Мальчик со шпагой - Крапивин Владислав Петрович - Страница 37

– Ты не любишь правду! – торжествующе заключила Нелли Ивановна. – Недаром ты и твои дружки в вашем клубе выгнали Сенцова. – Она повернулась к директору: – Это прекрасный ученик в седьмом "Б", вежливый, дисциплинированный. Его брат учится в моем классе. Я говорила с матерью, она места себе не находит от возмущения! Они выгнали его за то, что он отказался участвовать в уличной драке и честно сказал об этом.

– Его выгнали за трусость. И не я, а совет, – сказал Серёжа. – Они трое, такие здоровые, бросили в беде одного пятиклассника, самого слабого.

– Зато ты, я смотрю, ух какой смелый! Вроде тех смельчаков, которые гривенники у первоклассников отбирают по дороге в школу… И не старайся, мне твои извиненья не нужны!

Серёжа сжал зубы.

Анатолий Афанасьевич взглянул на часы.

– Каховский, у вас какой сейчас урок?

– Физика.

– Как у тебя дела с физикой?

– Не очень. Надо сегодня тройку исправить.

– Ладно. Иди в класс.

Серёжа встал. "Выходит, все?"

– До свиданья, – сказал он.

Директор молча наклонил голову.

Серёжа пошел к двери.

– Анатолий Афанасьевич! Значит, вы ему больше ничего не скажете? – раздался за его спиной взвинченный голос Нелли Ивановны.

Серёжа остановился, думая, что его окликнут.

– Пока нет, – устало сказал директор. – Иди, Каховский, иди.

Серёжа закрыл за собой дверь. И тогда услышал, как там, в кабинете, неожиданно окрепшим голосом директор спросил:

– А что я должен ему сказать, уважаемая Нелли Ивановна?

На урок Серёжа сразу не попал. На лестнице его встретила Юля, старшая вожатая.

– Взгрели? – сочувственно спросила она.

"Все уже знают про эту историю", – подумал Серёжа. И сказал:

– Обошлось.

– Ну и хорошо. Слушай, Каховский, поддержи идею.

– Какую?

– Давай назначим тебя октябрятским вожатым к второклассникам.

– Юля, – с укором произнес он, – мне сейчас по физике отвечать, а ты страшные вещи говоришь.

– Да я серьезно!

– И я серьезно. Нельзя же так пугать человека.

– Серёженька, у тебя получится. Ты вон как за них заступаешься!

– Одно дело – заступаться, другое – командовать.

– Ну ты же командуешь в клубе "Эспада". Ты там, говорят, не то адмирал, не то капитан.

– Это же в "Эспаде". Там у меня в группе нормальные люди, а не малыши. Они сами знают, как что делать, даже и не надо командовать. А к маленьким подход нужен.

– Желание нужно, – грустно сказала Юля. – Никто из мальчишек не хочет работать. В совете дружины девчонки, в тимуровском штабе девчонки… А мальчишки – кто в хоккейной секции пропадает, кто у вас в клубе, а про школьные дела и слышать не хотят.

– Ю-у-у-ля, – протянул Серёжа, – ты хороший человек, а говоришь… прямо не знаю что. Во-первых, у нас в "Эспаде" из нашей школы только несколько человек, все больше из сорок шестой и девятнадцатой. Даже обидно. Во-вторых, дружинную газету кто всегда делает? Воронины. В концерте сегодня у кого главный номер? У Кузнечика. То есть у Медведева. В барабанщики ты кого записала? Пашку Снегирева из четвертого класса. А где он барабанить научился? В "Эспаде" у Данилки Вострецова, есть у нас такой барабанщик. Жалко, ты его не знаешь, он в сорок шестой школе учится.

– Немножко знаю, – сказала Юля. – Это мой брат.

– Ух ты! – удивился Серёжа. – А я все не мог понять, на кого ты похожа. Знакомое что-то…

– Рыжие все похожи, – вздохнула Юля.

– Ты не рыжая, а золотистая. И Данилка тоже… Юль, позвони Данилке, пожалуйста, в клуб, он сейчас там. Пусть он мне свой белый ремень оставит. Я потом забегу, возьму. Мне для вечера надо.

– А пойдешь в вожатые?

– Ну, Юля…

– Не буду звонить.

– Слушай, Юля. Если тебе вожатый нужен, поговори с Наташкой Лесниковой. Она давно к малышам хочет, а все не решается.

– Она девочка. У меня и так все девчонки в активе.

– Она лучше всякого мальчишки, – сказал Серёжа. – Позвони Данилке, ладно? А то мне неудобно к телефону в учительской соваться. Ну, я побежал!

Когда Серёжа вошел в класс, все притихли и стали смотреть на него. Серёжа поймал встревоженный взгляд Кузнечика, улыбнулся и мигнул: "Все в порядке".

– Живой? – спросил Сергей Андреевич. – А мы уж тебя похоронили. Отвечать будешь? Ну, иди к доске, мятежная душа.

…Из школы Серёжа вернулся в шесть. А в половине седьмого позвонил Кузнечик:

– Серёжка, ты на вечер в форме идешь?

– Конечно!

– Я тоже хочу. А родители жмут. Говорят, зря, что ли, новый костюм покупали?

– Ну, не знаю… Я только в форме.

– Я тоже. Ну его, этот костюм, я в нем на жениха похож. А ты парадный ремень достал?

– Ага. У Данилки. Только надо в клуб забежать.

– А мне Митька принес, ему барабанщики подарили.

– Волнуешься перед выступлением? – спросил Серёжа.

– Нет. Почему-то нисколько… Знаешь, я сегодня письмо получил от того парнишки, из Чили… Четвертого сентября отправлено, за неделю до мятежа.

– Вот это да… Долго оно шло.

– Знаешь, Серёжа, я даже боюсь. Я думаю: а вдруг его уже в живых нет? Он ведь сын коммуниста, а фашисты стреляют во всех без разбора: и в больших, и в пацанов.

– Может, в партизаны ушел с отцом, – сказал Серёжа.

– Может быть…

– А что пишет?

– Не знаю. Брата нет, а сам я не могу перевести. Коротенькое письмо. Несколько марок прислал и свою фотографию. Я думал, они там все черные, смуглые, а он совсем светлый. На Митьку немного похож. А имя такое длинное: Алехандро Альварес Риос…

Вечер состоял из двух отделений: концерт и танцы.

В ожидании концерта мальчишки и девчонки толклись в коридоре у дверей зала.

К Серёже и Наташе подошла Татьяна Михайловна.

– Как настроение? – поинтересовалась она.

– Бодрое, – сказала Наташа.

– Спасибо, – сказал Серёжа.

– Кстати, могу выдать небольшую тайну, – сообщила Татьяна Михайловна. – Ради праздника. Нелли Ивановна требовала для тебя, Серёжа, строгого выговора, но мы с Анатолием Афанасьевичем убедили ее, что не надо.

– И она согласилась? – с большим сомнением спросил Серёжа.

Ну… как видишь. Хотя поведение тебе, конечно, придется снизить. "Примерного" уже не будет, только "удовлетворительное".

Серёжа засмеялся.

Татьяна Михайловна удивилась:

– Разве я сказала что-нибудь смешное?

– Ну, Татьяна Михайловна, вспомните: когда у кого из нас было "примерное" поведение? Разве что у девчонок, да и то не у всех.

– Да… Народ вы очень уж беспокойный.

– Зато веселый, – заметила Наташа. – Иногда плакать надо, а мы смеемся.

– Ты о чем это, Лесникова?

– О Стасике Грачёве. Он такой счастливый сегодня. Отец не отлупил, вот он уже и скачет от радости.

Татьяне Михайловне, видимо, не хотелось говорить о грустных вещах, она изменила разговор. Поглядывая на левый Серёжин рукав с голубой нашивкой и золотым капитанским угольником, она спросила:

– Это у вас такая форма в клубе? Красиво. Только почему такое странное название?

– Это испанское слово, – объяснил Серёжа.

– Я понимаю. Но разве не нашлось русского?

– А что такого? Есть, например, студенческий строительный отряд "Гренада". Я с ним летом встречался. Тоже испанское название.

– "Гренада" – это другое дело, – возразила Татьяна Михайловна. – Про Гренаду песня есть.

– Про "Эспаду" тоже есть песня, – сказала Наташа.

Серёжа удивленно посмотрел на нее, но спрашивать не стал.

Они прошли в зал.

А через несколько минут на сцену вышел Кузнечик с гитарой. Шестиклассники зашумели, зааплодировали.

Павлик Великанов поправил перед Генкой микрофон.

Кузнечик, не дожидаясь тишины, ударил по струнам. И тишина пришла сама, сразу.

Не успел Серёжа научить Кузнечика песне про горниста и всадников. Генка пел ту, старую, про летчика.

Но сейчас в этой песне, кроме знакомых слов, Серёжа услышал новые: