Тополиная рубашка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 22

Настя или нет?

А если Настя, узнала ли меня?

Она улыбнулась:

– Ну, чего встал-то? Иди сюда.

Я смутился. Подошел, неловко царапая сандалиями асфальт.

– Дай-ка я тебя угощу, – сказала она полушепотом. И это был такой знакомый полушепот…

– Да не… зачем… – пробормотал я сам не знаю отчего.

Но она сделала мне большую шестирублевую порцию.

– Бери, бери…

“Ну, скажи “Тополёнок”, – мысленно попросил я. – Скажи. а? ”

Только она не сказала. Просто смотрела и улыбалась. Я взял мороженое, пробормотал “спасибо”. Хотел пойти. Но она опять заговорила громким шепотом:

– Слышь-ка, сделай одно дело, а? Вон туда, за угол, краснофлотец прошел, он у меня сейчас порцию купил, а сдачу забыл. Скажи, чтоб вернулся и взял. Догонишь?

Я кивнул и побежал. Конечно, я должен был помочь, да и моряка хотелось посмотреть: не так уж часто они бывали в нашем городе.

Высокого флотского старшину в белой форменке и белой фуражке я догнал на углу Первомайской и Ялуторовской. Он шагал, чуть покачиваясь, и мороженое лизал как-то особенно лихо. По-морскому!

Я забежал спереди и выдохнул:

– Товарищ моряк! Вы деньги забыли взять!

Он остановился, глянул с высоты из-под козырька.

– Не понял вас…

– Ну там, у продавщицы с мороженым. Она говорит, вы сдачу не взяли.

Он шевельнул бровями, подумал секунду.

– Да нет, взял я сдачу.

Тогда я настойчиво сказал:

– Все-таки вы вернитесь. Для выяснения. Она просила.

Он опять пошевелил бровями, постоял. Круто повернулся и зашагал назад. Оглянулся, подмигнул мне и опять зашагал.

Я постоял и вдоль забора осторожно двинулся следом. Потом спрятался за колонной у театрального подъезда и стал смотреть. Старшина подошел к продавщице, они о чем-то поговорили, затем стали смеяться. И мне тоже стало весело. И я все смотрел на них и думал: “Ну вот, все хорошо… ”

Мороженое таяло у меня в пальцах, молочной струйкой бежало по голой руке и белыми звездочками падало на сандалии…

Вот и вся история. Все, что было потом, отношения к ней не имеет. Глафиру или кого-то на нее похожую я не встречал. И Льва Эдуардовича Пяткина не встречал. Да и наплевать на него, на предателя! Если бы встретил, кинул бы в него пустым подсолнухом или еще чем-нибудь…

Скоро наступила осень, но я все равно ходил к друзьям на улицу Герцена, и мы по-прежнему играли во дворе, если не было дождя.

Тополь стоял золотой, и листья его засыпали двор.

Иногда я оставался ночевать у дяди Бори. По вечерам он в кухне варил на таганке картошку и мы с ребятами сидели у огонька и разговаривали.

Однажды, когда разговор шел о всяких таинственных делах, я рассказал всю историю про ржавых ведьм и Хозяина. Все слушали внимательно, однако в конце Толька Петров сказал:

– Все это брехня.

– Не брехня, а выдумка, – заступился Вовка Покрасов. – Нельзя, что ли, придумывать? Жюль Верн тоже придумывал.

– А вот и не выдумка, – заспорил я. – Если я все выдумал, тогда почему я летал?

– Подумаешь, летал, – хмыкнул Толька. – Если потренироваться, то каждый сможет… А никакого Хозяина не было.

Я хотел задрать рубашку и показать на животе следы от старых царапин: еще сохранились розовые полоски на загаре. Но подумал: кого удивишь царапинами?

Амир сказал:

– Придумал не придумал – какая разница? Главное, что интересно.

Дядя Боря молчал и улыбался.

Лешка Шалимов тоже сидел здесь и тоже улыбался. Он был почти взрослый.

Я повернулся к нему:

– Леша, скажи им!

– Да чего говорить, – отозвался он. – Пусть не верят. Ты-то знаешь, что было, а чего не было…

Я немножко обиделся. Но самую капельку. Обижаться всерьез не хотелось. На кухне в сумерках было хорошо, трещал огонек, тополь шумел за окном по-осеннему. В такие минуты нет настроения ссориться.

А кроме того, я и сам понимал, что сказка – это сказка.

Кое-что мне, наверно, приснилось, а кое-что я, кажется, выдумал, потому что не мог жить без фантазий.

Впрочем, сама жизнь этим фантазиям помогала. В октябре к нам в школу пришла новая вожатая и объявила, что все пионеры должны заняться важной работой: собирать старое железо. Нашим заводам нужен металл. Я вспомнил про свалку в логу и подумал: железа там столько, что наш отряд сразу займет первое место.

Но, может, никакой свалки там нет? Может, она мне тоже приснилась?

Я отыскал в логу тупик с покрытыми сухим бурьяном откосами. Железо там было, несколько груд. Видимо, они лежали здесь давно, потому что сквозь ржавые листы и проволоку проросли тонкие топольки… Давно ли? А может быть, этим летом?

Мы долго таскали металлолом на школьный двор и в самом деле заняли первое место. Даже грамоту получили.

… И вот еще что было по правде! Тополиная рубашка! Ну, может, не тополиная, но белая, с красными вышитыми листиками на широком вороте. Лоскутки от нее я сберег до следующей весны и в марте сшил из них паруса для соснового кораблика. Хорошие получились паруса, кораблик бегал быстрее всех по луже, которая разлилась у подножия старого тополя. Когда мой кораблик далеко обогнал Толькину яхту с непромокаемым парусом из бересты, я сказал Тольке:

– Вот! А ты не верил!

Он ничего не понял, но на всякий случай надулся. Но не надолго. День был хороший, дул теплый ветерок, и солнце рассыпало по луже праздничные вспышки. Оно прошивало прямыми лучами ветки тополя, на котором уже начали набухать почки.

1984 г.