Прохождение Венеры по диску Солнца - Крапивин Владислав Петрович - Страница 34

«Это недалеко, вон там, у самой изгороди… стена такая из кирпича, в ней углубления, а в них вазочки с пеплом. И больше ничего. Только снаружи дощечки с именами и фотографиями…»

«А интересно, у него какая вазочка? Наверно, самая дешевая. Кто стал бы тратить большие деньги ради мальчишки. Да и не было их, скорее всего, у тетки… Идиот, что значит «интересно»! Совсем это не интересно!» Пепел мне был не нужен. Мне был нужен снимок на табличке. Я высвечу его ярким фонариком-брелком и нажму кнопку спрятанного в мобильнике аппарата. Потом я увеличу снимок на экране компьютера, обработаю в программе «Фотошоп» и превращу в портрет. И больше никогда не пойду к стене с табличками. Вовка будет у меня дома…

По здравому размышлению, вовсе не было резона переться на кладбище в такую пору. Никто не мешал дождаться дня и отыскать, что хотел, при солнечном свете. И легче, и безопаснее – меньше риска свернуть себе шею или наткнуться на опасных типов. Но это – именно по здравому размышлению. А его тогда у меня не осталось ни вот настолечко. Была лишь неумолимая тоска, было отчаянное желание немедленно сделать хоть что-то такое, чтобы… Чтобы что? Сохранить хоть какую-то, пускай призрачную связь с Вовкой? Оправдаться перед ним? Просто уменьшить тоску?.. Мне казалось, что я совершаю тайный обряд, который освободит от тяжести душу. Снимет с меня вину…

А об опасностях я, кстати, и не думал. Ничуть…

Наконец я увидел в кладбищенской изгороди черный провал. Тот самый, из которого мы с Вовкой выбрались сюда, на шоссе. Не сдерживая шага, я по шумно зашелестевшей лебеде приблизился к пролому и с маху окунулся в него.

Здесь все оказалось не так, как на дороге. Сразу обняла меня тьма. Непонятная луна осталась в другом мире. Навалились влажные кладбищенские запахи. И… никакого страха. Да, никакого, хотя казалось, что вокруг, повсюду, много невидимых существ. Они приблизились с осторожным любопытством, но без всякого желания причинить зло. А когда они тонким чутьем жителей иного мира ощутили, зачем я здесь, то даже прониклись пониманием. И, наверно, это их понимание позволило мне быстро добраться, куда я хотел, – не плутать среди неразличимых надгробий, не застревать в кустах и не путаться в травяных плетях, а через минуту оказаться у пахнущей кирпичом стены со смутно белеющими квадратами табличек.

Я уперся в теплые кирпичи ладонями – понял вдруг, что устал. Отдышался. Включил фонарик-брелок. Тонкий луч прорезал сумрак, отвоевав у него кусочек реального мира. Сопровождавшие меня невидимки деликатно отступили подальше в чащу.

Каменные пластинки с именами и овальными снимками были расположены в три ряда. Нижние на уровне пояса, верхние выше головы. На узеньких выступах кое-где лежали высохшие букетики. Я снизу доверху и обратно прошелся лучом по ближним табличкам. Потом по соседним. Вдоль стены тянулась травянистая тропинка, я медленно, боком, пошел по ней, выхватывая фонариком имена и фаянсовые овалы с лицами. Вверх-вниз, вверх-вниз… Длина стены оказалась около тридцати шагов. И на всей длине я не нашел того, кого искал… Пропустил?

Я пошел обратно. Опять фонариком – верх-вниз…

Не было Вовки.

Не было, не было, не было…

Снова прошел я туда и обратно – уже понимая, что не найду. Невидимки, что провожали меня, еле слышно и виновато вздыхали неподалеку: мы, мол, ни при чем, не знаем, где он…

Наконец стала садиться батарейка. Быстро так. Свет фонарика сделался кирпичным, как у той луны. Я сунул брелок в карман и пошел к пролому.

Я не понимал, огорчаюсь или радуюсь.

Если Вовки здесь нет, значит… А что «значит»? Может быть, все, что случилось, какой-то громадный розыгрыш? Стечение обстоятельств? Гипноз? Сон? Может быть, Вовка все-таки не оттуда?

Или…

Или, может быть, я просто не понял? Где-то рядом есть еще одна такая же стена?

Но я знал, что больше не пойду сюда. Ни ночью, ни при свете дня. И не буду нигде искать Вовкину фотографию (хотя, наверно, можно было бы найти, если постараться, – в школе, у друзей-приятелей). Нет, не буду. Потому что это было бы… ну, словно насилием над природой неведомых законов и правил. Попыткой изменить то, что подарила судьба.

Видимо, у ангелов-хранителей не бывает портретов. Наверно, это почему-то нельзя…

А что можно? Что осталось? Спасение от нищеты? Как мне теперь было на это наплевать!.. Что еще? Альбом с бабочками, половинка бинокля, стопка выстиранной и заштопанной одежды…

«Еще мальчик Вовка в конце повести…» – словно сказал кто-то со стороны. Да, это было, пожалуй, главное. Но было ли это утешением?..

Невидимки незаметно оставили меня, и потому на обратном пути я изрядно заплутал. Царапаясь, цепляясь, застревая, выбрался через тьму к дыре в изгороди чуть ли не через час (или так показалось?). Наконец снова увидел над каменным забором кирпичную луну. Я уже понимал нелепость своей ночной вылазки. Мне хотелось домой. (А еще хотелось заплакать, как маленькому, но это где-то в глубине – как говорят, на уровне подсознания).

Порвав о камень рубашку на плече, я вылез из дыры под ненатуральный и довольно сильный свет луны.

И сразу навстречу шагнули двое.

Я не разглядел лиц, видел только фигуры. Один приземистый, стриженый наголо, другой тощий и косоплечий.

– А, вернулся все же, – с хрипотцой заядлого курильщика выговорил тощий. – А зачем вернулся, козявочка? Думал, договоримся?

– Шеф правильно угадал: придет, – сказал беззлобно, даже с ноткой сочувствия, стриженый. – У их, у интеллигентов, это завсегда. Называется «комплекс жертвы». Когда кролик в пасть удава… Ну, давай, Гоша…

Пока они давили из себя слова, я дергал из кармана пневматическую хлопушку «Пикколо». Конечно, из нее не уложишь наповал, но если в глаз или в пасть…

А они вынули черные, отразившие луну пистолеты.

И все это было медленно, невероятно медленно, как в жидкой резине до ужаса растянувшегося сна. Я, с трудом преодолевая вязкую тяжесть револьвера, поднял его и выстрелил в лицо тощему. А он выстрелил в меня. И стриженый тоже – два раза. И когда пули были уже в полете (я четко видел их тупые головки с лунными искорками), между ними и мной горизонтально метнулась светлая тень. С тонкими раскинутыми руками.

И пули с чмоканьем вошли в эту тень.

Не в тень, а в мальчишечье тело…

И лишь через секунду я услышал четыре неторопливых выстрела – трескучий хлопок «Пикколо» и три медленных, бухающих удара боевых пистолетов.

Тощий, прижимая руки с пистолетом к лицу, начал пятиться, стриженый заторможенно откачнулся и, кажется, крикнул: «Давай ноги, сволочь! Он не тот!..» (Но это вспомнилось много позже). И они, словно расталкивая толщу воды, стали убегать к стоявшему вдали автомобилю.

А мальчишка падал, падал – тихо и невесомо, преодолевая сантиметр за сантиметром. Словно вырезанный из папиросной бумаги. И он еще не коснулся верхушек травы, а я уже знал, что это Вовка.