Лужайки, где пляшут скворечники - Крапивин Владислав Петрович - Страница 46

Ствол скорострелки был направлен во тьму. Из тьмы в окно залетал ветер. Он был теплый, пахнувший дубовой листвой. Подымал в погашенном очаге неостывший еще пепел.

– Прошу всех быть предельно внимательными сказал со своего места Реад, хотя ясно было, что противник едва ли пойдет в атаку до рассвета.

Тьма была непроглядная.

Потом в этой тьме мигнул и описал два круга огонек. Фонарь. По нему сразу ударили несколько карабинов. Когда перестало звенеть в ушах, Максим услышал издалека:

– Эй, не стреляйте! Примите парламентера!

– Не стрелять, – сказал Реад. И крикнул во тьму: – Хорошо! Один человек и без оружия!

– Ждите!

Через минуту послышались шелестящие шаги. Корнет Гарский оттянул на себя тяжелую дверь, на нее направили луч. В проеме возник высокий человек.

Это был типичный повстанец-южанин: курчавый, с тонким носом и темной щетинистой бородкой, с бровями вразлет. В узкой черной одежде и замшевой безрукавке. Но акцента никто не различил, когда незнакомец негромко и буднично сказал с порога:

– Здравствуйте, господа. Честь имею представиться: горный полковник Док-Чорох.

– Садитесь, полковник, – тем же тоном отозвался Реад. И парламентеру подвинули невысокий чурбак. Док-Чорох сел. Реад – напротив.

– Слушаю вас, полковник.

– Господа. Отдавая дань вашему военному искусству и храбрости, я все же должен сказать: эту партию вы проиграли. Не так ли?

– Мы пока не видим проигрыша, – возразил Реад

– Свое положение вы знаете не хуже меня. Пути через реку нет. Блокада наша крепкая. В пешем строю вам не пробиться, а коней у вас… Что делать, таковы превратности войны. А в этом блокгаузе вы не продержитесь и часа. У нас две горные пушки.

– Ну – и… – сказал Реад.

– Предлагаю, господа, вполне разумный выход. Его высочество станет гостем в нашем лагере, а вы получите возможность вернуться в свое расположение. На конях. Безопасность гарантирую…

Стало тихо. В этой тишине совсем по-мальчишечьи фыркнул насмешливо корнет Гарский.

Барон Реад сказал неторопливо и утомленно:

– Делая это предложение, полковник, вы уже предвидели ответ, не правда ли?

– Не торопитесь, барон. Советую подумать.

– Вы меня знаете?

– Я помню вас по военному факультету. Вы учились на три курса младше… Неисповедимы пути наши…

– Да… Но как выпускник этого факультета, вы тем более должны понимать, что ваше предложение – не для гвардейцев. И вообще не для порядочных людей…

– Всякие люди, даже порядочные, хотят жить, барон. И прежде всего мальчик. У него почти нет шансов уцелеть в случае нашего штурма. Он ведь не станет отсиживаться в подвале… И в любом случае – живым или мертвым – его высочество окажется у нас. Таким образом, ваша задача все равно не будет выполнена. Вы, конечно, погибнув, сохраните честь, но… увы, не совсем. Гибель наследника будет на вашей совести.

– А не на вашей? – сказал со своего места Максим.

– Нет, ваше высочество. М ы вашу безопасность гарантируем полностью. Если вы любезно согласитесь пожаловать к нам…

Реад помолчал, видимо, принимая решение. И сообщил:

– Вынужден огорчить вас, полковник. Суб-корнет Шмель, которого вы видите среди нас, не герцог. Наследник уже занял законное место в столице. Если вы доберетесь до ближайшего городка, сможете купить газеты и прочитать о коронации. А одну могу подарить прямо здесь… Так что вы неверно оцениваете ситуацию. Отвлекая противника от настоящего наследника, мы все же выполнили задачу. И ваша блокада теперь бессмысленна.

Горный полковник Док-Чорох не потерял невозмутимости.

– Мы знаем о коронации. И знаем также, что это неуклюжая хитрость нового столичного правительства. Наш долг – возвести на престол настоящего монарха, которого мы и просим быть с нами… Не понимаю вашего упорства, барон. В конце концов, у нас одна цель.

– Вы полагаете?

– Да. И я надеюсь, вы придете к тому же выводу. Только прошу учесть, что времени у вас до восхода, а восходы нынче ранние… Честь имею… – Он встал.

– Не имеете вы чести, – вдруг звонко сказал Максим.

– Отчего же, принц?

– Вы бандиты. Напали тайком, перерезали горла…

– Это не бандитизм, принц, а жестокая практика боевых действий. А ля гер ком а ля гер, – как говорят просвещенные французы… До встречи, ваше высочество… виноват, ваше королевское величество. – И, согнувшись, он ушел в черный дверной проем.

Реад встал.

– Слушать внимательно. Не исключено, что они не станут ждать рассвета… Поручик Дан-Райтарг, смените на крыше часового у скорострелки, ровный ветер навевает сонливость…

– Слушаю, барон… Хотя едва ли стоит опасаться ночной атаки. Горный полковник сказал «время до восхода», а он кажется человеком слова.

– И тем не менее…

– Слушаю, господин ротмистр… – Рай поднялся по внутренней лестнице в люк, а Максим сказал от окна:

– Господин барон…

– Да, Максим, – отозвался тот с непривычной ласковостью.

– А может быть, правда…

– Что?

– Может, мне… пойти к ним? Ну, что они мне сделают? Убедятся, что я не тот, и отпустят… А вы все вернетесь в столицу.

– С какими лицами! – вскинулся корнет Гарский. – Вы забыли, суб-корнет, о гвардейской чести! Отдать своего товарища в руки врага!

– Отдать, чтобы спасти, – вмешался молчаливый поручик Тай-Муш. Честь честью, но когда речь идет о жизни мальчика, надо думать прежде всего о ней. Почему ребенок… извините, Максим… почему он должен расплачиваться жизнью за кровавые игры взрослых людей?

– Вы уверены, что там он не расплатится? – вздохнул Реад.

– Этот полковник… он же гарантировал, – напомнил Максим.

– Допустим, – кивнул Реад. – Полковник Док-Чорох действительно производит впечатление человека слова. Но… он может держать слово, пока жив. Его соратники не остановятся ни перед чем, если… им нужен будет труп наследника.

– Но я же не Денис! Зачем им убивать меня?!

– Да потому, что мертвый вы им нужны больше, чем живой! Мертвый вы не будете твердить «я не тот», «я не он». Ваше тело сфотографируют, найдут людей, которые опознают в вас юного короля! Вас торжественно похоронят, сделают из вашего имени знамя и кинутся на столицу свергать «самозванца»! Такое уже бывало не раз… – Барон прекрасно знал историю.

И Максим больше не спорил Умирать, так уж среди своих.

А как это «умирать»? Наверно, погрузиться вот в такую же тьму, как за окном? И ничего не чувствовать, ничего не думать? Или… все же есть другие миры, куда после смерти уходит душа?

Он и раньше думал про такое, но так, между делом, без большой боязни. А теперь э т о подошло вплотную. И Максима тряхнула сильная дрожь. Кто-то подошел сзади, накинул на него палатку. Наверно, решили, что мальчишка дрожит от ветра. А ветер-то был теплый!

А палатка была легкая, офицерская, из плотной, но очень легкой шелковистой ткани. Еще в походе Максим думал не раз: «Вырезать бы из ткани кусок, натянуть на длинные скрещенные распорки…»

Вырезать… Натянуть…

– Господин барон! Подойдите, пожалуйста! Я хочу что-то сказать… – Сам он не решился оставить пост у окна, да и нога опять болела.

– Что, Максим? – Реад склонился над мальчиком.

– Господин барон, я хочу признаться. За что меня чуть не выгнали из гимназии. Мы с мальчиками сделали из простыней и реек большой змей, и я поднялся на нем в воздух. И пролетел сотню саженей…