Стража Лопухастых островов - Крапивин Владислав Петрович - Страница 44

Посадку занесли, но это делу не помогло. Мотор заходился в своем чиханье, пришлось выключить. Ига, Степка, Соломинка и Генка прыгнули в воду, увязли в донной гуще выше колен и принялись толкать «Беркута». Но его, кажется присосало. Прыгнул за борт Власик, поснимал на пленку спасательные работы и стал помогать. Без толку. Собрались прыгнуть штурман и моторист. И в этот момент появился из камышей чука. Весь облепленный бурыми водорослями и ряской, со слипшейся черной шерстью. Но невозмутимый. Покряхтел:

– Ну чё, лопухастые, влипли?

– Влипли, – признался штурман. – Не могли бы вы в меру своих сил оказать нам содействие?

– А чего ж! Это мы сейчас… Вы садитесь в лодку-то.

– Да нет, мы будем толкать, – решил капитан Соломинка.

– Садитесь, садитесь…

Экипаж послушался. Чука по птичьи посвистел. Тут же с двух сторон возникли у канавы другие чуки. Не меньше десятка. Такие же облепленные и косматые, с круглыми зелеными глазами. Закурлыкали, запересмеивались, ухватили лодку за борта – чуть ли не на воздух подняли! Понесли! Потом – плюх! – опустили на чистую воду Гусыни, которая, сделав большущую петлю, снова оказалась поблизости.

Экипаж «Репейного беркута» дружно завопил спасибо (кроме Ёжика, который спал и не проснулся во время приключения). Чуки помахали конечностями.

– Они кто? – опасливо спросила Степка, когда чуки скрылись за поворотом берега.

– Ну… просто чуки, – сказал Ига, который сам-то видел их так близко первый раз.

– Они из породы домовых, – объяснил Соломинка, который все знал. – Только они в очень давние времена переселились из домов на болота и создали здесь отдельный народ.

– Они не кусаются?

– Они кусают только девчонок, которые задают глупые вопросы, – назидательно сказал Ига. – Больше так не говори, а то…

– А что «а то»? – поинтересовалась Степка.

Ига хотел сказать «а то они обидятся», но вместо этого брякнул:

– А то получишь подзатыльник.

Степка подумала.

– Не-а, не получу.

– Это почему?

– Подзатыльники могут давать родители или дед с бабкой. Или дядя с тетей. Или… в крайнем случае старший брат…

– А я вот сейчас дам, тогда узнаешь, кто я…

– Ну… дай, – согласилась Степка.

Ига дал. Шутя, конечно, чуть-чуть… Степка посопела, придвинулась, вытерла нос о рубашку на Игином плече. Или, выражаясь культурнее, потерлась о нее носом. И замерла. Ига не стал отодвигаться. Потрогал мизинцем кисточку на ее темени. «Эх, Степка ты, Степка…»

Власик то водил по сторонам объективом камеры, то писал в судовом журнале:

«…Видели красных водяных пауков, которые водятся только здесь. Они похожи на божьих коровок с очень длинными, очень тонкими суставчатыми ногами. Этими ногами они бегают по воде и не проваливаются. А черные пятнышки на них это не просто пятнышки, а восемь глаз…

Видели речных квамов, которые куда-то плыли по протоке на плоту из сухих тростниковых стеблей. С ними было два пассажира – маленьких травяных кнама. Они все помахали нам руками. Только жаль, что на видеопленке это, наверно, не запишется, она не отпечатывает волшебных существ…

Наверно, не запишется и дракон. Мы его видели только издалека, будто силуэт на фоне солнечного неба. Он был похож на небольшого, ростом с лошадь, динозавра. Сперва дракон двигался не спеша, а когда почуял, что на него смотрят, бросился прочь скачками, но не испуганно, а дурашливо, будто играющий кенгуренок. Может он и в самом деле драконий детеныш. Степка сказала, что боится дракона, но, кажется, тоже играючи…

Над нами часто летают всякие чирки и утки. Они-то запишутся на пленку, потому что не сказочные, а обыкновенные. Среди камышей иногда видны длинноногие большие птицы. Они похожи на фламинго, только не красные, а оранжевые с зеленым. Даже Смоломинка не знает, как они называются. А еще много белых и желтых бабочек и стрекоз. Одна стрекоза с синим туловищем села на хохолок на Степкиной голове и не улетала целый час…

Все чаще попадаются белые удивительные цветы на высоких стеблях. Капитан Соломинка сказал, что это здешние болотные лотосы, больше таких нигде нет. Иногда их называют еще репейными лотосами, потому что растут они лишь в окрестностях Малых Репейников. «Не вздумайте рвать, – предупредил он. – Это редкость». Мы и не думали. Такой белый цветок нарисован на нашем синем корабельном флаге, хотя корабль называется не «Лотос», а «Репейный беркут»…

В 12 ч. 28 мин. у нас случилось приключение. Ветер, который дул в спину, сделался сильнее, нас понесло быстро, к тому же мотор тоже работал. Мы не успели сделать поворот там, где Гусыня круто вильнула, нас с разгона вынесло на берег. Там была маленькая песчаная лысинка, окруженная камышом, который был с нас ростом. Штурман Лапоть, который сидел на носу, кубарем вылетел на песок и немного порвал карту (но это ничего). Он встал и сказал, что он думает про Пузыря, который управлял рулем и мотором (мотор заглох). Но Капитан всех сразу помирил и объяснил, что никакое плавание не бывает без приключений…»

Оказалось, однако, что приключение не столь уж безобидное. Когда все выбрались на берег, ощупали синяки и шишки и свернули парус, Генка вдруг сказал:

– А где Ёжик?

Сперва он это почти спокойно сказал, без большой тревоги. Потому что решил: кто-то вынес корзинку с Ёжиком на берег и убрал в сторонку.

Но никто не выносил, не убирал…

– Да где же он тогда?! – взвыл Генка с отчаянием.

Сразу (или не сразу, а через минуту-две) стало ясно: корзинка с Ёжиком при толчке о берег вылетела за борт.

Генка заревел. Сразу, громко и ничуть не стесняясь. Потому что как он будет жить без Ёжика!

– Да не потонет, не бойся! – успокаивал его капитан. – В корзине-то пенопласт… Сейчас догоним, он плывет, небось обратно, по течению…

В самом деле Ёжик не мог уплыть далеко, течение было неторопливым. Или покачивается на воде, или застрял в камышах.

– Ну, чего вы возитесь! – безутешно выл Генка. – Его шкыдлы могут в плен захватить!

– Нужен он им, колючий-то, – нервно сказал Пузырь, он безуспешно пытался запустить мотор.

– Заводи скорее!

– Я и так… скорее… А ты… куда ты смотрел? Почему не видел, как он вывалился?

Генка не помнил, куда смотрел в тот момент. Кажется разглядывал (вернее пытался разглядеть) ссаженный о бортовую доску локоть… Да, конечно, он виноват, но сейчас надо не виноватых искать а спешить Ёжику на помощь!

Остальные тоже нервничали. Позабыли, зачем они в экспедиции. Какой остров, какая скважина, когда друг в беде!

– Да заведется наконец твоя чертова керосинка? – в сердцах сказал Соломинка Пузырю.

– Она… не моя… а… общая… Ура!

Музейный двигатель виновато зачихал.

– Полный вперед! То есть, тьфу, полный назад! – скомандовал Соломинка.

Резво поплыли обратно, вниз по течению. Все вертели головами. Но (конечно же!) ни на воде, ни в густых прибрежных камышах корзинки с Ёжиком не было. Генка шумно всхлипывал. Степка пыталась его утешить и гладила по плечу, но это, разумеется не помогало. А корзинка, видать, успела уплыть далеко… Или правда здесь не обошлось без шкыдл?

Что делать, где искать?

– Говорил ведь, не надо брать… – пробурчал у мотора Пузырь. Но Генка наградил Пузыря таким негодующим мокрым взглядом, что он примолк и сгорбился…

– Смотрите! – вскрикнул Власик и вскинул камеру. Молодец, он не забывал про обязанности оператора даже в самые драматические минуты (недаром – О-пиратор!). Навстречу лодке низко над водой летела большая белая птица. И… держала в клюве корзинку.

Все замерли.

Птица шумно спланировала прямо в середину «Репейного беркута», рядом с Игой. Корзинка перекошенно легла ему на колени. Ёжик выкатился, Ига взвизгнул от колючек. А Генка, не обращая внимания на иголки, прижал друга к груди.

Все были счастливы. Настолько, что не сразу разглядели птицу-спасительницу. А она – вернее он! – был никто иной, как Казимир Гансович. Собственной персоной.