Топот шахматных лошадок - Крапивин Владислав Петрович - Страница 29

– Спасибо, Валерий Эдуардович! – весело выдохнул Сёга. Профессор закивал и мельком вспомнил, что этот мальчик будто бы коллекционирует шахматных лошадок. Сёга схватил брата за руку, и они убежали следом за другими ребятами – туда, где уже взлетали над головами резиновые кольца. Остался только Славик. Он встал перед профессором, сдвинул пятки лаковых башмачков.

– Большое спасибо, господин профессор, вы и Луиза нам чрезвычайно помогли.

– Не стоит благодарности. Но, голубчик, скажи: Тюпа… то есть коллега Иннокентий не объяснял, как он и Луиза проделывают это?

– Не-а… То есть он что-то говорил о четырех мерах, но это было за пределами нашего понимания. Извините… – И Славик рванулся к игрокам, завопив на ходу: – Эй, макаки безголовые, крокодилий корм, вы что, офонарели?! Какого дьявола?! Надо же сосчитаться заново, а потом гонять кольца, а то Пома снова слиняет на фиг!

Профессор стоял и гладил Луизу. "А ты, негодница, ни разу не дала понять, что способна использовать свойства четырехмерного пространства в практических целях… И Тюпа не говорил. Ну, я ему…"

Что скрывать, профессор завидовал Луизе и Тюпе: сам он не умел пользоваться четырехмерностью. По крайней мере, в повседневной жизни. Но в то же время он был горд своей любимицей и своим учеником…

Вечерело, стал накрапывать майский теплый дождик, но игра на площади Пространственного Абсолюта не прекратилась. Профессор слышал звонкую считалку. Она была похожа на считалки его детства, но… не совсем.

Пахло нагретыми камнями и травой. "Бум-ква-ква, бум-ква-ква!" – кричали где-то лягушки. Никто не знал – где…

Русалочка

Игра «Кольца-мячики» была на Институтских дворах самой любимой. Но не единственной. Те, кто постарше, порой гоняли футбольный мяч на площадке позади библиотеки, там была трава, а не камни. Иногда ухитрялись играть в теннис – на плоских плитах, самодельными фанерными ракетками, с веревкой вместо сетки. Девчонки прыгали через скакалки и по расчерченным на плитах «классикам», но чаще они включались в общие игры – мальчишечьи и девчоночьи. А некоторые даже участвовали в футбольных матчах. Была среди них и Белка – потому что в футбол играли Костя и Вашек, а ей что, отставать?

Сёга редко играл в футбол. Он с Юрчиком, Чебуреком, Птахой и Аленкой (пока она не уехала к дедушке в Таганрог) увлекался самолетиками. К ним часто присоединялась девочка Дашутка – та, которую Белка встретила на Дальнополянской улице у ручья. С ней всегда был красный мячик, которого тоже звали Пома. Но этих Пом (или Помов?) не путали, потому что на Дашуткином улыбалась рожица.

Костя ходил на Институтские дворы почти каждый день. Умело избавлялся от «хвостов» и спешил к новым приятелям. На Дворах никому не было дела, что он – Рытвин. Костик – вот и все. Не вредничаешь, не скандалишь в играх, не строишь из себя «крутого» – значит, свой, «институтский». ("Кандеевские" тут не ходят, не фига им у нас делать", – объяснил ему однажды Славик Ягницкий.) Здесь Костю оставляли печали и тревоги. Почти оставляли. А если вдруг подкатывало что-то смутное (не часто, но бывало), он шел к тем, кто помладше. Юрчик и Чебурек научили его мастерить самолетики. Зацепишь аэропланчик за резинку, натянешь, отпустишь – и он радостно взмывает в высоту. Иногда улетит в такие места, что ходишь-ходишь, пока найдешь…

Да, самолетики по-прежнему реяли над институтскими площадками, среди кирпичных корпусов. Но все чаще случалось, что, когда ребята догоняли их, то на "месте посадки" – в траве или на камнях – находили не маленькие модели, а большущих стрекоз с шуршащими крыльями. Таких великанов с блестящими лиловыми телами и выпуклыми глазищами поначалу боязно было брать в руки. Только Юрчик и Чебурек не боялись. Вскоре и Сёга перестал. Глядя на них, другие тоже стали сажать стрекоз себе на плечи и на головы. Стрекозы сидели послушно и подолгу. А потом с треском срывались и улетали, роняя с крыльев солнечные искры…

Давно вернулся из лагеря Тюпа. В лагере он изрядно загорел, похудел и выглядел даже симпатичным (так подумала Белка). В первый день он долго беседовал с Валерием Эдуардовичем у него на квартире, а после носился по Дворам с другими ребятами, ничуть не проявляя математическую и физическую хитроумность.

Сложилась такая компания: Вашек, Сёга, Белка, Костя, Тюпа и Дашутка. Не всегда они, конечно оказывались друг с другом. Костя порой развлекался с «самолетчиками», Сёга тоже убегал к ребятам помладше (и тогда Вашек нервничал, старался оказаться поблизости). Но часто все они были вместе. Иногда случалось такое настроение, что не надо никаких игр, просто хорошо бродить по окраинам Дворов, открывать до сей поры неизвестные таинственные места. Этих мест было так много, что немудрено заблудиться. Крохотные площади с побитыми мраморными статуями (непонятно чьими), крутые чугунные мостики над заросшими осокой канавами, кривые переходы среди каменных стен, где висели на цепях ржавые фонари и доски с неразборчивыми именами…

Однажды Тюпа всех поманил в незаметный проход – ужасно узкий, заросший выше головы дремучими сорняками (хорошо, что крапива не кусалась; колючки, однако, царапались). Продрались, проломились – интересно ведь, что там впереди? И впереди оказался… широченный луг.

Если бы наши путешественники не слыхали о хитростях "треугольной конфигурации", они тут бы и сели от изумления: безлюдное цветущее поле – там, где должны шуметь городские кварталы! Но сейчас они только вдохнули луговой душистый воздух. Потом Тюпа выразился по-научному:

– Ни фига себе, радиус изгиба! Не меньше четырех дэ-эн…

– Эйнштейн… – добродушно заметила Белка. А Дашутка сказала:

– Это, кажется, Колокольцев луг. Драчун говорил, что где здесь есть дорожка до Круглого болотца.

Кто такой Драчун, спрашивать не стали. Про него то и дело возникали разговоры: "Драчун говорил", "Драчун в тот раз показывал", "Драчун объяснял"… Но Белка и Костя этого мальчишку не видели ни разу: он с мая жил в деревне у деда с бабушкой и должен был вернуться к середине лета… А о Круглом болотце Белка спросила:

– Это где такое? И чем знаменито?

Дашутка охотно объяснила, что знаменито оно своими жителями – очень умными ("прямо как человеки") лягушатами.

– Это те, кто по вечерам поют свое «бум-ква-ква». Все слышат, и никто не знает, где… Один Драчун знает. Он меня обещал сводить к ним… И вас, конечно, сводит…

Все пошли куда глаза глядят, к сизому горизонту.

Над лугом стояли в высоте похожие на груды хлопка облака. Гудели шмели. Воздух перекатывался по травам теплыми волнами. Густо пестрели цветы. Дашутка принялась собирать ромашки и плести из них венки. Делала она это удивительно быстро. Белка тоже попробовала и даже сплела один венок, но Дашутка в это время успела изготовить три. И надела их на Тюпу, Сёгу и Костю. И серьезно сказала:

– Не стесняйтесь, здесь мы одни.

А они и не стеснялись.

Только Вашек, похоже, застеснялся, когда Белка украсила его своим венком. Поглядел на нее искоса. Потом еще разок – странно как-то…

– Ты чего так на меня смотришь? – слегка встревожилась Белка.

– Ничего… – пробормотал Вашек. Поджал ногу и начал сердито чесать исцарапанную щиколотку. Они (Белка, Вашек и Сёга) отстали немного от Дашутки, Тюпы и Кости. Сёга вдруг сделал три журавлиных шага в сторону, оглянулся и решительно сообщил:

– Я знаю, почему он так смотрит. Потому что боится сказать.

– Сергей!! – угрожающе взвыл Вашек. То есть хотел угрожающе, а получилось жалобно.

Сёга еще два раза переставил журавлиные ноги и с безопасного расстояния объяснил:

– Он боится попросить, чтобы ты ему это… по-по-зировала. Потому что хочет слепить с тебя русалочку…