Полосатый жираф Алик - Крапивин Владислав Петрович - Страница 20

«Посмотрим, как ты запфыкаешь через пару дней», – мысленно сказал я Веранде.

Голован поднялся на локтях и спросил по-деловому:

– Вов, сколько времени требуется для ремонта?

Я понятия не имел. Ясно только, что не одна неделя.

– Надо ведь сперва поднять. А здесь вон какая сила тяготения…

– Ц-кушать хочу, – сообщил Локки. Пока еще с шутливой ноткой.

– А в вашей стране было людоедство? – спросил Голован.

– Еще ц-чего!

– Но жертвы-то человеческие были!

– Это разные ц-вещи!

– Прекратите такие разговоры, – жалобно попросил Кириллка. – Это же… даже если в шутку, все равно несправедливо.

– Какие шутки, – с голодным вздохом сказал Голован. – Надо смотреть суровой правде в глаза. С кого начнем? Давайте с Маккейчика. Музыканты самые вкусные… – И он ухватил Доню за пятку.

– А-а-а! Я же худой! У меня наследственный гепатит в скрытой форме! Вы заразитесь!

– Переварим тебя худого и с гепатитом…

Доня на четвереньках убежал в сторону и стал рассказывать черному тьерьеру, какие мы нехорошие. При этом использовал слова, не характерные для сына интеллигентных родителей.

Мы еще немного подурачились и опять заскучали.

Раньше мы могли промчаться в пространствах за один миг на любые расстояния. Могли бы в пять секунд оказаться на астероидах. Но корабль нас лишил этого умения. И опять же – что там делать, в Поясе?

Доня на четвереньках снова подошел ближе. Прилипшая галька часто падала с его тощего живота.

– Господи, что за жизнь – с почти настоящей тоской сказал Доня. – Что делать – непонятно. Куда деваться – неизвестно. И спросить некого.

Мне эта его тоска совсем не понравилась. Я даже разозлился:

– А ты чего хотел? Чтобы стояла будочка, а на ней вывеска? «Справочное бюро»?

– Неплохо бы, – сказал Доня, глядя поверх голов. И вдруг округлил глаза. – Ой… смотрите.

Мы нервно оглянулись.

За нами была плоская желтая скала. На ней белели неровные, будто мелом написанные буквы:

А под буквами – белая стрела.

6.

Оказалось, что от скалы тянется в направлении стрелки тропинка. Кто ее протоптал? Собаки?

Мы пошли. Колючие головки сухой травы дергали нас за штаны. Будто просили: останьтесь! Но как могли мы остаться, когда такая надпись и стрела!

Собаки, чуть поотстав, провожали нас длинной вереницей.

Шли мы долго. На плоских камнях время от времени попадались белые стрелки: мол, правильно шагаете. Да и тропинка была единственная.

Здешнее солнце жарило с высоты.

Наконец Коптилка проворчал:

– Кто-то нам просто пудрит мозги.

Жираф Алик помотал над его плечом головкой на упругой шее: нет, не пудрит.

– Кто бы там ни был, узнать-то надо, – рассудил Голован.

Наконец мы увидели на сером камне еще одну стрелку – она упиралась в белую вертикальную черту. Словно говорила: пришли.

А куда пришли-то? Ничего не было. Только круглая, покрытая бугристыми плитками площадка, а на ней все та же пыльно-желтая трава, только пожиже и пониже. И так же, как всюду, торчали камни разной формы. Посреди площадки – самый высокий. Глыба серого ракушечника чуть выше человеческого роста.

– Вот и приехали, – сказал Коптила. И сел на плитки перед камнем. И остальные сели. Потому что куда еще идти-то? Мы изжарились от зноя. Чесали исцарапанные ноги и оглядывались… Собаки не пошли за нами на площадку, остались неподалеку, в траве.

Я уныло смотрел на ракушечную глыбу. Она слегка напоминала памятник. Будто какая-то особа в длинном платье сидит в кресле на постаменте метровой высоты.

– Глядите, – хмыкнул я. – Может, это и есть сотрудница справочного бюро?.. Простите, сударыня, вы не могли бы ответить на несколько вопросов?

Произошло шевеление воздуха. Камень превратился в сидящую старуху. Так в сказочных фильмах оживают всякие предметы – бесшумно и в одну секунду.

Никто, кажется, не удивился: насмотрелись уже на всякое. Но, по-моему, все обрадовались.

Это была не просто старуха, а старая дама. В шляпке и очках-пенсне со шнурком (как у Чехова). У груди она держала распахнутый веер из перьев. Серое платье с кружевами спускалось с постамента.

Дама стрельнула в меня блеском очков.

– Не следует иронизировать, молодой человек. У нас вполне серьезное учреждение.

– Простите, – пробормотал я.

– Ближе к делу. Что именно вас интересует?

– Мы не знаем, что делать дальше, – честно объяснил Кириллка.

– Это зависит от того чего же вы хотите…

А чего мы хотели?

– К сожалению, это самый трудный вопрос, – объяснил воспитанный Доня. – К сожалению, мы знаем конкретно лишь то, чего не хотим. Возвращаться на астероиды.

И все согласно зашевелились.

Старая дама обвела нас взглядом поверх очков.

– А, собственно, что вас не устраивает на астероидах?

Мы запереглядывались. Как ей растолковать?

– Трудно сказать, – наконец выговорил Голован. – Мы не видим смысла. Не знаем, зачем мы там.

– Так-так, – сказал дама с особой интонацией. – Вам нужен смысл?

– А как же, – осторожно подтвердил Кириллка. А Минька Порох сказал со слезинкой:

– Почему мы там одни? Никаких ребят больше нет. Взрослых тоже нет…

– Взрослые попадают в иные миры. В соответствии со своими склонностями, заслугами и устремлениями. А для вас… Видимо, так было задумано: играйте, развлекайтесь, делайте что хотите. Разве не о такой жизни мечтали вы раньше?

– Нет, конечно! – звонко воскликнула Аленка. – Мы хотели быть с теми, кто нас любит! А еще мы хотели когда-нибудь вырасти, сделаться взрослыми.

– А вот с этим сложно, – вздохнула старая дама. – Взрослыми становятся только на Земле… То, что вы там не успели вырасти, это вообще ненормальность. Нарушение законов Всеобщей Природы. Отсюда и такие вот… несообразности с вашим обустройством. Человек не должен попадать в иные миры, пока он не вырос на родной планете…

– Кто же ц-виноват? – дерзко спросил Локки

– Никто, голубчик… Понятия «виноват» и «не виноват» слишком узкие и носят чисто земной характер… Впрочем, каждому в конце концов воздастся по его делам.

Вежливый Доня спросил:

– Простите, а когда?

– Понятие «когда» тоже относительно. Природа Времени – особая тема.

– А как это «воздастся»? – подала опять голос Аленка.

– Милочка моя! – Дама впервые улыбнулсь впалыми серыми губами. – Уж тебя-то никак это не должно волновать.

– Ну, почему же?.. А вот бабушка говорила, что когда человек заканчивает жизнь на Земле, его отправляют в ад или в рай. В рай – это в небесное царство, прямо к Богу…

Старая дама подобралась, опустила веер.

– Все мы на пути к Богу… Только путь этот ох как сложен. Неизвестно, сколько надо пройти, чтобы приблизиться к престолу и вложить свой кирпичик в фундамент Всеобщей Гармонии.

– Это как? – спросил Минька Порох.

– Я сложно изъясняюсь, да?

– Нет, вполне доступно, – утешил ее Доня. – Вы не волнуйтесь, мы потом ему растолкуем.

– Хорошо… Видите ли, Вселенная еще очень молода, она в процессе становления, у многих экспериментов бывает сбой…

– Как с нами? – не выдержал я.

– Видимо, да, голубчик…

– Ну и скажите же нам тогда, пожалуйста, что же нам теперь все-таки делать? – со звоном отчаяния опять вмешался Кирилка.

– А чего вы хотите больше всего?

Тогда я посмотрел старухе прямо в лицо. Глаза ее за очками были непонятные, будто в темном тумане… Зачем она мучает нас?

– Вы же знаете! То, чего мы хотим больше всего, невозможно! Обратной дороги нет!

Она не рассердилась на мой крик. Положила веер на колени, скрестила руки с кружевными манжетами.

– «Обратной дороги нет». Но есть просто Дорога…

Мы притихли. Будто сквозь солнечный жар повеяло резким холодком.

Наконец Аленка шепнула: