Прохождение Венеры по диску Солнца - Крапивин Владислав Петрович - Страница 10

– Ты что? Может, хочешь еще?

– Не-а… Я про нашу прогулку… Тебе, наверно, это не понравится. Тогда не ходи…

– Куда?

– Я хочу на кладбище побывать, где бабушка… Я вчера про нее как-то нехорошо говорил. А она ведь бабушка все равно…

– Идем, конечно!

– Это Черданское кладбище, старое. Туда на троллейбусе надо.

Мы сели на троллейбус шестого маршрута. Жарко было и тесно, ехали стоя. Вовка не мог дотянуться до поручня под крышей, держался за меня. Сердито сказал толстой девице:

– Глядеть надо, куда топаешь, ногу отдавила, корова. – Вот тебе и ангел. Девица пфыкнула накрашенными губами.

Приехали взмокшие и помятые. «Ты еще живой? – чуть не спросил я Вовку и ахнул про себя: – Дубина!»

У каменных ворот бабки торговали цветами. Вовка неловко затоптался.

– Ваня, дай десять рублей, а? Я бы ромашки, вот эти…

Прижимая букет к индейскому вождю на футболке, Вовка повел меня по кладбищенским дорожкам. Кладбище было старинное, заросшее, попадались мшистые надгробья надворных советников и купцов разных гильдий. По ним прыгали мелкие пичуги. Дорожки сперва были широкие, утоптанные, потом, после нескольких поворотов, сделались уже, стали путаться в лопухах и мышином горохе. Вовка сперва шагал уверенно, но затем начал сбивать шаг, оглядываться.

– Забыл дорогу?

– Не… То есть маленько… Если бы дорога, а то джунгли… Кажется, вон туда… – И Вовка потянул меня за рубаху сквозь чащу репейника и зацветающего кипрея. – Ух ты, крапива гадючья…

Все-таки он вышел куда надо. Я увидел заросший холмик и рыжий от старости венок на решетчатой железной пирамидке. Вовка деловито отнес его на ближнюю мусорную кучу. Под венком открылся побитый эмалевый медальон с фотографией. Обычное, почти знакомое старушечье лицо со сжатыми губами, темная косынка на голове. Мелкая надпись под снимком: «Тарасова Ксения Леонидовна». И даты рождения и смерти. Но эмаль с них отскочила, не разобрать.

Вовка вернулся, положил на холмик ромашки, быстро глянул на меня, отвернулся, стянул с головы бейсболку и замер. Я отступил на несколько шагов. Показалось, что он меня стесняется. Вовка стоял с полминуты и вроде бы шептал что-то. Может, просил у бабушки прощения за вчерашние слова? Потом он быстро перекрестился.

А меня вдруг, словно холодным воздухом, овеяла догадка: «Ох, а ведь сам-то он… наверно, тоже где-то здесь…»

Вовка спиной отступил от бабушкиной могилы. Встал рядом, прохладными пальцами взял меня за локоть. И который уже раз угадал мои мысли. Сказал тихонько:

– Это недалеко, вон там, у самой изгороди… стена такая из кирпича, в ней углубления, а в них вазочки с пеплом. И больше ничего. Только снаружи дощечки с именами и фотографиями…

Я будто воочию увидел мраморную дощечку с именем. И с фото…

– Ты что… хочешь туда?

Он покрепче взял меня за локоть.

– Нет, не хочу… Это и нельзя. Может утянуть обратно… раньше срока…

«А какой срок? – обдало меня новым холодом. – Сделаешь все, что надо, и уйдешь? Когда?»

Такая мысль подкрадывалась и раньше, но я суеверно гнал ее. А теперь вопрос встал прямо и беспощадно. И Вовка его наверняка тоже почуял. Но никак не отозвался. Тихо подышал рядом, отпустил мою руку, натянул бейсболку:

– Ладно, Ваня, пойдем… Нет, не обратно, а напрямик, вон туда. Там дыра в заборе…

– Опять изжалишься, – проворчал я, делая вид, что не было у меня никаких таких мыслей.

– А, теперь уже все равно…

«Давай посажу на плечи», – хотел предложить я, но почему-то не посмел.

Мы рывком преодолели все чертополохи и через дыру в каменной кладке выбрались к окраинной дороге. Вовка, видимо, разом избавился от кладбищенской грусти. Весело вертел головой, поджимал ноги, чесал покусанные икры. Потом вдруг выпрямился, глянул вверх, поднял перед лицом согнутый мизинец. Ему на сустав сразу села крупная коричневая бабочка.

– Иван, смотри, это «павлиний глаз»! Они редко встречаются, не то что всякие крапивницы и капустницы!

Бабочка и правда была с лиловыми кружочками на крыльях. Вовка дунул на нее, помахал вслед. Глянул на меня через плечо:

– Ну, что? На троллейбус?

Я, прогоняя бодростью все еще не отступивший страх, заявил:

– Никаких троллейбусов, хватит. Сейчас поймаем тачку, у меня есть еще семь червонцев. И… куча твоих баксов. Переслал-то я меньше половины. Оставшиеся можно тратить?

– Наверно, можно, если немного…

Доллары не понадобились (да и где бы я разменял сотенную купюру?). Хозяин пыльного «жигуленка» согласился доставить нас до центра за сорок рублей.

Он оказался лихим водителем, этот похожий на кавказца парень. Помчал нас по разбитому асфальту со скоростью звука (видать, спешил в город по своим делам). Один раз мы едва не впилили во встречный самосвал. В последний миг эта зеленая громада с драконьими глазами-фарами рванулась влево и уже у нас за спиной завыла тормозами и сигналами.

– Офонарел ты, что ли! – рявкнул я. – Смотреть надо, ребенка везешь!

– Ай, ну зачем ругаться? Это он виноват, я не виноват.

– Если бы вмазались, какая разница, кто виноват!

– Ай. Все хорошо, все хорошо, – сказал он и поехал чуть тише.

7 

Скоро мы опять оказались в сквере у фонтана с глобусом. Над гранитным шаром изгибались пересыпанные колючими вспышками струи, дрожали радуги. В бассейне шумно плескалась ребятня. Не только малыши, но и мальчишки вроде Вовки. Вовка смотрел и возбужденно поводил плечами.

– Может, хочешь побултыхаться? – понимающе сказал я.

– Да, я бы хотел. Только не здесь. Давай поедем на пляж, а?

На пляж так на пляж! И мы поехали на автобусе к Еремеевскому озеру, которое для нашего города все равно что для Одессы Черное море – здесь и песчаный берег, и кафе на сваях, и яхт-клуб, и прочие летние радости. Только вот вода явно не морская. Пресная, противная на вкус и, прямо скажем, не идеальной чистоты. В этом году санэпидстанция уже не раз трубила по всем каналам: купаться нельзя, кишечные палочки и все такое.

Я на всякий случай сказал про это Вовке.

– Мне-то не все ли равно! – бодро отозвался он. – Главное ты воду внутрь не глотай.

– Медсестра Лидия мне много раз авторитетно внушала: зараза к заразе не липнет… Да я и не буду купаться, просто посижу, позагораю.

– Почему? – огорчился Вовка.

– Плавки-то я не взял. У тебя нормальные трусики, а у меня «семейные». Неловко при честном народе…

– Жалко… Ну ладно, я тебе и без купанья устрою водную процедуру.

– Не вздумай!

Он засмеялся.

Пассажиров в автобусе было немного, ехал он быстро и без тряски, в окна прохладно дуло – одно удовольствие. И на пляже было хорошо, немноголюдно. Видимо, в субботний день масса народа подалась на дачи и в леса (несмотря на вопли медиков про опасность клещей).

Мы устроились на еще незатоптанном песке недалеко от воды. Я снял рубашку и майку, стянул туфли и носки, подвернул брюки. Сел на песок. Вовка тоже скинул одежду, затанцевал на песке – тощий, незагорелый, в синих трикотажных трусиках с якорем на заднем кармашке. Оглянулся на меня:

– Ну, я пошел?

– Далеко не заплывай.

– Не, я у берега… – И побежал к воде, ломкий, похожий на куклу из лучинок.

Сперва я следил с беспокойством. Понятно, что ангелы не тонут, но все-таки… Однако Вовка и правда не заплывал далеко. Метров десять вразмашку от берега, потом обратно. Покувыркался на мелководье среди других ребят, по-свойски поперекидывался с ними большущим пестрым мячом и, по-моему, даже поговорил о чем-то. Потом компания высыпала на берег, а Вовка поплавал туда-сюда еще… Следить за ним было удобно: он не снял бейсболку, и его голова прыгала на воде, будто красный поплавок. Я смотрел, смотрел на этот поплавок, а потом незаметно отвлекся. Посреди озера, где вода казалась по-морскому синей, неспешно двигались белые треугольники парусов, наверно, проходила регата. По дальнему берегу пробегали электрички, их стекла отбрасывали солнечные зайчики. Вскрикивали тепловозы, шелестел ветерок…