Наследники (Путь в архипелаге) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 46

– Я наведаюсь сам, помимо участкового… Ну, Витек, я пошел. Оставайся, живи, как договорились. Я потом навещу…

Витек-Заглотыш не двинулся с места, только глотнул.

Егор с облегчением вышел на двор, Михаил за ним. Они были уже за калиткой, когда раздались всхлипы и топот и Заглотыш догнал их. Вцепился в Михаила, щекой прилепился к рукаву:

– Дядя Миша-а! Не надо!

– Что не надо? Витек! Что с тобой?

– Не надо, не уходите! Я с вами!

– Куда ты со мной-то? Вить… Это же нельзя… А мама?

– С ва-ами! – рыдал Заглотыш и цеплялся.

Выскочила мать, ухватила его. Кое-как оторвали Заглотыша от Михаила, увели. Он все вскрикивал: «Не надо! С вами!..»

Когда опять вышли на улицу, Егор неловко спросил:

– И это что, каждый раз так?

Михаил сказал угрюмо:

– Каждый раз по-разному… Но по-хорошему редко…

– Работка у тебя…

– Сволочная.

– А этот… Витек… Он же все равно убежит опять.

– Не копай ты мне душу, Егорушка, – попросил Михаил. – Лучше скажи, у тебя-то как?

– Что именно?

– Ну, хотя бы как у Ревского побывал?

Егор пожал плечом: чего, мол, такого… Но стал рассказывать. И разговорился не хуже, чем по телефону. И про фильм сказал. Признался даже, что не может до конца поверить, будто молодой матрос, мелькнувший на экране, – отец.

– Ну, это понятно, – кивнул Михаил.

– А вообще-то в картине что-то есть…

Сперва они ходили по тихим улицам, где временами с отяжелевших веток искрящимися струйками сыпался снег. Потом зашли в кафе «Лира» – погреться и перекусить. Когда опять оказались на улице. Михаил сказал:

– Ну а теперь давай потихоньку к вокзалу. До поезда полтора часа…

– А вопрос? Помнишь, ты говорил по телефону…

До этого он терпеливо, хотя с беспокойством ждал. Но сколько же можно?

– Помню, – кивнул Михаил. И как-то обмяк, будто даже виноватым сделался. – Я вот что думал… раз уж дома у тебя все известно… Может, сказать про тебя и моим? Маме, сестре? Ты пойми, это же для них…

– Ты разве еще не сказал? – стесненно спросил Егор.

– А какое я имею право? Без твоего согласия…

– Теперь-то уж не все ли равно?

– Не все равно, – вздохнул Михаил. – Тут ведь вот что. Хочешь не хочешь, а на тебя кое-что ляжет. Ну, вроде как обязанности какие-то. Заехать иногда, повидаться… И может, всякие поцелуи-ласки стерпеть, женщины ведь. Даже если тебе это не по душе…

– Да уж стерплю, – слегка дурашливо пообещал Егор. И сказал нерешительно: – Может, мы скоро чаще будем видеться. Я в Среднекамск, наверно, переберусь к осени.

– Как так?

– Там училище есть, речных штурманов и механиков выпускают.

– И ты решил идти в речники? Давно?

– Недавно… Там и для плавания «река-море» готовят, я слышал. И даже просто для морей… В настоящую мореходку мне, наверно, не пробиться с моими-то отметками, а в Среднекамское училище, говорят, легче. После восьмого…

Михаил молчал.

– Не одобряешь, что ли? – разочарованно спросил Егор.

– Не одобряю… Во-первых, это не совсем то училище, каким оно тебе кажется. Скорее, обычное ПТУ. И по уровню, и по нравам. И пацанам, уехавшим из дома, там ох как нелегко…

– Ничего, меня не съедят… Подумаешь, ПТУ. Везде кричат, что это теперь главнее всего, а ты…

– Главнее – это когда человек твердо решил, обдуманно. А ты хочешь, как проще… Подожди психовать, послушай… Во-первых, ты лазейку ищешь, чтобы со своими трояками проскользнуть. А во-вторых, стараешься поскорее от жизни с отцом избавиться. Тем более когда узнал такое…

– Все ты понимаешь, – язвительно сказал Егор.

– А что? Не так?

– Так, да не совсем…

– Ну, не совсем… Еще романтика дальних странствий. Но только в училище ты не увидишь тех парусов, что на экране.

Егор чуть не зарычал:

– До чего ты любишь в душу залазить! Так бы и дал по шее.

– Ну дай, – засмеялся Михаил. – А в училище не советую.

– А что советуешь?

– Кончай десятый, ума-разума набирайся, аттестат получай приличный. И если не передумаешь, поступай в мореходку или высшее морское. Тебе ведь не река нужна, а море. Верно?

– И еще два года тянуть с папой Вик-Романычем?

– И с матерью. С родной. К ней-то ты что имеешь?

Егор молчал. Трудно объяснить, что хочется полного перелома. Раз уж столько в жизни изменилось, пусть меняется до конца. Чтобы все было другое – и город, и люди, и дела…

Михаил осторожно сказал:

– Два года – разве много? Дольше терпел…

– Деваться было некуда.

– Ну… – Михаил быстро глянул на Егора. Проговорил, словно преодолевая последнюю неловкость: – Если что случится, ты же понимаешь: у тебя в Среднекамске тоже есть дом.

Егор качнул головой. То ли кивнул, то ли так просто… Нет, все было неплохо, но только он продрог наконец в своей финской курточке, и поэтому хотелось закурить. И сигареты были. Но при Михаиле Егор не решился…

На следующий день после уроков Егора догнал на улице Венька. Спросил насупленно:

– У тебя неприятности, что ли?

– С чего ты взял?

– А вчера… милиционер… Если думаешь, что из-за меня, то зря. Мы с ним тогда просто случайно вместе шли.

Егор сделал значительное лицо и с полминуты поглядывал на хмуро-виноватого Веньку. Потом как бы спохватился:

– А, милиционер!.. Это мой двоюродный брат.

Венька смешно замигал и даже остановился.

– Ну да, – сказал Егор уже серьезно. – Он в те дни как раз меня разыскивал. И про отца я от него узнал. Про настоящего… Помнишь, я тебе говорил?

– Значит, это правда? – глаза у Веньки стали сочувствующие.

– Кто же такими вещами шутит, – усмехнулся Егор. И подумал: «Зачем я опять с ним об этом?»

Но тут судьба словно решила наградить его за откровенность. Венька, стоявший у дощатого, со снежным гребешком забора, переступил, отодвинулся, и за ним открылась маленькая белая афиша: «Клуб им. Гагарина. 9 декабря. Худ. фильм «Корабли в Лиссе». Нач. в 17.00».

– Ух ты, – невольно сказал Егор. – Клуб Гагарина, это где?

Венька оглянулся на афишу:

– Это у фабрики «Маяк», недалеко… А что, хорошее кино?

– Кому как… – Егор подавил желание сказать о том, что для него этот фильм. И без того разболтался…

– Я и не слышал о таком, – сказал Венька. – Это по Грину?

– Ага… Паруса, пираты…

– Надо сходить с Ванюшкой. Он такое обожает… А ты пойдешь?

Егор вспомнил, что с собой нет ни копейки. Вчера он сунул в карман рубль, но истратил на буфет и сигареты (нельзя же все время попрошайничать). Егор плюнул от огорчения. Матери дома не будет до вечера, уехала к знакомым. Занять не у кого. Он разочарованно похлопал по карманам.

– Если хочешь, – сказал Венька, – я куплю билет и тебе. А ты приходи прямо к клубу. Без пятнадцати пять…

Егору отчаянно хотелось еще раз посмотреть «Корабли».

– Можно… – сказал он.

Венька кивнул и, уходя, опять знакомо оглянулся. И тогда, как при неожиданном повороте лучей, все высветилось, вспомнилось и выстроилось в картину.

…Думая о речном училище, Егор не раз вспоминал синий плес с затопленной колокольней. Он увидел его и сейчас. Почти как наяву. Обходя колокольню по широкой дуге, шли над водой накренившиеся пирамиды легких многоярусных парусов. А в широком проеме колокольни, держась одной рукой за выступ, а другой сжимая опущенную серебряную трубу, стоял мальчишка. Горнист Игорек. Тот, кто после сигнала убегал с крыльца и оглядывался на всех весело и доверчиво. Как Венька…