Топот шахматных лошадок - Крапивин Владислав Петрович - Страница 31

"Бум-ква-ква! Бум-ква-ква!" – звучала в непонятном отдалении мелодия лягушачьего вальса. Сильно пахло лебедой, лопухами, тополиными листьями и остывающими кирпичами стен. Искры летели в светлое, не поддающееся ночи небо. Расходиться не хотелось.

Иногда появлялся из кленовой чащи дядя Капа. Останавливался за спинами, дослушивал очередную песню, потом говорил со служебной строгостью:

– Костерок-то погасите, когда кончите ваш концерт. А то мало ли чего…

Его дружно уверяли, что костер будет погашен со всей тщательностью. Но кто-нибудь из мальчишек обязательно добавлял, что "вот если бы в бассейне была вода, то совсем просто: принесли ведерко и залили…"

– Будет, будет вода… – ворчал дядя Капа и пропадал, уклоняясь от справедливой критики.

Наконец дядя Капа объявил: с трубами дело паршивое и если "народ хочет купальню", пусть этот народ расчистит родник под старой кирпичной кладкой среди тополей – чтобы ручей от родника потек в бассейн. Потому как "любишь купаться, люби лопатой шевелить"…

Ну и что? Ну и пошевелили лопатами – без лени и даже с радостью. Расчистили, выложили извилистое русло гранитными плитками. Ручей зажурчал, защекотал ребячьи ноги, брызнул искрами, благодарно наполнил восьмиугольный каменный водоем за сутки. Из бассейна вода побежала через прорытый отток в заросшую кувшинками канаву. Канава вела неизвестно куда. То есть известно: Дашутка сказала, что в Круглое болотце. Но добраться по ней до болотца было немыслимо – любой застрял бы в непролазных травах и ольховнике.

– Вот приедет Драчун, он покажет дорогу.

– Да когда он приедет-то? – нетерпеливо сказал Сёга.

– Скоро… Видите, уже расцвели коронки…

– Какие коронки? – удивилась Белка.

– Да вот же… – Дашутка присела, взяла в пальцы жесткий стебелек с желтыми цветами-звездочками. Были цветы размером с ее ноготок на мизинце. Острые лепестки загибались – будто и правда как зубчики на крохотной короне. Впрочем, это когда приглядишься. А так – обычное золотистое мелкоцветье, какого полно всюду. Давно отцвели и опушились одуванчики, но солнечно горели кругом лютики, сурепка, крохотные желтые ромашки и всякая мелочь, у которой мало кто знает названия. Но Дашутка оторвала один цветок-коронку, уронила на булыжник мостовой, и тот тихонько зазвенел, будто был выкован из тонкого металла.

– Вот… Драчун обещал подарить такую коронку каждому лягушонку. Станут они лягушки-царевны и лягушки-царевичи. И никаких Иванов-царевичей со стрелами будет им не надо…

Все, кто был рядом, обрадовались, поудивлялись и… помчались купаться. Свежая вода бассейна манила к себе неудержимо.

Шум и плеск неслись от бассейна, вставали над ним радуги. Народу бултыхалось там немало – от визгливых дошколят, до ребят вроде Белки и Вашека (а то и постарше). Но тесно никогда не было. Большие мальчишки охотно кидали с плеч и сплетенных рук верещавших от полноты жизни малышей. Брызги, визг, сплошной восторг…

Вот только ясно было, что никакую русалочку тут слепить не удастся. И напрасно Белка, стесняясь самой себя, каждый день надевала под юбку и футболку голубой блестящий купальничек. То есть не напрасно, для бассейна в самый раз. Но представить, что она сидит на каменном ограждении, а Вашек «ваяет» ее из пластика (в окружении десятка зрителей, от которых не убежишь!) было немыслимо. Вашек, видимо, это и сам понимал. А может, просто забыл о своих планах? Вон как бултыхается и резвится, не меньше Сёги и всякой малышни… Понятно, что Белка должна была чувствовать облегчение. И чувствовала. Но это с одной стороны. А с другой… шевелилась досада.

Однажды она отошла от бассейна к теплой от солнца кирпичной стене, что там погреться и обсохнуть. И рядом возник Сёга. В мокрых апельсиновых плавках, костлявый, беловолосый, но уже загоревший. Потрогал сидевшую на плече громадную стрекозу. Сказал очень серьезно:

– Я знаю, почему ты дуешься. Только ты напрасно. Он уже лепит ее…

– Кто лепит? Кого? – с дурацки-равнодушным видом заговорила Белка, и стало стыдно за свое притворство.

– Русалочку лепит, – прекрасно видя Белкино смущение, сообщил Сёга. – И знаешь, неплохо получается…

Тогда Белка поняла, что ее раскусили, как спелый орешек, и разозлилась на себя, на Сёгу, на весь белый свет и в первую очередь на Вашека. Решительно пошла к нему (обсыхающему у каменного барьера) и спросила в упор:

– Ты правда лепишь русалочку?

– Этот лошадиный пастух уже сболтнул, да? Вот язык… Я хотел закончить, а потом показать…

– Значит, сумел обойтись без натуры? – очень равнодушно сказала Белка.

– Ну, не совсем без натуры… – Он переступил на плите мокрыми ногами и признался (похоже, что чересчур весело): – У меня же в мобильнике фотоаппарат. Пока ты купалась, я щелк, щелк. С разных позиций. Это же лучше, чем ты сидела бы подолгу у всех на глазах…

У Белки, как тогда на лугу, загорелись щеки.

– А меня ты спросил?

– Но… – Вашек заморгал сырыми ресницами. – Ты же тогда, на лугу, сказала, что можно. Когда будет бассейн…

– Но я же не знала, что ты из-под полы!

– Из-под какой полы?.. – Вашек растерянно подергал поясок на плавках. – Я… из ладоней. Аппарат же маленький… Я хотел, как проще…

– Он «хотел»! Без спросу!.. Может, ты еще в ванной комнате захочешь меня снять? Через скважину… – Он сразу поняла, что городит чушь, и от этого разозлилась еще больше. (И показалось, что откуда-то издалека смотрит на нее канадский «бойфренд» Мишель.) А Вашек поморгал опять, опустил руки и шепотом сказал:

– Ты чего… Ты такая дура, да?

– Зато ты ужасно умный! И-зо-бре-та-тельный…

Вашек выговорил совсем уже тихо:

– Ну, пожалуйста. Если хочешь, я ее сломаю. А снимки сотру… Я не хотел говорить раньше времени. Потому что думал: тебе в подарок…

– Мне аб-со-лютно не нужны никакие подарки! – заявила Белка и пошла одеваться.

А внутри у нее все уже болезненно звенело: что же она такое наделала! Было так хорошо на свете, и вдруг… Он же правда не хотел ничего такого. Он же в правда подарок… Небо потускнело над Институтскими дворами. И впору было кинуться назад: «Вашек, не обижайся, я это сгоряча! Потому что растерялась!..» Но другая Белка (элизобетонная!) которая иногда оживала в ней, сказала вредным голосом: «С какой стати! Он будет позволять себе всякую дурь, а ты бегать за ним?» И Белка пошла прочь.

И в одиночестве болталась по Институтским дворам, стараясь не слышать разносившиеся по всем закоулкам вопли и визги купавшейся малышни. Долго быть в такой тоске и потерянности она не могла. Надо было принимать какие-то решительные и необычные меры. И она пошла назад к бассейну, чтобы найти Костю. А он сам шел навстречу. Неужели что-то почуял?

Они остановились друг против друга.

– Костя, – отчетливо сказала Белка. – Пойдем в аквапарк. Там аттракционы, вышки для ныряния, водопады. Не то, что в этом лягушатнике…

Аквапарк на берегу Городского пруда открылся недавно, о нем каждый день говорили в Новостях и писали в газетах.

И сразу Белка своими нервами ощутила Костины нервы – как они радостно дрогнули и запели. Ну, не совсем же глупая она! Понимала, как счастлив будет Костя Рытвин пойти с ней куда-нибудь вдвоем.

– Пойдем! – Тут же вскинулся он и заулыбался. И… оглянулся на бассейн. И стоял так с полминуты. А когда опять повернулся к Белке, был уже другим.

– Поругались, что ли? – насупленно спросил он.

– Вот еще! Больно надо!

– Понятно… – кивнул Костя и потрогал чехлом ракетки разбитое недавно колено. – Нет, Белка. Не пойдем мы с тобой в аквапарк.

– Ну и не надо! Пойду одна.

– И одна ты не пойдешь… – сказал Костик все тем же ровным тоном.

– Это почему?!

– Потому что сейчас ты пойдешь к Вашеку, – тихо объяснил Костя, глядя из-под темных прядок. – Подойдешь и скажешь: "Вашек, я была глупая, не сердись. Давай помиримся".

"У тебя что, крыша поехала? – вознегодовала «элизобетонная» Белка. – Тоже мне, воспитатель!" А нормальная Белка постояла секунд пять, понурилась и пошла к бассейну. Сперва медленно, потом быстрее, быстрее.