Застава на Якорном Поле - Крапивин Владислав Петрович - Страница 17

– Да ты не злись!.. Что такое Мёбиус-вектор?

– Скручивание и соединение пространств… – Яшкин голосок вдруг потускнел. – Я ведь тоже не все знаю… Я не целый кристалл, не взрослый, а только росток… Да к тому же отколовшийся.

«Яшка – росток. И якорек – росток…» – толкнулось у Ежики. И он сказал примирительно, осторожно:

– Не сердись, Яш… Послушай теперь меня. Как ты думаешь… Можно уехать на другую грань на поезде?

– На каком? – буркнул Яшка (экран не светился).

– На местном… По Кольцу.

– По Кольцу все можно, – отозвался Яшка насупленно. – Если Мёбиус-вектор… Вселенная вся завязана в кольцо…

– Да я не про Вселенную, а про наш город, про местную линию… Ты послушай…

Яшка выслушал историю про Якорное поле, не перебивая, не включая экран. И молчал, когда Ежики закончил.

– Яш… Может быть такое?

– Ты же сам говоришь – было.

– А как объяснить?

Яшка не ответил.

– Яш…

– Я думаю, не мешай…

– Ладно, я подожду.

Яшка молчал долго. Ежики сидел, откинувшись, упираясь ладонями в травянистую землю. Кругом просвечивали зеленью большущие, как слоновые уши, лопухи.

Ежики думал: отчего Яшка сегодня такой? Рассеянный какой-то и раздражительный. Озадачен своим открытием? Или обиделся? Почуял, что в истории про Якорное поле Ежики не сказал всей правды? Ежики умолчал о Голосе. О своем разговоре с диспетчером. Не мог он про это… Даже сам с собой говорить про это боялся. Отчаянная надежда, вспыхнувшая вчера, сегодня была уже крошечной, как еле живой огонек. Но ведь была… Однажды они с Яриком полезли искать старинное оружие в катакомбах под Бастионным сквером и для интереса взяли не фонарики, а свечки, которые зажигают на именинах и новогодних праздниках. Свечки потрескивали, огоньки дрожали. «Не смотри на них, – прошептал Ярик, – они боятся взгляда…» Вот так и надежда Ежики боялась внимательного взгляда, слишком пристальной мысли. Могла мигнуть и погаснуть…

Что-то защекотало тыльную сторону ладони. Ежики скосил глаза. По руке шла крупная черно-зеленая гусеница. Мохнатая, с глазами-точками.

– Куда, глупая… – сказал Ежики.

Гусеница преодолела запястье и стала подниматься к локтю. Ежики повел плечами, но терпел. Мохнатая гостья путалась ножками в незаметных волосках на коже и упрямо шла вверх. Ежики взглядом провел ниже локтя черту: «Дальше не смей». Гусеница остановилась. Подняла переднюю часть туловища с головкой.

– Будешь соваться куда не надо, никогда не станешь бабочкой, – шепотом предупредил Ежики. Гусеница подумала и пошла назад. «Быстрее, – мысленно приказал Ежики. – Ну-ка брысь!» Незваная гостья свернулась калачиком и упала в траву.

– Здорово ты ее! – звонко сказал Яшка. Ежики вздрогнул. «Собеседник» лежал рядом, на лопухе. На экране плясал человечек с головой-картошкой.

Ежики положил компьютер на колени (поморщился – больно еще). Человечек упрыгал, опять появился вечерний городок. Среди домов проскочил крошечный трамвай с огоньками.

– Ну что, Яш? Подумал?

– Здорово ты ее! Сделал черту и – щелк!.. Ты, наверно, койво?

– Кто?

– А, ты не знаешь… Так у нас в Реттерхальме назывались люди, которые умеют всякое необыкновенное. Как мадам Валентина… Или вот он…

Ежики увидел на экране мальчишку. Длинноволосого, босого, в мятой парусиновой рубахе с синим воротником, в узких штанах до колен. Мальчик стоял на каменном уступе, смотрел куда-то. И так четко все было – ну прямо кино!

– Кто это?

– Тот, кто принес монетку… А потом его выгнали из города. Сказали, будто из-за него сошел с рельсов трамвай, когда ребята играли у путей. Но это неправда… А потом он спас город. Остановил в полете бомбу, когда враги выстрелили с корабля.

– Как остановил?

– Посмотрел на нее, и она не долетела.

– Сказки, – вздохнул Ежики.

– Не сказки. Ему поставили памятник.

Мальчик на экране сделался неподвижным, потемнел. И стало видно, что он из бронзы…

– А ты тоже… Гусеницу остановил, – напомнил Яшка.

– Это же пустяк! Сравнил: гусеница и бомба!

– Все равно. В тебе особый талант.

– Ну, тогда здесь, в лицее, каждый – койво. У любого особый талант. Да и не в лицее тоже. Каждый умеет что-нибудь… такое. Ярик, например, может бумажными голубями управлять: запустит, и они летают, летают, всякие петли делают…

– У тебя не только это…

– У меня, говорят, индекс воображения выше нормы… Вот, говорят, и представил себе Якорное поле… Яшка, ты скажи! Ты уже подумал? Разве может быть, чтоб такое просто привиделось? Ведь и якорек есть… и вообще…

– Мне бы твои заботы. – С человеческим вздохом Яшка выключил экран.

– Ты же обещал подумать!

– Я думал не об этом… Про Поле ты можешь решить сам. Поедешь и поглядишь: есть оно или нет.

Ежики опять зябко шевельнул плечами. Проще всего – поехать. Об этом он думает все время. Но… вдруг там ничего нет?

– А если я скажу, что нет, – проницательно заметил Яшка, – ты ведь все равно поедешь искать.

Ежики вздохнул. А Яшка попросил шепотом:

– Ты лучше скажи: мне-то что делать?

– А… что? – не понял и растерялся Ежики.

– Ну, зачем я на свете?.. Вырастили меня… Модель Вселенной… А что дальше? Так и буду болтаться по карманам?

– Я… не знаю. Не думал, – признался Ежики.

– И я не думал, пока себя не помнил… И сейчас ничего не придумывается. Каша в голове… – Это было ничуть не смешно, хотя, казалось бы, какая у Яшки голова.

Ежики виновато молчал.

– Мне нужна система, – хмуро сказал Яшка. – Чтобы все привести в порядок. – На экране возникли белые концентрические кольца. – Чтобы ясность была… Мне нужна какая-то философская кон-цеп-ция… Ты можешь соединить меня с Всеобщим Информаторием?

– Я… нет, наверно, Яш… Через «Собеседник» нельзя, с Информаторием только через главный компьютер соединяются. И надо каждый раз Кантора спрашивать… И как туда тебя затолкаешь?

– Не надо меня толкать! Мне бы только к кабелю Информатория. Прильнуть к нему… Хотя бы на часик!

В лицее жили не очень-то общительные ребята. А Ежики был вообще из тех, кого называют «рак-отшельник». Но не всегда же и он, и другие сидели в своих «раковинах». Случалось играть вместе, шастать по парку и по лицейским старинным подвалам. И Ежики знал, где по бетонному подвальному коридору (кстати, незапертому) тянется разноцветная лента пластиковых проводов и труб – жилы различных служб и связей. А то, что у кабеля Всеобщего Информатория оранжевый цвет, знает каждый первоклассник.

Через дверь он все-таки не пошел. Отодвинул решетку подвального окошка в гранитном цоколе, среди высокого белоцвета, пролез, прыгнул в сухую каменную прохладу (колюче отозвалось в колене). Апельсиновый пластик изоляции светился среди других проводов. Ежики двинулся вдоль линии, запинаясь в сумраке за неровности плит. «Собеседник» болтался на ремешке через плечо. В конце подвала, у самой стены, был бетонный квадратный столб, провода уходили за него.

– Вот, Яшка, здесь тебя спрячу… Никто не увидит.

– Ага… Я чую провод… Ежики, ты на меня не обижайся.

– Я и не думаю…

– Нет, ты обиделся. Но не надо…

– Ладно, – тихо вздохнул Ежики. – Все равно, кроме тебя, у меня здесь друзей нет.

Яшка вдруг спросил:

– Из Опекунской комиссии не было новостей?

– Ректор говорит, пока не было.

– А почему ты сам не выяснишь? Обратился бы во Всемирный Комитет по охране детства.

– Ты скажешь… Будут они слушать пацана!

– А на фига они нужны, если не будут?.. Ну, ладно… Устраивай меня. А завтра заберешь.

Ежики вытащил кристалл из компьютера, прикинул, как его приспособить к пластику.

Кабель был толщиной в два пальца, изоляция скользкая. Прижать соседним проводом? Но он тоже круглый и гладкий… Вот балда, не взял чем привязать. Не идти же обратно…

Морщась, Ежики нагнулся, рванул от сандалии мягкий ремешок искусственной кожи. С магнитной пряжкой и клепками. Обмотал вместе Яшку и кабель, притянул. Прижал пряжку к металлической клепке. Вот так, держись…