Наследники (Путь в архипелаге) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 34

– Трое на одного – всегда цирк, – сипло сказал Венька.

И Егор ощутил его ненависть, как ощущают кожей холод или жар. «А ведь есть от чего…» – вдруг подумал он. Без сочувствия Редактору, конечно, без смущения уже, а так, аналитически. Себя и Веньку переставил в уме, как шахматные фигуры. Будто его, Кошака, трое прижимают к березе, а Редактор, ухмыляясь, глядит из развалин. Тут, пожалуй, заведешься…

– Ну, и чего ты хочешь? – спросил Егор.

– Хочу выяснить. Ты стопроцентная падаль, или что-то от человека осталось?

– Любопытно… – Егору в самом деле стало любопытно. – А как?

– Если ты меня за что-то не терпишь, можешь один на один? Или вы там привыкли только сворой, по-шакальи?

– Стыкнуться, что ли? – удивился Егор.

– Хоть прямо здесь, хоть за гаражами на дворе! Боишься? Конечно, ни Копчика рядом не будет, никого другого…

Кошаку не нужен был Копчик, если такое дело. Кошак, даже кислый и вареный, как сейчас, мог срезать Редактора одним приемом, раскатать в блин, сложить вдвое и вчетверо и законопатить им любую щель. Но… а потом-то что? Венька утрет кровь, залечит ссадины и останется в своей прежней непобедимой ненависти. И все равно будет думать, что Егор – наводчик.

– Измордую я тебя, а какой смысл-то? – спросил Егор.

– Боишься, – искренне сказал Венька. В гневном своем запале он, видимо, ощущал силу совладать с Кошаком.

– Ну, давай… – вздохнул Егор и отступил в кабинет. – Давай уж здесь, пока никого нет. Это быстро… А на дворе холодрыга… – Его передернул озноб.

Венька сжал губы и шагнул следом. Абсолютно бесстрашный, он был сейчас даже симпатичен. Егор сделал еще шаг назад и сел за ближний стол. Подпер щеку.

– Подожди, Редактор. Одно слово… Ты сейчас, возможно, мне даже и навешаешь по ушам. Я сегодня полудохлый, а ты в таком… яростном вдохновении. Как Спартак, который с двумя мечами на римлян… – Он заметил, как у Веньки удивленно обмякли и разомкнулись губы, приподнялись брови. – Я только хочу, чтобы ты знал… Это я честно говорю: Копчика с ребятами я не наводил. Я его сам там подкарауливал, чтобы выпрыгнуть и шмон устроить. А тут тебя черт принес…

– Заврался, Кошачок… – презрительно сказал Венька.

– Да нет же! – Егор сам удивился, как ему хочется, чтобы Редактор поверил. А зачем? Не все ли равно… – А впрочем, твое дело, не верь… – Он вытолкнул себя из-за стола. – Айда к доске, там просторнее… Только потом бочку на меня не кати, не я начал.

– Не бойся, скажу, что я…

Начать они, конечно, не успели. Ворвалась в кабинет орава из восьмого «Б».

– Ну вот… – сказал Егор Веньке.

– Выкрутился, – бросил ему Редактор. Брезгливо, но, кажется, и с тайным облегчением. Оба вышли в коридор. Венька на прощание смерил Егора взглядом – будто плюнул.

– Можно ведь и за гаражами, – сказал Егор. – Только уж на другой перемене, сейчас звонок будет…

– Ага! А ты сбеги с урока и позови свою кодлу!

– Не позову, обойдусь и так… Хотя дурак ты, Редактор. В двадцатом веке живешь, а все в рыцарей играешь…

– А ты в кого?

– А я – в себя… – отозвался Егор. Потер лоб и удивленно сказал: – Вот черт… Мне почему-то хочется тебе доказать, что не звал я вчера Копчика. Глупо, конечно…

– Не глупо, а бесполезно, – глядя в сторону, ответил Венька. Без прежней злости, утомленно. – Ну ладно, я поверю. А что с того? Все равно ты подонок и я тебя терпеть не могу.

– Закономерно, – усмехнулся Егор. – За что тебе меня любить?

Им бы разойтись, а они шли по коридору как приятели. Со стороны казалось – одноклассники беседуют о привычных делах.

– Я не про «любить», – глядя под ноги, разъяснил Венька. – Я ненавижу… таких, как ты.

– Каких?

– Таких вот… которые не живут, а приспосабливаются.

– Я? Приспосабливаюсь? – по-настоящему удивился Егор.

– А разве нет? Везде. На улице тебя бандюги из «таверны» берегут. А в других случаях важный товарищ Петров за сыночка заступится. Один звонок по телефону – и все в порядке…

– Много ты знаешь, – тяжело сказал Егор.

– А что, не так?

– Ну… пускай так. А тебе завидно?

– Вот еще. Без дружков да без папаши ты чего стоишь-то?

– А ты? – огрызнулся Егор. Без злости, автоматически.

– А при чем тут я? Мне и не надо, чтобы кто-то мне завидовал. И другим я жизнь не отравляю…

– Как знать…

– А вот так и знай! Если я с кем спорю, то честно. На глухих дорожках, да еще с помощниками, никого не караулил.

Егор кивнул:

– Да, в спорах ты сильней, чем в драках…

– Ну, ты со мной еще не дрался! – опять взвинтился Венька. – Ты все чужими руками.

– Опять ты прав, Ямщиков, – согласился Егор. Даже с каким-то удовольствием. И добавил неожиданно: – В одном только не прав. Но ты не знаешь…

– Чего такого не знаю? – сказал Венька агрессивно.

– Про отца… Не отец он мне.

Венька сбил шаг и удивленно глянул сбоку на Егора.

– Ага, – кивнул Егор. – Он отчим, я недавно узнал. Отец был инженер-подводник, его убили бандиты. Давно…

Венька шевельнул плечом – и удивленно, и смущенно, и непримиримо. И слова его были такие же:

– Ну а… какая разница, в конце концов? Что это меняет?

– Сам пока не пойму…

– Ну а… мне-то что? Зачем ты мне это говоришь?

– Не знаю… – медленно сказал Егор, потому что не знал. – Правда не знаю… Может, потому, что больше некому?

И быстро пошел вперед, оставил Веньку.

«Может быть, потому, что больше некому»… Зачем он это сказал?

«Не знаю…»

Или правда хотелось рассказать об отце и не знал кому? Не в «таверне» же говорить об этом.

«А почему не в „таверне“?»

Он же столько раз там рассказывал о своих делах. Даже тайнами делился… Видать, не те были тайны. Услыхав историю погибшего отца, обитатели «таверны», скорее всего, полезли бы в детали: «А откуда знаешь?.. А ты че, брата-мента заимел? Ну даешь, Кошак!.. А тех хануриков взяли? И чего? Вышку дали?.. Конечно, вышку, это ж заранее обдуманная мокруха…»

Нет, не для «таверны» разговор… Ну, а Веньке-то все-таки зачем сказал? Что за язык-то дернуло?

Он думал об этом на уроках, а потом – дома, когда бесцельно валялся на тахте или бродил по комнатам (под периодические просьбы надеть тапочки). И фраза эта – «Не знаю… Может быть, больше некому» – повторялась в мыслях и что-то очень напоминала, обретала знакомую интонацию.

И наконец Егор вспомнил: тем же тоном, со спокойным удивлением и холодной честностью, пытаясь понять самого себя, он в вагоне, после стычки с Фатером и Федюней, сказал Михаилу: «Не знаю… Может быть, потому, что ты все-таки брат?»

Ну, а сейчас-то что? Редактор-то здесь при чем? И случай совсем не тот… Но от разговора с Венькой мысли уже перешли к Михаилу. Егор подумал, что прошло три недели, а тот о себе не напоминал. А ведь обещал позвонить!

И Егор признался себе, что все это время помнил про обещание Михаила. Со смесью любопытства и тревоги ждал звонка.

«А зачем тебе это надо?» – одернул он себя.

«А мне и не надо! Просто… трепло такое. Говорил „позвоню“, а сам…»

И ответом на эту мысль громко запел птичьими трелями новый кнопочный телефон. Длинные, междугородные сигналы!

Отец еще не пришел, мать ушла к знакомым («Горик, салат в холодильнике, котлеты на плите, я буду к девяти. И не ходи босиком…»). Егор выскочил в переднюю и взял трубку.

Звонил, конечно, не Михаил. Спрашивали отца. Кажется, из Москвы. Воинственный женский голос. Егор сумрачно разъяснил, что Виктор Романович Петров так рано с работы не приходит, надо звонить на завод.

– Там его тоже нет на месте!

– Естественно. Он не сидит в кресле, а мотается по объекту. А карманных телефонов еще не придумали.

– Меньше бы мотался, больше было бы проку, – отчетливо сказали на том конце провода.

И Егор представил раздраженную округлую даму.

– Так и передать? – ехидно спросил он.

– Так и передайте.