Мне представляется, – говорил он Скачкову, двигаясь вместе с ним к двери, – у вашего тренера крепкая рука и настоящий характер. Таких, как Комов, вообще нельзя допускать на поле. Вы только подумайте, сломал! И кого? Полетаева! А кого теперь вместо него ставить в сборную? Отборочные игры на носу. Мы можем проиграть даже в группе. Не хватит ли позора? С самого Мельбурна не можем пробиться в финальную пульку. Это после медалей-то! – Он внушительно поднял палец. – После зо-ло-та!

Горячность его забавляла Братина и он, берясь за ручку двери, снисходительно напомнил:

– А кубок в Париже? А четвертое место в Лондоне? И распахнул дверь.

– Да, да! – загорелся редактор и, отстранив Братина, снова захлопнул дверь. – Все это – да! Но – Мельбурн! Когда же мы снова поднимемся на первую ступеньку? На первую!

Нескладный, с бледными худосочными руками, он уставился на своих собеседников.

Журналист нашел момент подходящим и спокойно спросил: собирается ли он сегодня пойти на просмотр?

– Какой просмотр! – ужаснулся редактор и бросился к столу. – У меня еще передовая не готова.

– Тогда вашими местами мы распорядимся по-своему, – заявил Брагин и вывел Скачкова из кабинета. – Вот тебе мой пропуск – держи. Я немного задержусь. Вы ведь вдвоем идете?

– В общем-то, да… Она там, в машине.

– Как – в машине? – удивился журналист, – Здесь, возле редакции? Что же ты молчал, растяпа? А мы… Это моя вина, я тебя заговорил. Пошли, надо извиниться, – неудобно.

Обходительный Брагин очаровал Клавдию. Опоздание Скачкова было прощено, забыто.

– Ах, Геша!.. – вздохнула она, снова забирая его руку.

Покуда журналист любезно рассыпался перед Клавдией, Звонарев сумел вставить, что читал статью о грубости на футбольном поле и совершенно согласен с автором: хулиганам не место в спорте. На похвалу Брагин отозвался сдержанным поклоном. Скачков, пока ехали от редакции, припомнил, когда Клавдия прямо с базы затащила его в гости, Звонарев кипел, доказывая, что без Комова команду ждет в Вене сокрушительный разгром.

– О чем задумался, Геш? – шепотом спросила Клавдия, глядя ему в лицо.

– Так… – Скачков поморщился.

– Шепчетесь? – Звонарев обернулся, блеснул глазами. – Я что хотел спросить, Геш. Как ты считаешь, можно упереться всей командой и не пропустить ни одного мяча?